— Значит, так, орлы! Через день мы с вами отправляемся на соревнования. Итого у нас остается ровно два дня до выхода на ринг. Эти два дня мы проведем без тренировок. Восстанавливайтесь, набирайтесь сил, готовьтесь, настраивайтесь на решающие выступления. Все всё поняли?
— Даааа! — пацаны закивали головами.
— Ну тогда — по домам, точнее, по номерам, — полушутя скомандовал Григорий Семенович и скрылся в коридорах общаги.
Два дня. Отлично — как раз будет время, чтобы съездить на дачу, отметить праздник и вернуться, при этом не пропустив никаких занятий и, следовательно, не вызвав подозрений. Выпивать там мы не собирались — во всяком случае, я-то точно, колобродить по полночи — тоже. Так что, по идее, моей физической форме ничего не должно было особенно помешать.
— Ну что, пошли в магазин? — ко мне подскочил Сеня со своим списком продуктов. — Пацаны там уже собрались, ждем только тебя.
— Пошли, — согласился я. Все-таки идти гулять или по своим делам, когда ты «официально» свободен, гораздо приятнее, чем убегать тайком и потом придумывать правдоподобные версии того, где ты был и почему не предупредил.
Мы разделились, чтобы быстрее прикупить все необходимое — такой фактор, как неизбежные очереди, никто еще не отменял. Сене был доверен поход в булочную за несколькими буханками и батонами. Лева вызвался сгонять на ближайший рынок и купить хорошее мясо — был у него там какой-то знакомый продавец. Еще один наш товарищ, Колян, взял на себя яйца, колбасную и сырную продукцию. А нам со Шпалой остались овощи для салатов.
Знакомый, но уже хорошо забытый запах советского продуктового ударил мне в нос прямо с порога. Белый кафель, которым традиционно были отделаны стены, всегда навевал у меня ассоциации или с больницей, или и вовсе с санузлом. Наверное, подразумевалось, что здесь должно быть так же чисто, как в операционной, но вряд ли найдется хоть один человек, который встречал такую же чистоту в наших магазинах. Очередь длиной в полмагазина послушно вытянулась вдоль рядов с консервами. Да, вот куда испарялись все способности наших людей к дизайну помещений — в выстраивание пирамид из консервных банок! Хорошо еще, в витринах этого магазина не был выложен банками какой-нибудь лозунг — такое тоже бывало.
Лениво, безумно медленно вращающиеся вентиляторы над светильниками, липкие ленты на подоконниках, игравшие роль ловушек для мух… В голове замелькали картинки из того, прошлого детства: как родители брали меня с собой в магазин, когда не с кем было оставить дома. Впрочем, я тут же помотал головой, стряхивая с себя ненужные воспоминания: ностальгировать сейчас было некогда, нужно было занимать очередь и следить, чтобы никто не просочился вперед тебя.
— Нечего тут перебирать еще! — недовольно крикнула продавщица, когда я начал отбирать огурцы посвежее. — Бери чего дают, небось не отравишься!
Ну уж нет. Знаю я все эти уловки — насуют всякого гнилья, а сверху положат две-три штуки свежих — вот и вся любовь. Не давая продавщице времени, я быстро поставил пластмассовый тазик с огурцами на весы.
— Два кило двести, — бесстрастно объявила эта женщина профессионально-необъятных размеров. Ох, не сразу я начал задумываться, отчего советские продавщицы почти всегда были такими… широкими. Она хотела было еще повозмущаться, но, бросив на нас профессионально-пристальный взгляд, передумала. Видимо, со спортивными молодыми людьми связываться не хотелось — в отличие бабулек-одуванчиков и никогда не возражающей интеллигенции.
С помидорами повторилась та же процедура. А картошка высыпалась к нам в авоську из длинного фуникулера. Я даже и слово-то такое успел позабыть — а вот же, пришлось снова столкнуться с этим чудом советской инженерной мысли.
Продавщица поперебрасывала деревянные костяшки на счетах, быстро написала что-то на куске чековой бумаги и направила меня в кассу, пока Шпала остался стоять в начале очереди — на случай, если там найдутся особо хитрые клиенты. На наше счастье, очередь в кассу была гораздо меньше очереди за покупками. Но все-таки когда я вернулся с надорванным чеком, очередь уже недовольно косилась в нашу сторону.
— Гляди, сейчас все хорошие овощи себе выберут, а людЯм чего потом останется? — недовольно заворчала какая-то бабка в очереди.
— И то верно, — забеспокоилась другая бабка, — глянь, какие молодые, а сколько берут. Куда вам столько?
— Мать просила для засолки, — бросил я, расплатился и направился к выходу.
Ждать остальных гонцов пришлось недолго: уже спустя сорок минут все мы собрались прежней компанией. Теперь нужно было завезти все это богатство к Янке на дачу — она просила обеспечить ее продуктами заранее, чтобы она со своими подружками успела все приготовить и нарезать салатиков.
— Давай мы со Шпалой на великах все отвезем, — предложил Лева. — А вы тогда с Сеней и Коляном к вечеру на автобусе подтянетесь. Мы сейчас оставим пару сумок того, что нам сразу не пригодится, чтобы лишнего на великах не тащить. А когда вы приедете, то, получается, сразу к столу!
Идея мне понравилась. Честно говоря, заботиться об организации застолья мне сейчас хотелось меньше всего. Я испытал настолько сильное облегчение, когда Лева со Шпалой взяли это на себя, что даже не задумался о том, что же им такого сразу не пригодится, которое они оставят на нас. Ленка спутала мне все карты — мысли мои гуляли где-то очень далеко от предстоящего застолья. Я объяснил Леве, где находится дача и как туда доехать, и отправился в комнату, чтобы успеть немного передохнуть перед дорогой на дачу. Все-таки трястись в автобусе — то еще удовольствие: ведь еще не было ни кондиционеров, ни мягких удобных кресел, в которых можно развалиться.
В номере я застал Бабушкина, который, лежа в кровати делал медленные упражнения на растяжку конечностей. Как ни странно, от него не пахло перегаром, а на тумбочке рядом с кроватью вместо привычной чекушки стоял графин с водой.
— Занимаешься? — спросил я. Не обратить внимания на такие разительные перемены было невозможно, а расспрашивать в подробностях после нашего поединка на ринге было бы, пожалуй, странно. Не такие уж мы с ним друзья, мягко говоря.
— Да не то слово, — неожиданно откликнулся обычно неразговорчивый Бабушкин. Видимо, трезвый образ жизни повлиял в том числе и на его общительность. — Я на эти дни все тусовки отменил, восстанавливаться буду. Хотя меня в три места пацаны звали, девчонки, говорят, там будут… Но по девчонкам успею еще.
«Надо же, как тебя торкнуло, а», — с усмешкой подумал я. А вслух сказал:
— Так за два дня ты же не вернешься к тому уровню, который был раньше, — и тут же осекся. Бабушкин уже показал, что человек он неуравновешенный, сейчас как начнет выступать… Но он отнесся к моему замечанию на удивление спокойно:
— Ну, может, и не вернешься… Но мне Семеныч сказал, чтобы я за эти пару дней организм почистил. Вон, видишь, воду пью, — он кивнул головой в сторону графина с водой. — Вроде как токсины, говорит, из организма выведешь, излишек веса подсбросишь — и все может получиться, ты, дескать, уже человек опытный. Вот и проверим, насколько это поможет.
Час, который я отвел себе на подремать, пролетел незаметно. Где-то в полусне передо мной мелькала Ленка со своим фирменным заигрывающим выражением лица, за ней стояла Янка, держа в руках тарелки с салатами. Сзади возвышалась фигура пьяного дембеля Димы, ухмылявшегося с сигаретой в зубах. А довершало всю эту бредовую картину то, что все мы находились дома у Аллы, которая в этот момент находилась в душе. Я же стоял в растерянности и не понимал, чего от меня хочет каждый из этих людей и что мне в связи со всем этим теперь делать. Такое нагромождение героев и ситуаций было настолько «грузящим», что даже омерзительный звонок будильника я воспринял как избавление.
«Мда… все смешалось в доме этих… как его… короче, смешалось», — подумал я, понемногу выходя из сна и нащупывая кнопку будильника. Вспоминать фамилию литературных героев было лень. Тем более, что пора было собираться и ехать на дачу.