— Гиневра?!

— Именно, мой король. Королева встала наконец с постели.

— Ох, слава богам! — негромко произнес он.

Но внезапное и полное выздоровление королевы выглядело подозрительно. Ведь сегодня утром король, как обычно, прежде чем отправиться на тренировку, задержался, чтобы осведомиться о ее здоровье. И она, как и накануне, выглядела бледной и слабой и двигалась так, словно ей не хватало сил даже встать и одеться, не говоря уж о том, чтобы взяться за свои обычные дела. И при этом Гиневра день за днем пыталась уложить его в постель рядом с собой.

Однако Артуру было все труднее скрыть отвращение, охватывавшее его при этой мысли. Когда же его влечение к супруге иссякло, высохло, превратившись в горстку пыли? Он не знал. И не мог возложить вину за это на графиню Изабель, потому что началось все еще до ее приезда. Осталась только боль, и никакого желания. И король был более чем уверен, что, сохранись в нем хоть капля прежней страсти к Гиневре, он и не посмотрел бы на графиню. Он был способен любить только одну женщину, всегда только одну. И если его сердце было занято, его не интересовали другие женщины, кроме той единственной, которой принадлежали и его любовь, и его желание.

Артур задумчиво покачал головой.

С одной стороны, его порадовало, что к Гиневре вернулось наконец здоровье. Однако, пока она лежала в постели, он был волен делать что вздумается. Теперь же, когда Гвен встала на ноги, она будет внимательнее за ним следить, это король понимал. Вот такая головоломка. Надо обсудить это с Изабель.

— Ну, очень хорошо, что ей стало намного легче, — сказал он.

Потом присмотрелся получше.

— Ну и ну! Она тоже надела эти черные штаны!

— Мэри говорила, что Изабель решительно настроилась вытащить Гиневру из постели и надеялась, что бриджи ей в этом помогут.

— Хм, хотел бы я знать почему? — пробормотал король.

И только тогда понял, что говорил вслух, когда Джеймс ответил:

— Наверное, служанки собрались и обсудили то, что происходит с королевой. И поскольку так уж получилось, что они обращаются к Изабель со всеми вопросами, которые возникают в замке, они и решили отправить к королеве именно ее.

— Изабель взяла на себя обязанности Гиневры? — удивленно спросил король.

— А ты и не заметил?

— Похоже, я ослеп, — сказал Артур, и ему захотелось дать самому себе под зад. — Да, я не заметил, а Изабель ни словом не упомянула о том, чем ей приходится заниматься. Она ведь гостья в замке, а вынуждена делать то, что ее вообще не касается!

— Но графиня не жалуется, — заметил Джеймс. — Она только огорчалась из-за того, что произошло между вами несколько дней назад.

— А ты знаешь, в чем я больше всего виноват, Джеймс? — спросил Артур.

— Нет, мой король, не знаю.

— В том, что позволяю доверенным людям говорить слишком много.

Джеймс расхохотался.

— Прости, сэр, — сказал он, — Я сболтнул лишнее.

— Что-то не похоже, чтобы ты сожалел.

— Я научусь изображать на лице раскаяние.

Король хлопнул Джеймса по спине.

— Попробуй. Боюсь, тебе понадобится на это много лет.

Еще раз посмотрев на играющих женщин, король нашел взглядом красавицу с длинными светлыми волосами. За ней гнались сразу несколько служанок. Артур повернулся и пошел обратно в кабинет. В его ушах звучал смех Джеймса. Да уж, им с Изабель предстоит о многом поговорить вечером. Если удастся остаться с ней наедине.

Мысль о том, что этого может и не случиться, была угнетающей.

Раньше Гиневре и в голову не пришло бы спрашивать разрешения, чтобы войти в кабинет Артура, но она остро ощущала, что слишком многое между ними изменилось. Поэтому, хотя дверь была открыта, королева постучала. Король внимательно изучал подробную карту какой-то местности.

Артур свернул пергамент и встал.

— Гвен, — сказал он, жестом приглашая супругу войти, — рад видеть тебя в добром здравии. Насколько я понимаю, ты чувствуешь себя намного лучше.

— Да, Артур, благодарю.

Он проводил ее к креслу, подождал, пока она сядет, и только тогда вернулся на свое место.

— Значит, ты излечилась от… недомогания?

— Уверена, графиня сообщила тебе об этом.

— Вообще-то нет. Я с ней сегодня еще не разговаривал.

— О!

— Да и какое она имеет отношение к твоему выздоровлению?

Гиневра была вынуждена говорить правду. Король сразу замечал, если она пыталась что-то скрыть. Он быстро узнал о Ланселоте. Нет, не то, что Гиневра и Ланселот стали… слишком близки, но он понял — что-то переменилось.

— Она приходила утром в нашу… в мою спальню, и мы поговорили.

— Значит, тебя вылечил этот разговор? Надо запечатать его в бутылку и продать целителям.

— Прошу, Артур, мне и без того трудно, не делай все еще хуже…

Король кивнул.

— Извини. Это была неуместная шутка. Хочешь рассказать, о чем вы говорили?

— Она… она объяснила мне, что я подвожу тебя. И подвожу Камелот, и всех в нем — тем, что не исполняю свои обязанности.

— Думаешь, она перешла границы дозволенного?

— Да… то есть нет, — Гиневра покачала головой, — Она оказалась единственной, у кого хватило храбрости сказать мне это.

— Могу поклясться, это скрытый упрек мне, но поскольку ты только что оправилась от тяжкого отравления, я пропущу это мимо ушей.

— Нет-нет, я ничего такого не имела в виду. Ты доверчив, Артур. Если бы я сказала тебе, что чувствую себя по-прежнему плохо, ты бы принял это за правду.

— К чему эти уловки, Гвен? Чего ты хочешь добиться?

Гиневра уставилась на собственные руки.

— Может быть, твоего внимания.

— Для этого тебе не нужно изображать болезнь, Гвен. Тебе стоит только сказать.

— Вот я и говорю.

— И в этот момент, — сказал король, закрывая дверь, — все мое внимание принадлежит тебе.

Он вернулся к письменному столу и сел.

— Что у тебя на уме?

— Ты всегда был прекрасным мужем, Артур. Любящим и внимательным, и терпеливым, когда я училась носить корону. Ты всегда был добр ко мне.

— Приятно это слышать.

— А я ответила тебе предательством и глубоко сожалею. Если бы я могла повернуть время вспять…

— …то ничего бы не изменилось. Это судьба — то, что ты и Ланселот полюбили друг друга. Я точно так же не смог бы этому помешать, как не могу помешать дождю или снегопаду.

— Мы могли бы…

— Нет, — перебил король, — Мы не можем. Ты все еще любишь Ланселота, а он любит тебя. Это факт. И начни ты это отрицать сейчас, я потеряю остатки уважения к тебе. Не говоря о том, что я никогда не прощу, если ты разобьешь сердце Ланселота. Я его не виню. И тебя не виню тоже. Так уж случилось, Гвен. Но этот молодой человек значит для меня очень много, и я сурово обойдусь с любым, кто попытается причинить ему вред.

— Значит, ты по-прежнему заботишься о нем, а не о своей супруге?

— Гвен, если бы я не заботился о тебе, тебя уже обвинили бы в государственной измене. Я говорил тебе бесчисленное множество раз, меня не волнует, чем вы занимаетесь с Ланселотом. Я только хочу, чтобы вас не застали и не раскрыли преступление против короля. В Камелоте пока невозможно выйти из столь затруднительного положения без потерь. Хотя я серьезно размышляю о системе, что принята в Дюмонте, где можно расторгнуть брак, не наказывая ни мужчину, ни его жену. Кажется, графиня Изабель называет это «развод без вины сторон». Что-то в этом роде.

— Ты обсуждал личные дела с графиней?

— Признаюсь, обсуждал.

— Да как ты посмел?!

— Посмел, Гиневра, потому что доверяю ей. Я верю ее мыслям и мнениям.

Гиневра прижала ладони к вспыхнувшим щекам.

— Я… я в ужасе оттого, что ты говорил о подобном с посторонним человеком!

— Она не посторонняя. Пока ты лежала в постели, прикидываясь больной, она стала мне другом и помощницей.

Гиневра посмотрела в глаза мужу и все поняла. И правда ударила ее прямо в сердце.

— Ты в нее влюбился!

Король Артур заколебался всего на мгновение, но кивнул.