— Не знаю, — я задумываюсь. — А ты знаешь Самсонова?
Артем хмурится, собирая морщины на высоком лбу.
— Я так поняла, он крупный бизнесмен, — я говорю, а сама уже жалею, что вообще завела этот разговор, ведь хотела подождать и не забивать голову раньше времени. — Старше твоего босса…
— Я понял, о ком речь, — Артем, наконец, оживает и кивает. — Если честно, говорить о таких людях вне моей компетенции.
— Что значит “о таких”?
Я вижу, что ставлю его в неловкое положение. Артем поджимает губы и выглядит так, словно вдруг оказался под сорокоградусным солнцем.
— Хорошо, скажу напрямую, — Артем кивает. — Мне запрещено разговаривать с вами о Самсонове.
— Что? Почему это?
— Господину Чертову виднее.
— Он оберегает меня от правды? — я неосознанно делаю шаг к Артему. — И я не могу попросить никакой информации? Фотографий Самсонова или хотя бы краткой биографии?
— Она есть в интернет.
— Там одна ложь, Артем, — я взмахиваю ладонью. — Если верить интернету, то я была настоящей женой Лаврова и жила в его особняке под Москвой. В сети можно найти мои фотографии оттуда, хотя я ни разу не переступала порог.
— Вы правы.
Он не продолжает фразу.
— И что? Ты не ответил на мои вопросы.
— Только с разрешения босса, — он непреклонен. — Лучше говорить о Самсонове с ним. Я слишком маленький человек, чтобы вести такие разговоры.
Стена.
Я устало выдыхаю. А в голове крутится колючая мысль, что сама делаю хуже. Ведь хотела не думать о Самсонове. Зачем портить день, который так чудесно начался?
Я перевожу взгляд с непроницаемого лица Артема на красивые цветы.
— Хорошо, я тебя услышала. Тогда увидимся, когда увидимся.
— До свидания.
Он рад побыстрее уйти.
Неужели Чертов провел целый инструктаж, чтобы он не думал слова лишнего сказать о моем отце?
Что же там за человек?
Почему мне не достался обычный отец? Почему все так сложно?
Я снова поворачиваюсь к кухне. Стоит заняться обедом, а портить нервы я всегда успею. Тем более в холодильнике лежат мясные слайсы. Все-таки когда есть деньги, любое занятие упрощается в разы. Даже обед можно приготовить минут за десять. Пожарить стейки, да собрать легкий салат, например. В дверце холодильника стоит десяток соусов, а для салата есть овощные смеси. Можно вообще не заморачиваться, тут и морковная соломка имеется. Всё, что хочешь, можно ножами вообще не пользоваться. Все продукты уже почищены, поделены на порции и ждут малейшего взаимодействия с хозяйкой.
Даже как-то обидно. Как тут отвлечешься от плохих мыслей, когда дел всего на пару минут? К счастью, я нахожу цукини. Решаю обжарить их на сковороде для гриля и добавить в салат.
Я затягиваю процесс как могу, и выключаю вытяжку точно в тот момент, чтобы услышать, как щелкает дверной замок.
Ох.
Он и правда быстро.
Наверное, мчался сквозь пробки.
К щекам приливает кровь. Это по-настоящему волнует. У него полно дел, возможностей, перспектив, а он приехал ко мне так быстро, как смог.
Я оборачиваюсь на шаги, которые набегают уверенной волной точно к моему силуэту. Тут же оказываюсь в его сильных руках. Капо сжимает мою талию крепкими ладонями и так увлекается, что приподнимает меня от пола. Он хрипло выдыхает куда-то в мои волосы и ведет носом по прядям. Вдыхает полной грудью, а потом резко поворачивается и дарит мне грязный разнузданный поцелуй.
Капо…
Я размыкаю губы, позволяя ему быть глубже, и вспышкой понимаю, что нашла как избавиться от его фамилии. Не знаю, почему так. Что-то подспудное и волнующее. Я не могу называть его Сашей, а вот Капо в самый раз.
— Не обманул, — смеюсь, вырываясь из его голодного поцелуя. — И правда скоро приехал.
— Я соскучился, — произносит он мне в висок. — Сейчас понял насколько.
Глава 19
Простынь стала влажной.
Но это приятно.
Я лежу без одежды поперек кровати и чувствую, как мужские пальцы гуляют по моей спине.
Это тоже приятно.
Мы остались одни в целой квартире, Капо оставил сотовый в пиджаке, а всех охранников отослал за порог. Поэтому можно позволить вольность. Двойные двери спальни раскрыты настежь. Так больше света и воздуха, и слышно джазовую импровизацию, которая доносится из столовой. Я включила случайный плейлист, когда мы сели обедать. Удалось оценить всего две или три песни, после чего наше общение стремительно перетекло в другую комнату. А там я была поглощена поцелуями и не слышала ничего кроме хриплого шепота Капо. Он произнес столько всего, что уместно слышать только распаленной женщине, и столько всего сделал… не удивительно, что простыни, как и мои волосы, стали влажными.
Но сейчас приятная мелодия попадает в настроение. Я прислушиваюсь к ней, и будь там слова, уже бы мурлыкала себе под нос.
— Мне кажется, я где-то слышала ее.
Я переворачиваюсь на спину и чувствую, как длинные пальцы Капо переходят с моей поясницы на низ живота. Он смотрит на мое тело, отчего по коже растекаются жаркие импульсы. Давно забытые ощущения, мне хочется выгибаться и зажигать в его взгляде настоящую похоть. Снова и снова.
Это и правда сумасшествие.
Мы как будто бьем током друг друга, и чем дольше вместе, тем сильнее разряд.
— У тебя там, наверное, сотня пропущенных. — Я кладу пальцы на его подбородок и заставляю направить взгляд повыше. На мое лицо. — Если тебе нужно идти, ты скажи…
— Прогоняешь? Уже надоел?
Он усмехается, а я мотаю головой как в припадке.
— Нет, конечно! Просто будь у тебя обычный бизнес, я бы не думала о пропущенных звонках.
— У меня самый обычный бизнес.
Он наклоняется, напирая торсом на мою грудь, а ладони кладет на лицо. Медленно проводит, словно прекрасно чувствует, что мне сейчас нужна другая скорость. Не страсть, а нежность. Не распалить, а успокоить.
— Самый обычный, слышишь? Думай так, — добавляет он. — Не забивай голову глупостями.
— Это не глупости.
— И что поменяется от твоих нервов? Я бы с радостью стер твою память, чтобы ты думала, что я владелец строительной компании или какой-нибудь топ-менеджер.
— То есть врал бы мне?
— Есть правда, от которой одни проблемы.
— Ну нет, — я порывисто поднимаюсь на локтях, пытаясь выбраться из-под его массивного тела. — На лжи ничего не построить. Я, наоборот, хочу узнать тебя. Настоящего, понимаешь?
— Настоящий я тебе не понравлюсь.
— Да хватит шутить! — я шумно выдыхаю и не ведусь на его обаятельную улыбку. — Помнишь, в том доме я сказала тебе, что не хочу играть в игры? Что не потяну, что у меня банально нет сил на них.
Я смотрю в его темные глаза и жду, когда он ответит. Не поцелуем или прикосновением, а словами.
— Помню.
— Я не приукрашивала, Капо. Я ненавижу прибедняться, но у меня нет выбора. У меня были ужасные полтора года, а теперь меня вырвали из привычной жизни. Сейчас меня легко обмануть и очаровать, даже без твоей смертельной харизмы. Я не чувствую землю под ногами, я в каком-то смысле доверчива как ребенок в эту минуту, — я нервно сглатываю и сама не понимаю, почему вдруг разоткровенничалась. — Но я тянусь к тебе. Можешь снова шутить и усмехаться, но я чувствую, что ты не подонок. Ты намного лучше, чем хочешь казаться.
Он молчит.
Но не прячет глаза.
Смотрит пронзительно и глубоко.
Не шевелится.
— Я не вру тебе, — произносит он после паузы. — Я говорил, что ты мне нравишься и мне хорошо с тобой. Это чистая правда. Я не играю.
Я выдыхаю с облегчением. А он склоняется ко мне и целует в висок.
— Вот это я и имел в виду. Не накручивай себя, малышка. Тебе же хорошо со мной? В эту минуту?
— Да.
— Остальное не имеет значения, — он переходит на шепот, а его поцелуи становятся влажными. — Может, ты сама сбежишь от меня через месяц.
— Отлично, ты опять подшучиваешь.
— Как узнаешь настоящего, так сразу сбежишь.
Он прячется за шутками.