Страх разрастался, а вместе с ним и непонимание, что делать. Лейла слабо выдохнула и разжала руки вокруг моей шеи, будто была готова к тому, что я предпочту ее интересы чьим-либо другим.

Я не могла поступить с ней так, но и бросить Риику не могла.

Катарина убьет ее, если она вернется в замок!

Сжав зубы, я зажмурилась, раздираемая противоречивыми эмоциями. Мне нужно было что-то придумать! Нужно было! Но тут раздался всплеск воды.

Нет!

С рвущимся сердцем, я обернулась к водам и увидела, как Риика отплывала, отталкиваясь веслом ото дна.

— Простите, госпожа, я не буду ставить вас перед таким выбором, — воскликнула она со слезами на глазах. — Исцелите юную госпожу Лейлу и станьте той, кем вам предначертано быть. А я пойду своей дорогой.

Мое сердце сжалось от боли и вины, что не смогла защитить девушку, которая мне доверилась.

— Не возвращайся к Катарине, — крикнула я ей, ощущая, как эмоции сдавливают горло. — Уходи на любой остров, но не попадайся ей на глаза.

Но она в ответ лишь улыбнулась и исчезла в завесе Тумана.

— Идем, — бросила мне Бальба.

Мои внутренности опалил гнев, и я развернулась к колдунье, злясь на нее так отчаянно, что готова была задушить голыми руками.

— Зачем?! — крикнула я. — Зачем вы делаете это?!

— Законы Хозяйки туманов суровы, но справедливы. И тебе, душа из другого мира, пора это принять.

Ведьмы жили в пещерах.

На каменном полу у стены лежали мягкие звериные шкуры, а поверх них — подушки и стеганные одеяла. Слева от входа в пещеру в стене было выдолблено жерло для подвесного котла, чуть поодаль — жаровня. В природных углублениях другой стены стояли всевозможные деревянные баночки, наполненные черти чем.

Я сидела у огня прямо на полу и, не в силах унять тревогу, смотрела на далекую береговую линию. Лейла спала на одной из шкур, а Бальба нависала над ней и, размазывая по ее лбу непонятную зеленую жижу, что-то бормотала себе под нос.

Все происходящее было настолько странно и непривычно, что я не могла побороть ощущение, что притащила дочь к каким-то шарлатанкам. Успокаивало лишь то, что впервые за четыре дня Лейла перестала тереть глаза и жаловать на боль. А значит, что бы не творила с ней Бальба, это помогало.

Устало уронив лицо в ладони, я шумно выдохнула.

Все происходящее — какой-то абсурд. Гребаный сюрреализм.

— Плохо тебе? — услышала я скрипучий голос и, вскинув голову, встретилась со взглядом ведьмы.

Она стояла прямо напротив меня и цепким взглядом скользила по моему лицу, словно заглядывала в самую душу.

— Нормально, — буркнула я в ответ, отворачиваясь и все еще злясь на колдунью. Но потом все же вспомнила про манеры и, запихнув поглубже неприязнь к ней, добавила: — Спасибо, что помогли Лейле.

— Ты правильно сделала, что приплыла сюда, Дочь Туманов. Пустошь исцеляет таких, как ты.

— Таких, как я? — переспросила я, мрачно усмехнувшись.

— Носящих в себе много горя, закрытых. Ненавидящих и мужчин, и женщин, и самих себя. А тревожно тебе, потому что сопротивляешься. Воротишься от собственной природы.

Раздражение вспыхнуло во мне так стремительно, словно кто-то бросил спичку в бензин. Резко вскочив на ноги, я одарила Бальбу недовольным взглядом и процедила:

— Сеанс психотерапии я не заказывала, спасибо.

Но и ведьма не отстала, сурово зыркнув на меня в ответ.

— Ты слабая. Побитая. Сломленная.

Спина и плечи налились тяжестью, скулы затвердили. А внутри что-то зарычало.

Да кто она есть, что бы говорить мне такое?! Сумасшедшая бабка!

— Вы ничего обо не знаете, — прошипела я в ответ.

— Ты Дочь Туманов! Хозяйка Туманных Островов! — повысила ведьма голос. — Хозяйка! Хозяйка не носится по полям в мужских портках! Хозяйка правит землями! Туман выбрал тебя. Отныне Туман твои владения и твоя тюрьма! 

С каждым ее словом ярость во мне бурлила все сильнее и сильнее. Закипела, зашкворчала, стала брызгать, как масло на раскаленной сковороде, в которое добавили каплю воды.

— Я сама разберусь, кто я, и в чем мне носиться по полям! — зарычала я на нее, забыв и про спящую Лейлу, и про остальных ведьм.

Если бы у меня в руках было что-то тяжелое, в этот миг я размозжила бы голову старухе, не раздумывая, — в такое бешенство привели меня ее слова.

— Рычи на меня, как озлобленная волчица, сколько хочешь, Наталья, принявшая имя Абигайль, но от правды тебе не уйти, — громко сказала колдунья, и ее глаза сверкнули изумрудом в свете костра. — Вот плата, за то, что я приютила тебя в своих владениях и помогла твоей дочери, — прими свою суть!

— Подавиться вы этой сутью! — гаркнула я в ответ, и пока не наделала того, о чем буду сожалеть, вылетела из пещеры, как ошпаренная.

Прохладный ветерок ночи ни чуть не остудил мою ярость. В неистовом бешенстве я со всей силы пнула попавший под ногу камень и бессильно завопила.

Проклятая ведьма! Чокнутая колдунья!

Как же меня это достало! Что в том мире, что в этом — все будто помешаны на моей одежде и внешности! Все только и делают, что указывают, какой я должна быть! Я сама решу! Сама!

Перед глазами встало разгневанное лицо отца.

«Наташа! Сейчас же надень платье, или останешься сегодня без обеда, уродина!».

Ненавижу. Ненавижу! Всех ненавижу!

Эмоции разрывали меня изнутри, я металась по выступу скалы, как бешеный зверь по клетке. Вцепившись в камни, я согнулась и зажмурилась. Сердце колотилось в самом горле. Грудь вздымалась от частого дыхания, а на глаза наворачивались слезы уничтожающей меня беспомощности.

Беспомощности перед этой мерзкой старухой. Перед собственными эмоциями. Перед преследующим меня, как ночной кошмар, образом и словами отца.

— Ненавижу, — прошептала я, всхлипывая.

Все вдруг стало давить на меня. Воды омывающие острова прижимали меня к скалам, камни придавливали к земле, земля заключала в темницу, а сверху ее придавливало небо. Мне было тесно, словно мое тело заковали в оковы, и хотелось сбросить их, разорвать каждую сдавливающую мое тело цепь.

— Иди туда, — услышала я вдруг голос колдуньи. — Иди в свою ярость, Абигайль. Познай ее причину и разорви ей глотку.

— Прочь! — заорала я на нее.

К черту плату, к черту Пустошь, я сейчас же возьму Лейлу и уплыву!

С рыком оттолкнувшись от камней, я резко развернулась к проходу и неожиданно нос к носом столкнулась с прекрасным, как Божество, беловолосым юношей.

И даже через окутывающую меня пелену ярости, я узнала его моментально. Именно он, как мне казалось, привиделся мне в Тумане, когда я нашла Лейлу на берегу.

Встреча была настолько неожиданной, что я остолбенела, а он подарил мне легкую улыбку и приложил палец к губам, жестом говоря мне молчать. А затем, будто имея на это полное гребаное право, вошел в пещеру.

Мой ступор длился пару мгновений, но дав себе мысленную затрещину, я вставила мозги на место и рванула за ним.

Юноша уже стоял возле спящей Лейлой, а ведьма с необычайно довольным видом наблюдала за ним от костра.

— Ты быстро добрался сюда, — проговорила она.

— Сразу, как услышал Зов, — ответил он ей, не сводя взгляда с моей дочери.

Я вдруг почувствовала в нем угрозу. Не знаю, откуда пришло это чувство, но оно мгновенно ворвалось в душу и пересилило все остальные.

— Отойди от нее, — потребовала я низким угрожающим голосом в лучших традициях Келленвайна.

— Помолчи, глупая, — шикнула на меня Бальба. — Ты хочешь исцелить свою дочь или нет, несносная девчонка?

Исцелить?… Он?.. Но разве она не сказала мне, что никто из людей… И вдруг осознание прогремело в мыслях.

«Я могу лишь облегчить ее боль, пока за ней не явится тот, кто способен вернуть ей глаза».

Так значит, он и должен был явиться?

Спутанные сильные чувства и полное непонимание происходящего иссушили меня настолько, что теперь я могла только в полном смятении стоять и безмолвно наблюдать за тем, как юноша склоняется над моей дочерью.