Но ход двери останавливается. Я замираю и через мгновение отчетливо слышу перекрученный мужской выдох с той стороны. Я узнаю его…

Чертов. Он здесь.

Толкнул дверь, но что-то его остановило.

Я тоже не двигаюсь, жду, чем сменится затишье. Это длится всего пару секунд, если взглянуть на часы, но мое восприятие сотворяет целую вечность. Она минует прежде, чем до меня снова доносятся его шаги. Теперь в другую сторону.

Я не выдерживаю и тянусь следом, заглядываю за дверь, выждав безопасное время. Почти на всем первом этаже включен свет. Мои глаза с трудом привыкают к яркости, но я все же выхожу из спальни. Щелкаю выключателем, чтобы погасить лампочки в коридоре. Может, стоило вообще вернуться в комнату и закрыться на замок. Хотя какой замок? Его вырезали из двери после того, как я закрылась от медсестры в первое утро. Так что спрятаться не получится.

Я прижимаюсь плечом к стенке, когда добредаю до конца коридора. Выглянуть боязно. Не хочу, чтобы он увидел меня. Но мне нужно понять, что он делает. Он же остался в квартире. Зачем? Ищет, что есть в баре? Он пьян? Боже, зачем он приехал? В последнюю ночь…

Сердце бьется так быстро, что отдается в висках. Вместо мыслей штормовое предупреждение. Я наклоняюсь к выступу и осторожно заглядываю в гостиную. Мощный высокий силуэт Чертова сразу бросается в глаза. Он стоит спиной ко мне, наклонившись к столу. Я приглядываюсь и различаю, что он листает досье моего отца.

Чертов чуть поворачивается, он кривится. Или даже скалится. У него нехорошее лицо, черты заострились и стали хищными, еще жестче и брутальнее, но оно все равно рождает во мне непозволительные эмоции. Я боюсь признаться себе… боюсь даже оформить это в слова… Но я соскучилась по нему.

Глупое женское сердце делает себе же хуже. Я бесцельно провожу ладонью по стене и утыкаюсь лбом в холодную поверхность. Было намного проще, когда он был далеко. Когда можно было считать, что он почти что привиделся. Но вот он. Стоит в соседней комнате, дышит, перебирает крепкими длинными пальцами фотографии.

И выглядит так, словно загнал сам себя в угол. Озлобленный, дикий. И да, пьяный. Он держится на ногах, но в движениях угадывается знакомство с щедрым барменом. На нем черные джинсы и темная рубашка с металлическим блеском. Она порвана вдоль рукава, словно случилась потасовка или еще какая глупость.

— Хватит, Таня, — приказываю себе.

Всю волю собираю в толчок. Нужно развернуться и уйти, вернуться в спальню и придумать любой способ, чтобы закрыться. Придвинуть кресло! Комод! Что угодно! Осталось несколько часов, а потом приедет Артем и увезет меня в другую жизнь.

— Таня? — раздается голос Чертова.

Я успела повернуться и уже не останавливаюсь. Только зажмуриваюсь на секунду, пытаясь стереть его голос. Темный коридор кажется таким длинным на обратном пути, я иду на ощупь и кричу на себя в мыслях. Дура! Дура!

— Таня! — настойчивее и злее, его низкий тембр заполняет всё пространство вокруг.

Коридор становится не только длинным, но и тесным. Безумно тесным, когда его шаги нагоняют меня.

Я вбираю воздух через дрожащие губы и резко разворачиваюсь. Понимаю, что он быстрее, что не сбежать и не избежать. Тщетно. Я упираюсь спиной в стенку и рефлекторно выставляю ладони. Мне все равно нужна дистанция. Только не кожа к коже.

— Не надо, — произношу, бросая взгляд поверх его плеча, не хочу смотреть ему в глаза, даже просто в лицо. — Я услышала шорох и испугалась, я пойду дальше спать…

— Посмотри на меня.

Он делает последний шаг и обжигает мои скулы жарким выдохом. Я мотаю головой и пытаюсь проскользнуть по стенке в сторону своей спальни. Но слепое отступление разбивается об его ладонь. Он вбивает кулак в стенку и не дает мне сдвинуться.

— Посмотри на меня, — он повторяет злее.

— Ты пьян, Чертов. Тебе лучше уйти…

— Пьян? — он усмехается и рывком наклоняется так низко, что я не успеваю отстраниться.

Он касается губами моего виска. Влажное судорожное прикосновение. Я дергаюсь, а в нем как будто чиркает искра. Он вжимает меня в стенку, надавливая всем телом, опускает руки на мою талию и жестко собственнически сжимает. Словно хочет поставить печать, что я его. Словно тоже соскучился, но по-мужски.

— Лучше бы я был пьян, — бросает он хрипло. — Тогда можно было бы протрезветь.

Он дотягивается губами до моей шеи. Я поддаюсь ему на жалкую секунду, мурашки расходятся по телу, а в голову бьет коктейль из лучших воспоминаний. Он так целовал меня в постели, потом спускался ниже и покрывал поцелуями самые чувствительные места…

Нет!

Боже, нет!

Я отталкиваю его, но ничего. Он берет свое сквозь мое сопротивление. Не вжимает, а вбивает в стенку. Он не может остановиться и ласкает меня, снова и снова, запускает руки дальше и дышит рваными отрезками. Он так голоден, так потерян… Моя одежда трещит под его пальцами, а чувствительность сходит с ума.

— Саша, — выдыхаю его имя, а пальцами сжимаю его подбородок. — Сашенька, не надо…

Я сдерживаю слезы и впервые смотрю ему прямо в глаза. В темные омуты миллиарда эмоций.

— Умоляю.

Он замирает на грани комы. Потом переносит ладонь с моей талии на плечо и порывисто притягивает к себе. Я чувствую, как жадно он вбирает мой запах. И чувствую, как сильно его рубашка пропахла алкоголем. Меня бьет из-за избытка переживаний и я окончательно теряюсь, не могу сказать послышалось мне или нет. Но одно мгновение я уверена, что с его жестких губ слетает искреннее “прости”.

Чертов отталкивается от стены и уходит.

Время никогда не течет с одной скоростью.

Ему плевать на календарь.

Я помню момент, с которого оно полетело с огромной скоростью. Это было утро и лицо Артема. Он помог мне спуститься в подземную парковку, где ждал кортеж черных машин. Меня посадили в высокий внедорожник, пригласив на заднее сиденье. Я выдохнула полной грудью и почувствовала, как хлопок закрытой дверцы прошелся по нервам. Как черта. Водораздел.

Как прощай.

Так и случилось. Я попала из одних рук в другие. Сперва я не уловила разницу. На точке меня встретили такие же машины. Грозные, черные, безумно дорогие. Кажется, их даже было столько же. Меня просто-напросто пересадили из одного внедорожника в другой и повезли в загородный закрытый поселок. Люди Самсонова напоминали людей Чертова. Вокруг были охранники с холодными лицами, в которых легко было запутаться.

Потом дорога, молчание, ожидание.

Меня не тянуло спрашивать хоть что-то, и так было ясно, что меня везут к отцу. Значит сделка прошла, а Чертов получил свои драгоценные активы.

И славно.

Черта.

Водораздел.

Прощай.

Я повторяла эти слова до тех пор, пока за окном не показался высокий забор. Автоматика распахнула коричневые ворота, и кортеж нырнул на территорию, которая напоминала ухоженный парк. Я впервые увидела отца через несколько мгновений, он быстрым шагом сошел с крыльца с каменными ступенями. Водителю пришлось тормозить раньше времени, а охраннику экстренно спрыгивать на асфальт, чтобы успеть распахнуть дверцу перед боссом.

— Таня, — выдохнул крупный мужчина с седыми волосами и протянул ко мне ладони.

Я едва узнала в нем Самсонова с фотографий. Он действительно сдал. Но дело было в другом. Он был растроган и выглядел уязвимым. А на фотографиях он был волевым жестким человеком с тяжелым взглядом.

— Он ничего не делал? — Самсонов отстранился и пробежался взглядом по моему силуэту. — Этот подонок… Он…

— Нет, всё хорошо.

В глазах Самсонова заблестело облегчение.

Тут Чертов не соврал.

Я остро ощутила это в следующие дни. Отец действительно был готов сдувать с меня пылинки. Он окружил меня невероятной заботой, защитой, расспрашивал о каждой мелочи из моего прошлого и смотрел так, словно всю жизнь ждал, что я появлюсь в его жизни.

Он не знал о моем рождении, даже не предполагал, пока к нему не явился человек Чертова с документами. Так и закрутилось колесо. Самсонов выполнил все условия сделки и сильно потерял в деньгах и влиянии, но его это совершенно не волновало. Наоборот, рядом с ним я чувствовала, что он отдал бы и больше за меня.