— Я умерла, но осталась собой.

— Да, милая, и у тебя все будет хорошо, — сказала Лина.

Потом она подняла голову и улыбнулась.

— А вот и наши боги идут.

Гадес и Аполлон шагали рядом через двор. Темный бог положил руку на плечо друга и что-то пылко говорил ему на ходу. Аполлон кивал в ответ, но когда увидел Памелу, его внимание тут же устремилось к ней, и он поспешил к скамье, где сидели они с Линой. Он остановился перед Памелой.

— Ты выглядишь так же паршиво, как сразу после укуса змеи, — сказала Памела. — Что, рука все еще болит?

— Нет! — воскликнул он, едва не расхохотавшись. — Теперь никакой боли в теле!

Он осторожно погладил ее по щеке.

— Ты стала опять собой, сладкая Памела?

— Да, похоже на то. В чем-то я изменилась, но все равно это я. Может быть, это даже больше я, чем когда-либо, — ответила она, и ее голос зазвенел от этой удивительной мысли.

— И ты прощаешь меня за то, что я похитил твою душу и принес сюда?

Памела всмотрелась в его красивое лицо. Лина была права. Она принесла с собой свою любовь и еще кое-что — вроде веры, надежды и способности прощать.

— Все в порядке, Аполлон, — сказала она. — Я тебя простила.

Бог света молча опустился на колени, прижался лицом к ее ногам… а когда она погладила его по волосам, Аполлон зарыдал.

На горе Олимп Зевс слушал Артемиду, заканчивавшую рассказ. Охотница была великолепна в гневе, но в ней замечалось и еще что-то… Она с настоящей страстью защищала современных смертных. Зевс, заинтригованный, наблюдал, как его дочь смахнула слезы с прекрасных глаз, описывая гибель смертной женщины, которую, как она утверждала, полюбил ее брат. Зевс едва верил, что с его дочерью могли произойти такие перемены. Артемида никогда не проявляла особого интереса к смертным. Нет, она не была жестока с ними; она просто всегда оставалась отстраненной, холодной, недоступной. Они приносили жертвы в честь Охотницы, обращались к ней за помощью, и Артемида иной раз даже отвечала на их мольбы, если на нее находил такой каприз. Но никогда за бесчисленные тысячелетия Зевс не видел, чтобы Артемида плакала по кому-то из смертных. И еще она с искренней теплотой говорила о том аэде, который дал пристанище золотым близнецам. Как будто ее и в самом деле интересовал этот смертный мужчина. Все это удивляло не на шутку.

— Та бедная слабая женщина, что послужила орудием убийства Памелы, находилась под влиянием Бахуса. Я почуяла его вонь. Это было так, словно и несчастная, и вся ночь пропитались его запахом. Бог вина заслуживает наказания, и не только за смерть невинной. Это он направлял все события, что привели к печальной ночи. И почему?

Охотница повернулась к Бахусу, стоявшему перед великим Зевсом, восседавшим на троне.

— По одной-единственной причине: из-за злобы и зависти!

— В отместку! — взвизгнул Бахус.

— В отместку? — воскликнула Артемида. — Да разве Памела заслужила наказания? Она была доброй и преданной. И все, что она сделала, так это полюбила моего брата и защищала нас обоих, когда мы оказались в ловушке в ее мире, лишенные силы!

— Это не ей наказание! Это было наказание тебе и твоему надменному брату! — Бахус уставился на Зевса дикими, безумными глазами. — Разве ты не понимаешь? Они думали, что могут забрать мое королевство и что им за это ничего не будет! Они вовсе не были невинными гостями, они были захватчиками!

— Молчать! — приказал Зевс, и в небе прогремел гром. — Пора мне вынести свое суждение. Подойди, Бахус.

Бог вина неуверенно приблизился к подножию трона Громовержца.

— Ты мой сын, Бахус, и я люблю тебя. Но ты также и дитя своей матери. Она желала того, чего не могла иметь. Ее нельзя было урезонить, и это желание стоило Семеле жизни. А теперь ты хочешь иметь то, что тебе не принадлежит. Я дал тебе шанс, как и твоей матери, подумать обо всем. Но ты вместо того ответил мне ложью и ненавистью. Так вот скажи мне, Бахус, бог вина: что ты делаешь с теми лозами, которые перестают приносить добрые плоды?

Смущенный Бахус моргнул маленькими глазками и прищурился, глядя на Зевса.

— Такую лозу обрезают в конце сезона, чтобы на следующий год она снова ожила и принесла хороший урожай.

Зевс торжественно кивнул.

— Таково и будет твое наказание, сын мой. С этого момента в конце каждого сезона твое тело будет отсылаться к Титанам, чтобы быть разорванным их могучими орлами. А когда ты родишься снова, подумай о полученном уроке. Подумай о своих ошибках, осознай их и принеси добрые плоды.

Бахус завизжал от ужаса, но Зевс взмахнул могучей рукой, и бог вина исчез.

Громовержец посмотрел на Артемиду.

— Подойди, дочь моя.

Артемида без малейшего страха шагнула вперед и приблизилась к трону.

— Расскажи, чему ты научилась в королевстве Лас-Вегас.

Артемида посмотрела в темно-серые, как грозовое небо, глаза отца.

— Я поняла, что такое быть смертным.

— Объясни же мне, что это значит, Артемида.

— Это значит, что я никогда не знала вот чего: они вовсе не слабые, незначительные существа, живущие и умирающие в течение нашей секунды. Они совсем неслабы — просто их смертная оболочка может их подвести. Но во многих из них пылают честь и преданность, дружба и любовь, и они сияют так ярко, что если бы мы могли увидеть их такими, каковы они есть на самом деле, их свет ослепил бы даже богов.

— Ты считаешь этот урок ценным?

— Я буду помнить его вечно! — ответила Артемида.

— Что ж, тогда твой урок дал тебе куда больше, чем могло бы дать любое наказание, наложенное мною. И следовательно, мне добавить нечего. Истины, которую ты теперь несешь в своем сердце, достаточно. Ты вольна делать что хочешь.

Артемида склонила голову, но прежде чем успела выйти из тронного зала отца, ее остановил голос Зевса:

— Еще одно, дочь. Твой брат нуждается в тебе. Я дарую тебе силу, которая потребуется, чтобы помочь ему. Если ты этого пожелаешь.

Артемида, слегка смущенная, снова склонила голову. Конечно, она поможет Аполлону.

— Спасибо, отец.

— Рано благодарить меня, дочь. Любовь часто бывает такой же горькой, как и сладкой. Иди теперь к Аполлону.

И в могучем голосе Зевса послышалась печаль. А Артемида, едва выйдя из тронного зала, закрыла глаза и пожелала перенестись в Подземный мир.

— Артемида, прошу, попытайся понять и попробуй подумать, как можно мне помочь, — сказал Аполлон.

— Я не могу! Я не понимаю, почему ты не можешь оставить все как есть! Памела выглядит счастливой. Зачем что-то менять?

Артемида раздраженно сорвала безупречную нежно-кремовую розу, что обрамляли дорожки в этой части сада за дворцом Гадеса; дорожки тянулись к самому краю полей Элизиума. Когда Артемида материализовалась в Подземном мире, она едва успела поздороваться с Памелой, как Аполлон заявил, что ему необходимо поговорить с ней и увлек сестру в сад. И теперь Артемида недоумевала.

Аполлон вздохнул.

— Я с ней пока не говорил об этом. Я хотел сначала поговорить с тобой, чтобы ты помогла решить, что можно сделать…

Голос Аполлона утих; бог света беспокойно шагал взад-вперед по тропе перед стоявшей на месте Артемидой.

— Ты имеешь в виду, что можно сделать с таким несущественным фактом, что бог света задумал покинуть Олимп? Навсегда?

Аполлон нахмурился.

— Не навсегда. Только на одну жизнь.

— Это и будет что-то вроде вечности для Древнего мира, лишившегося своего Аполлона!

— Может, мы могли бы поговорить с отцом. Ты говоришь, он больше на нас не сердится. Может быть, я смог бы убедить его…

— В чем? Чтобы он стал тобой? И следил бы, чтобы твоя колесница продолжала нести солнце по небесам? Ты этого от него ждешь?

Артемида отбросила длинные золотые волосы, стараясь не обращать внимания на слова Зевса, звучавшие в ее памяти: «Твой брат нуждается в тебе. Я дарую тебе силу, которая потребуется, чтобы помочь ему. Если ты этого пожелаешь».