— Так это и есть судьба, — сказал Игорь, но Палыч спорить не стал, а Лев Евгеньевич нетерпеливо перебил сей философский диалог:

— Потом, потом выясните. Сейчас давайте решим, как действовать будем…

Решили так: поедут на фургоне Федора Матвеевича, а “пятерку” оставят здесь. Логинов и Огарков в кабине, Палыч с Игорем в будке. Правда, Федору Матвеевичу опять придется покидать пост.

— Ну, это не беда, — успокоил он. — Кузьмич выручит.

— Кузьмич у вас безотказный, я смотрю, — сказал Палыч.

— Когда бутылку ему дашь, он всегда безотказный.

И Федор Матвеевич сгонял за Кузьмичом, который прибыл как штык, тем паче что был одолеваем похмельем. Сразу ему и плеснули сто грамм — он их замахнул не глядя, после чего какое-то время на его щетинистой физиономии держалось напряженное ожидание, а затем расплылось блаженное довольство. Мир для Кузьмича стал расцветать розовыми красками.

— Дошло, — прокомментировал эту картину Кореньков.

Оставив Кузьмича бдить, исследователи загрузились в “Москвич” и покатили на дело.

— С чего начнем? — весело прокричал Лев Евгеньевич, оборачиваясь к заднему оконцу кабины.

— С Рябиновой, — решительно сказал Палыч. — С чего тогда началось, с того и сейчас начнем.

Резонно. Так и сделали. Федор Матвеевич прижал акселератор, и старенький фургон бодро понесся по уже шумным, но все еще каким-то утренним улицам.

За годы дома постарели, что-то забылось, появилось новое — но то место Палыч действительно помнил до сантиметра, так и показал Федору Матвеевичу, где следует остановиться.

— Вот здесь… Стоп, Федор Матвеич!.. Ага, отлично. Вон там, не доходя до той рябинки.

Все с интересом уставились на асфальт, в котором, надо сказать, ничего интересного не было.

— Попробуем? — бодро спросил Огарков.

— Попробуем, — сдержанно отозвался Кореньков. — Давайте, Федор Матвеич.

Федор Матвеевич отомкнул будку, Палыч спрыгнул наземь и размял затекшие ноги.

Эта улица и тогда была немноголюдной, и сейчас оставалась такой же. Вообще она производила впечатление грустное, но светлое. Таким нам всегда кажется наше прошлое.

Палыч огляделся с некоторым подозрением, но вокруг все было спокойно. Тогда он решительным шагом направился на то самое место.

Память его не подвела. Да это, конечно, и не память была, а нечто иное, гораздо большее. Он и сам это знал, правда, высказать не мог.

Когда ступил туда, почувствовал, как колыхнуло мир вокруг. Точно как тогда! Только послабее.

Он и сам вздрогнул: и радостно, и жутковато. Работаем! Но что из этого выйдет — неведомо.

— Игорь! — окликнул он. — Глянь-ка карту, как эта линия должна идти? Учти, что я стою на этой самой точке.

— А что вы испытываете? — немедленно спросил Огарков.

Палыч, казалось, затруднился с ответом. Во всяком случае, он помолчал, как-то беспокойно покрутился на месте и только после этого сказал:

— Что-то явно есть… Но по сравнению с тогдашним…

И расставил руки и покачал головой — ясно, мол, что не тот компот.

Игорь тем временем сверился с картой.

— Палыч, — сказал он, выйдя из фургона, — смотри: вот так, наискось через улицу, и вон .к тому дому… примерно по второму ряду окон.

— Может, туда и подъедем? — предложил Федор Матвеевич.

— А здесь как же? — Огарков нахмурился. — Надо все до конца прояснить.

— Да вроде как уже все ясно. — Игорь это понял сразу.

А Кореньков для убедительности даже попрыгал на месте. Зазвякала мелочь в карманах.

— Вот, — сказал он, — видите?.. Пока вот так. Но не совсем пусто, я чувствую. Предлагаю следующее: пройдусь по этой самой линии, к окнам. А вы подъезжайте, вон там разворот, видите? Так развернетесь, и к дому. Давайте!

И быстро зашагал наискось через проезжую часть, по указанному азимуту.

— Ну дает! — воскликнул Федор Матвеевич, спешно заводя двигатель. — А вдруг через стену пройдет?!

— Типун вам на язык, Федор Матвеевич! — Огарков сказал это так искренне и с сердцем, что рассмешил Игоря. Смеясь, он вымолвил:

— Или пропадет!.. Представляете: идет, идет… хлоп! — и нету.

Но Палыч не пропал и сквозь стену не прошел. Пока его сподвижники ехали, разворачивались и снова ехали, он дошагал до стены дома, остановился у того самого ряда окон, задрал голову и посмотрел в небо. Затем похлопал ладонью по шероховатой оштукатуренной стене.

— Ну что? — крикнул ему издалека Лев Евгеньевич.

— То же самое.

— Может, вокруг дома обойти? — предложил Игорь. — Это уже будет ближе к третьему ряду…

Но и там результат был таким же, то есть практически нулевым. Палыч внимательно прислушивался к себе, после чего заявил, что здесь даже и не колышет, как там, на точке.

Игорь внимательно сориентировался по карте и показал линию: она уходила сквозь детскую площадку, в какие-то бедовые заросли, к строениям неизвестного назначения. Палыч прошелся и по этой тропке. Скрылся в зарослях. Лев Евгеньевич, не утерпев, кинулся следом. Вдвоем они довольно долго бродили там, потом явились, и вид у обоих был мрачный.

— Пусто, — сообщил Огарков. — Все, что можно, прошли, но… — И развел руками.

— А что там вообще есть? — поинтересовался Игорь.

— Да собственно, интересного мало. Кусты, заросли, загажено, разумеется, изрядно. А здание это — бойлерная или котельная… В таком вот роде.

— Давайте подумаем. — Игорь присел на подножку фургона. — Покурим…

Закурили. Стали обсуждать.

— Но все-таки там, на точке, явственно проступило? — допытывался Лев Евгеньевич.

— Да-да, — кивал Палыч, нервно затягиваясь, — явственней некуда, ошибки быть не может. Но вот потом, когда я шел по линии… нет, ничего.

Огарков глубокомысленно приподнял брови.

— М-да… — вымолвил он и огляделся. — И тем не менее ошибки быть не может… Я согласен, мы на верном пути. Вы знаете, если бы порасспрашивать тех жиль-iiob, что в этих квартирах живут, в тех, которые как раз на линии…

— M-м? — заинтересовался Игорь, лицо его прояснилось.

— Вот-вот! Я полагаю, что если бы нам удалось провести полноценное расследование, то вскрылись бы интереснейшие вещи.

— Какие же?

— Нуг точно я сказать не могу, но могу поспорить, что здесь, именно в этих квартирах, повышенный процент разводов — допустим, допустим, конечно! Или, скажем, процент самоубийств. А может, и наоборот — здесь одни вундеркинды рождаются или красавицы… в таком вот аспекте.

Лев Евгеньевич повернулся и показал на бойлерную.

— А возможно, и там есть своя необычная статистика, и там из года в год происходят некие таинственные вещи…

— Но мы этого не узнаем, — закончил за него Игорь.

— Нет, отчего же? Все возможно. Если бы мне пройтись по квартирам… Я их раскручу, будьте уверены!

— Времени нет.

Но Лев Евгеньевич, похоже, загорелся.

— Это пустяки! Хотя, конечно, несколько часов…

— Нет-нет, — решительно отмел Кореньков, — именно этих часов у нас нет.

Лев Евгеньевич с сожалением посмотрел на окна дома. Видно было, что он душит в себе профессионала.

— Ладно, — наконец сказал он и выдохнул. — Другие предложения и вопросы?

— Другое предложение такое, — заговорил Игорь. — Выборочно проехаться по нескольким точкам линии. Раз в крайней точке что-то есть, значит, должно быть и в других. Давайте четыре-пять точек… Где-то наверняка сработает. Там и начнем шерстить.

— Ну что же, резонно, — кивнул Огарков.

— Давайте так, — согласился Палыч, давя окурок носком ботинка.

Федору Матвеевичу было все равно. Вновь вынули карту и наметили пункты.

— Может, у парка, — ткнул пальцем в карту Палыч.

— Почему там? — поинтересовался Огарков.

— Не знаю, — отозвался Палыч. — Интуиция!

— А-а! — с уважением протянул Лев Евгеньевич. — Если ваша интуиция, то я присоединяюсь.

— Хорошо-хорошо, — нетерпеливо перебил Игорь. — Смотрите… Лев Евгеньевич, дайте карандаш… Ага, спасибо. Смотрите сюда — две крайние точки: здесь и на Прибрежной. Затем: первая точка…