— Хотел, чтобы ты возненавидела его, — слегка прищурившись, проговорил муж.
— И зачем ему это? — недоверчиво фыркнула я. — Он…
Но тут Келленвайн посмотрел на меня таким взглядом, что свои слова я придержала при себе.
— Зачем? — переспросил он со странной язвительной интонацией. — Может, потому что понимал, что ты в него влюбилась?
— Чего?! — возмутилась я. — Да, я даже никогда и не думала о нем в таком ключе!
Муж прохладно улыбнулся.
— Правда? Именно поэтому, даже зная обо всех его преступлениях, ты пытаешься выгородить его?
Грудь обожгло раздражением.
Да, что такое он вообще нес?!
— Я не выгораживаю его! Просто пытаюсь понять правду! Он был мне не чужим!
Глаза Келленвайна стали почти черными, и до меня вдруг дошло, что я сильно напортачила с выбором формулировок.
— Я не… — начала было оправдываться, но с чего бы?! Разве я где-то ошиблась?! — Да, ты просто ревнуешь!
— Да, колдунья, ты все правильно поняла, — не сводя с меня взгляда, произнес муж, и в его голосе зазвучали опасные для моего сердца нотки. — Я ужасно ревную.
Он преодолел разделяющее нас расстояние в шаг, и его запах тут же заполз в мои легкие. А меня повело от близости к нему.
— Я ревную тебя к каждому встречному, — низким и тягучим голосом проговорил Келленвайн, заковывая меня в ловушку своего взгляда и лишая возможности пошевелиться. — Каждому, кто смотрит на тебя, мне хочется вырвать глаза. Будь моя воля — половина голов Туманных островов торчали бы на пиках.
Это не должно было звучать так возбуждающе… Но черт возьми, что со мной не так?
Почему мое сердце вдруг стало так быстро биться, а единственное, о чем я могла думать, насколько привлекательным он был в этот момент?! Высокий. Темноволосый. С глазами пылающими молнии. Со звериной харизмой. Ревнующий меня к тритону, который был суженым моей дочери.
Его ладони вдруг обхватили мое лицо, и он прижался лбом к моему.
— Я ведь говорил тебе, колдунья. Ты сводишь меня с ума. Я знаю, что веду себя, как влюбленный дурак. Я знаю, что ты переживаешь предательство своего тритона и пытаешься найти ему оправдания, чтобы унять боль. Но ничего не могу с собой поделать.
Я прерывисто выдохнула и заглянула в глаза Келленвайну, не понимая, как он разгадал то, что даже я в себе не разобрала.
Вот, что я делала. Пыталась доказать самой себе, что Хель был не таким уж и хитрым говнюком, который обвел меня вокруг пальца. Что у него была благородная причина. Что все его слова и поступки значили что-то большее, но…
Разве сейчас это имело значение?
Хель в прошлом. Да, и не только он.
Ложные обвинения со стороны мужа, наша обоюдная ненависть, мое недоверие к мужчинам, поджог башни, побег, новости о моей кончине, страх поимки и смерти — все осталось далеко позади.
Это было и прошло. А я до сих пор тащила за собой груз этих воспоминаний и обид, как чемодан без ручки, который и тащить тяжело, и бросить страшно. Однако ведь преследуя прошлое, нельзя увидеть настоящее.
А в настоящем передо мной стоял мужчина, который иногда был слишком суров и жесток, а иногда выводил меня из себя одним словом…
Но который погнался за мной в Пустошь к ведьмам, едва узнал, что я жива.
Который, ревнуя меня к Хельтайну, утешал после разговора с ним.
Который просидел со мной ночь, не коснувшись пальцем.
Который держал меня за руку и дарил поддержку тогда, как мне это было нужно.
И при взгляде на которого мое сердце каждый раз пропускало удар.
Стоило только это признать, и на душе вдруг стало так легко-легко.
— Если бы я мог, то стер из твоей памяти все воспоминания о нем, — продолжил Келленвайн, скользя углубившимся взглядом по моему лицу. — И заполнил все только нами. Воспоминаниями только о нас.
— Тогда нужно создать больше таких воспоминаний, — пробормотала я, улыбнувшись ему.
И он застыл, словно громом пораженный. Его взгляд переполнило восхищение, а большой палец скользнул к уголку моего рта и мягко погладил чувствительную кожу, так что по телу пробежали миллиарды искорок.
— Мне нужно издать новый закон, — пробормотал он хрипло.
Я усмехнулась.
— Какой?
— Отныне тебе нельзя будет улыбаться на людях. Иначе прольется кровь.
— Терпение — добродетель, — заметила я, не в силах ничего поделать с желанием улыбнуться шире.
Кажется, я точно тронулась головой…
— Только если оно в итоге будет вознаграждено.
— Посмотрим, но ничего не могу обещать, — бросила я и попыталась было ускользнуть, но добилась лишь того, что меня прижали крепче.
Глаза Келленвайна стали почти черными, а кадык на его горле дернулся.
— Тогда придется взять с тебя задаток.
И не успела я возмутится, как его губы уже накрыли мои. Муж целовал меня так, что я забыла обо всем. Его губы были твердыми и властными, со вкусом эля. Они не просили, а брали то, что так отчаянно жаждали, а я в ответ отдавалась со всей страстью, на которую была способна, пылая изнутри и полностью растворяясь в этом поцелуе. И даже если бы все ведьмы Пустоши разом решили сотворить великое колдовство, оно бы не сравнилось с тем, что происходило между нами.
Задыхаясь от переполняющих меня чувств, я отстранилась, а Келленвайн вдруг закутал меня в свои объятья и уткнулся носом мне в волосы.
— Это было ошибкой, — пробормотал он.
Я похолодела.
Что?..
— Теперь я уже не смогу от тебя оторваться.
Насупившись и смутившись, я шлепнула его по животу, но предательская улыбка все равно прокралась на губы. Ну, и пусть… Все равно ведь никто не видит…
ГЛАВА 21
Месяц спустя…
Меня разбудило прикосновение к пальцам теплых губ.
— Это пора прекращать, — услышала я низкий голос с хрипотцой и, сонно моргнув, повернулась, чтобы увидеть сидящего на постели Келленвайна. — Доброго утра, моя колдунья, — проговорил он и убрал прядки волос от моего лица.
Грудь тут же переполнилась приятным, щекочущим чувством.
Неужели этот мужчина и правда любил меня? Неужели он был моим мужем?
Я улыбнулась, и его взгляд скользнул к моим губам и потемнел. Мне было прекрасно известно, что за этим последует. А потому я, лукаво прищурившись, прикрыла рот ладонью.
— Что ты там собираешься прекратить? — уточнила я, не убирая руки от лица.
Он усмехнулся.
— Это. Я твой муж, но все равно каждое утро пробираюсь в твои покои тайком.
В голове тут же вспыхнула картина, как Келленвайн крадется мимо стражи, стараясь остаться незамеченным, и я прыснула со смеху. А муж уставился на меня, словно завороженный. Под таким его взгляд приступ веселья сам собой стих, а на смену ему пришло совершенно иное чувство.
— Это проблема легко решается, — пробормотала я, ощущая, как сердце начинает колотиться быстрее, а внутри просыпается томительное и приятное ощущение.
Не сводя с меня взгляда, Келленвайн упер руки по обе стороны от моего лица и склонился так низко, что между нами остались какие-то сантиметры.
— Правда? — уточнил он.
— Да, — выдохнула я. — Тебе просто нужно… Перестать красться. Все и так знают, что ты проводишь у меня утро.
Муж прищурился, но я видела по его улыбке, что наша пикировка доставляла ему удовольствие.
— Нет, меня это не устраивает. Должно быть другое решение.
— Как жаль, я больше ничего не могу придумать…
— Тогда придется тебе помочь, — хрипло произнес он и склонился еще ниже.
Меня наполнило предвкушение. Я коротко выдохнула, и….
Дверь вдруг со скрипом распахнулось, а с порога раздалось:
— Мама!
Я дернулась от неожиданности, а Келленвайн как-то устало прикрыл глаза, будто моля Хозяйку туманов даровать ему терпения.
— Папа? — до этого бодрый голосок дочери теперь звучал немного удивленно. — Папа, это мамина комната.
Мои губы дернулись от едва сдерживаемого смеха.
— Да, папа. Ты разве не знаешь?