— Но ты сказала, что она безупречна.

— Так и есть! И четыре сотни долларов можно отдать за такое совершенство. — Памела вздохнула и снова взяла его за руку, чтобы увести от магазина. — Идем, а то я разрыдаюсь.

— У тебя нет четырех тысяч долларов? — спросил Аполлон, когда они пошли дальше.

— Ну, у меня есть четыре штуки. Но у меня нет лишних четырех штук… по крайней мере, настолько лишних, чтобы выбросить на игрушку вроде драгоценной сумочки. Даже если это рубиновый башмачок самой Дороти. Ох, ладно. Может быть, когда-нибудь…

Аполлон подумал о толстом свертке бумажных денег, что лежал у него в кармане. Он не помнил точно, какую сумму взял с собой. Он просто вытащил сколько-то из пачки купюр, которые были по приказу Зевса оставлены Бахусом в золотой чаше у входа в портал. Аполлон быстро произвел мысленный подсчет и был почти уверен, что четыре тысячи там не наберется. Но в любом случае Памела считала это огромной суммой, скорее всего, слишком большой для подарка. Аполлон посмотрел на золотую монету, уютно устроившуюся в ложбинке между грудями Памелы. Памела и это не хотела принять от него, хотя даже отдаленно не представляла себе стоимости талисмана. Нет, она наверняка не позволит ему подарить ей ту сумочку.

Фальшивый камень сменился дорогим ковром, когда Аполлон и Памела покинули торговую зону «Форума» и вошли во «Дворец Цезаря».

— Сюда, — сказал Аполлон, поворачивая направо и минуя несколько рядов торопливо мигающих машин с прорезями для денег… а потом он замедлил шаг и остановился.

— Что, не в ту сторону повернул? — спросила Памела.

Аполлон улыбнулся.

— Нет, но мне в голову пришла одна мысль. Ты не хотела бы испытать удачу?

На милом личике Памелы отразился вопрос.

— Тебе нужна та сумочка, но ты не хочешь тратить на нее четыре тысячи долларов. Но что, если ты выиграешь эти деньги? Тогда ты купишь ту вещицу?

— Мне кажется…

Аполлон кивком указал на ближайший ряд автоматов.

— Я просто чувствую, что сегодня нас ждет удача.

Памела задумчиво прикусила губу.

— Я вообще-то никудышный игрок. И мне нравится знать, что если я отдаю свои деньги, то получу что-то взамен.

— Тогда позволь мне снабдить тебя деньгами.

Аполлон извлек из кармана сверток и быстро перелистал десятка полтора купюр, на большинстве которых стояли цифры 50 или 100.

— Боже правый! Фебус, ты что, не доверяешь кредитным картам?

Аполлон изо всех сил постарался скрыть смущение. Бахус упоминал что-то о разных способах, которыми современные смертные рассчитываются за покупки, но Аполлон почти не помнил, что он говорил.

— Мне нравятся эти деньги. — Он помолчал, пытаясь сообразить, что еще тут можно сказать. — Они не слишком яркие, но выглядят интересно.

Он протянул ей стодолларовую купюру.

— Возьми эту и скорми какой-нибудь машине, и посмотрим, что получится.

Памела состроила гримасу, глядя на Аполлона, как на сумасшедшего.

— Я не могу вот так выбросить на ветер сто долларов, даже если они твои. И я действительно никогда прежде не играла. Так что не думаю, что можно рассчитывать на удачу.

— А мне кажется, ты везучая. Мне же ты принесла удачу.

Памела невольно улыбнулась.

— Нет, я не могу выбросить сотню долларов.

— Тогда возьми вот это. — Аполлон перебирал купюры до тех пор, пока не отыскал наконец пятерку. — И не забывай, ты можешь выиграть столько, чтобы купить тот смешной башмачок.

Когда Аполлон упомянул о столь желанной вещице, глаза Памелы вспыхнули, и бог света понял, что победил.

— Ладно, договорились.

Но она не взяла пятерку. Вместо того она переворошила деньги в руке Аполлона и нашла двадцать долларов.

— Я сыграю вот на это, и только на это. Если я выиграю, ты получишь половину. Если проиграю — буду должна тебе десятку.

— Ладно, договорились, — повторил Аполлон ее слова. — Какую машину испытаем?

Памела окинула взглядом ряд звенящих, подмигивающих, светящихся игровых автоматов, слегка испуганная их гладким чужим видом. Был вечер воскресенья, девятый час, но занята была пока что едва половина автоматов — игроки нажимали на кнопки и дергали за металлические рычаги со всепоглощающей сосредоточенностью.

— Это же ты у нас счастливчик, — сказала она наконец. — Ты и выбирай.

Аполлон потер подбородок, делая вид, что тщательно изучает ряд мигающих ящиков.

— Мне нравится, как выглядит вот этот.

Он взял Памелу за руку и подтащил к автомату неподалеку от них. В этом ряду сидели всего двое игроков, и оба находились через несколько мест от выбранного богом света автомата.

— «Колесо Фортуны». Ты уверен, что предпочитаешь именно этот? Называется как шоу… Наверное, это дурной знак — то, что мне никогда не нравился этот конкурс. Я сама не слишком хорошо умею произносить слова по буквам. — Она передернула плечами. — Ладно, черт с ним…

— Ты нервничаешь. — Аполлон не понял ни слова из того, что она сказала, но зато отлично понимал и тон ее голоса, и язык ее тела.

— Да, — согласилась Памела, чувствуя себя ужасно глупо. — Ты прав. Нервничаю. Я же говорила тебе, что никогда раньше не играла.

— А ты не думай об игре. Думай о той сумочке в витрине.

Памела взбодрилась.

— Ну, купить сумочку мне действительно хочется… Она села на маленький мягкий табурет и повернулась к безвкусно, кричаще разрисованному автомату.

— Похоже, деньги надо сунуть сюда… — пробормотала она, засовывая двадцатку в узкую щель.

Купюра исчезла, а машина звякнула и загудела, выставив на дисплее цифру кредита: «Двадцать долларов».

Памела посмотрела на Фебуса.

— Готов?

— Готов.

Памела ухватилась за красный набалдашник серебристого рычага и потянула. Ее внимание полностью сосредоточилось на окошке с тремя секторами, и она совершенно не заметила, как Аполлон сделал рукой повелительный жест.

— Бар… — сказала Памела, когда первый барабан повернулся и замер в окошке автомата.

— Бар… — повторила она, когда остановился второй барабан, и в ее голосе послышалось волнение.

И наконец она во все горло закричала:

— БАР! — когда остановился и третий барабан.

Автомат взорвался огнями, загудел сиренами и начал выплевывать деньги из железной пасти, а Памела визжала от восторга и обнимала Аполлона; он прижимал ее к себе, радостно хохоча.

Иной раз по-настоящему приятно быть богом.

Ручка сумочки, изображавшей рубиновый башмачок, представляла собой филигранную золотую цепочку, напомнившую Памеле своеобразные ожерелья двадцатых годов. Она накинула цепочку на плечо, и ее охватило отчаянное детское желание помчаться вприпрыжку, как Дороти по дороге из желтого кирпича. Она поверить не могла, что сумочка теперь принадлежит ей! Вернель просто на нет изойдет, когда увидит такую штучку.

— Нет, ну надо же было такому случиться, чтобы джекпот оказался как раз восемь тысяч долларов! — воскликнула Памела, крутясь во все стороны и любуясь, как сумочка отражается в витринах магазинов, мимо которых они проходили.

— Я же говорил тебе, я чувствовал себя очень удачливым сегодня, — сказал Аполлон, восхищаясь бурной и непосредственной реакцией Памелы на выигрыш.

— Я сама никогда бы не решилась купить нечто столь невероятно дорогое. — Памела сжала руку Аполлона и понизила голос: — Даже если бы речь шла о паре самых прославленных дизайнерских туфель в самом начале модного сезона! Нет, только не четыре тысячи!

— Но тебе ведь нравится эта сумочка.

Аполлон улыбнулся, глядя на Памелу сверху вниз и всей душой радуясь, что смог доставить ей такое удовольствие. И как ни странно, ему совсем не хотелось рассказывать Памеле, что это он заставил игровой автомат выбросить ровно ту сумму, которая ей требовалась. Это теперь казалось совсем не важным. А важно было то, что Памела невероятно радовалась. От этого на сердце у Аполлона стало легко и свободно.

— Да, мне нравится эта сумочка. Я вообще обожаю сумочки. Я в них просто влюблена! — Памела расхохоталась. — И мне наплевать, что это звучит пошло. Я буду носить ее только по особым случаям. Когда я вернусь в свою студию, я ее выложу под стекло в окне перед входом, там, где написан девиз нашей фирмы: «Дизайнерская студия "Рубиновый башмачок"… Мы знаем: нет места лучше, чем дом».