Он никогда не расспрашивал Томаса о его прошлой жизни, а Томас сам ничего ему о себе не рассказывал. Томасу вдруг стал нравиться этот невысокий парнишка, и он не понимал почему. Может, из чувства благодарности за обучение?

– В один прекрасный день, – говорил Дуайер, пытаясь перехватить сползавшую со стола карту, – и у тебя, и у меня будет свой корабль. Капитан Джордах, капитан Дуайер приветствует вас и просит оказать ему честь и подняться на борт его корабля.

– Да, – подхватил Томас. – Я тоже это предвижу.

– Особенно если вдруг начнется война, – говорил Дуайер. – Ну, конечно, не большая, не такая, как Вторая мировая, когда, чтобы стать капитаном какого-то боевого корабля, достаточно уметь преодолеть под парусом на шлюпке озеро в Сентрал-парке. Такая маленькая война, как, скажем, в Корее. Ты и представить себе не можешь, сколько денег огребли эти ребята. Зарплата в условиях боевых действий, прочие различные выплаты, все такое. А сколько парней, которые не отрывали свой зад от правого борта, вдруг стали командовать боевыми кораблями. Да, черт побери, если только Америка ввяжется где-нибудь в войну, а мы с тобой окажемся к этому готовы, то и представить себе трудно, как высоко мы взлетим.

– Прибереги свои мечты, нечего их разбазаривать, – останавливал его Томас. – Лучше вернемся к занятиям.

Они оба склонялись над картой.

Эта идея пришла Томасу, когда они стояли в Марселе. Уже почти в полночь они с Дуайером в Старой гавани обедали в небольшом ресторанчике, готовящем блюда из морской живности. Томас вдруг осознал, что они не где-нибудь, а на юге Франции. Они по этому поводу выпили три бутылки розового вина, потому что они были на Лазурном берегу, хотя, конечно, Марсель никак не назовешь Меккой для туристов. Их «Элга Андерсен» должна была поднять якорь в пять утра, и нужно быть на борту до этого часа – на остальное им наплевать.

После обеда, или скорее ужина, они погуляли в районе порта, заглянув в несколько баров. Последней их остановкой стал небольшой темный бар неподалеку от Канэбьер. Там играл автоматический проигрыватель, а несколько толстых проституток ожидали, когда кто-нибудь предложит им бесплатную выпивку. Томас был не прочь поиметь девушку, но вид у этих проституток был какой-то неопрятный, наверняка шлюхи с гонореей, и к тому же они никак не вязались с его представлениями образа дамы, с которой стоило трахнуться на южном побережье Франции.

Сидя за столиком у стены, то и дело поднося к губам стакан с вином, Томас, словно сквозь легкую пелену тумана, разглядывал жирные ляжки проституток, выглядывающие из-под крикливых, якобы шелковых платьев. Он с тоской вспоминал самые счастливые десять дней своей жизни, те славные денечки, которые он провел в Каннах с этой бесноватой англичанкой, обожавшей драгоценные украшения.

– Послушай, – сказал он Дуайеру, сидевшему напротив и потягивавшему из кружки пиво. – У меня появилась идея.

– Что такое? – не расслышал Дуайер. Он испуганно, краем глаза, посматривал на этих девиц, опасаясь, как бы одна из них не подошла к нему, не села рядом, положив ему руку на колено. Правда, вечером он сам предложил Томасу снять проститутку, чтобы окончательно, раз и навсегда доказать Томасу, что он – не педик, но Томас не стал его поощрять – для чего все эти доказательства. Ему наплевать, педик Дуайер или нет. В любом случае он ему ничего не докажет, так как он знал немало педиков, которые еще и трахали девушек.

– Что такое? – повторил он. – По-моему, ты сказал, что у тебя есть какая-то идея.

– Да, идея. Идея. Давай слиняем с этого затраханного судна.

– Ты что, с ума сошел? Что мы будем делать в Марселе без нашего судна? Нас посадят в тюрьму.

– Никто нас не посадит, – успокоил его Томас. – Я же не сказал, что насовсем. Какой следующий порт по маршруту? Генуя. Я прав?

– Да, Генуя, ты прав, – неохотно откликнулся Дуайер.

– Ну, сядем на него там, в Генуе, – предложил Том. – Скажем, напились, заснули, не могли проснуться, проспали. Когда проснулись, судна и след простыл. Ну, вычтут у нас за несколько дней прогула из зарплаты. Больше сделать ничего не смогут, руки коротки. После Генуи судно возвращается прямиком в Хобокен, так?

– Ну, так.

– Я не желаю больше плавать на этой посудине, в любом случае. В Нью-Йорке мы найдем для себя что-нибудь получше.

– Хорошо. Но что мы будем делать до того, как доберемся до Генуи? – спросил с тревогой в голосе Дуайер.

– Путешествовать. Мы с тобой совершим большое путешествие, – сказал Томас. – Мы сядем на поезд и поедем в Канны. Пристанище миллионеров, как пишут об этом курортном городке в газетах. Я был там. Это было такое чудесное время, больше такого не будет никогда в жизни. Полежим на пляже, найдем женщин. Жалованье у нас в кармане…

– Но я коплю деньги! – возразил Дуайер.

– Нужно пожить, пожить немного вволю, – неторопливо говорил Томас.

Теперь, когда соблазнительные Канны так близко, так доступны, ждут его, он, Томас, и представить себе не мог, что вернется на это мрачное судно, будет снова стоять вахты, отдирать краску, жрать тухлую капусту.

– Но у меня с собой нет даже зубной щетки, – сопротивлялся Дуайер.

– Я куплю тебе щетку, не волнуйся. Послушай, ты все время мне твердишь, какой ты великий моряк, как ты ходил под парусом на рыбачьей плоскодонке еще совсем мальчишкой на озере Верхнее.

– Ну какое отношение имеет озеро Верхнее к Каннам?

– Матросик, – перед ним стояла одна из шлюх из бара в платье, расшитом стеклярусом, открывающим почти всю ее грудь. – Матросик, не хочешь ли угостить милую леди маленьким стаканчиком, а потом здорово повеселиться с ней?

– Пошла отсюда вон! – рявкнул Томас.

– Salаud!1 – довольно любезно отреагировала она, и, засверкав переливчатым стеклярусом, отошла к музыкальному автомату.

– Ты хочешь знать, какое отношение озеро Верхнее имеет к Каннам? – переспросил Том. – Я скажу тебе. Ты ведь смышленый, ловкий морячок, плавающий по озеру Верхнее…

– Ну, я…

– Разве не так?

– Послушай, Томми, ради бога, – сказал Дуайер. – Я ведь никогда не говорил, что я был Христофором Колумбом или кем-то вроде этого мореплавателя. Я говорил, что я водил под парусом рыбацкую плоскодонку, когда был мальчишкой, а потом работал на маленьких прогулочных пароходиках и…

– Значит, ты умеешь управлять лодкой? Могу я такое предположить, или я ошибаюсь?

– Конечно, я умею управлять небольшими парусными лодками, – в который раз признался Дуайер. – И все же я не…

– На пляже в Каннах, – сказал Томас, – множество парусных лодок, которые можно брать напрокат на час или больше. Мне хочется самому, собственными глазами, увидеть, на что ты способен. Ты, конечно, силен в теории, разбираешься в морских картах, учебниках по мореплаванию. Очень хорошо. Я хочу сам увидеть, как ты управляешь лодкой, как ты ее выводишь из гавани в море, потом возвращаешься в гавань. Или же я опять должен принимать все твои слова на веру, как и твои утверждения, что ты не педик?

– Томми, брось! – обиделся Дуайер.

– Ты ведь и меня можешь научить этому искусству, – не сдавался Томас. – А я хочу перенимать морскую науку только у настоящего моряка. Ну да ладно, если ты такой трус и боишься поехать со мной в Канны, я поеду один. Возвращайся на судно, будь паинькой.

– О’кей, – сказал Дуайер. – Я никогда ничего подобного прежде не делал. Но теперь я это сделаю. К черту это вонючее судно! – Он допил до конца пиво.

– У нас будет грандиозное путешествие, – резюмировал Томас.

Путешествие не было таким же великолепным, как предыдущее, незабываемое. Потому что рядом с ним был Дуайер, а не бесноватая англичанка, любительница драгоценностей. Но все же – грех жаловаться. Все же куда лучше, чем стоять вахты на «Элге Андерсен», жрать болтанку и спать в грязной, похожей на нору каюте вместе с двумя отчаянно храпящими по ночам марокканцами.

За улицей Антиб они нашли неплохой дешевый отель, каждый день ходили купаться на пляж, хотя стояла уже осень, и вода была такой холодной, что в ней можно было выдержать совсем недолго. Те же белые высокие многоэтажные здания, то же розовое вино, то же голубое небо, те же большие яхты в бухте. И не нужно беспокоиться о поддержании нормального веса или о встрече с французским боксером-убийцей, когда отпуск подойдет к концу.