Отречься? Не только от Храта, а ото всех? От Санти? От Энета? От Лека? Перед глазами вереницей проплывали лица друзей. Нет, не мог он от них отречься. Не мог. Свет, до чего же больно… Душа рвалась на части, плакала, стонала. А ведь если Тинувиэль не отречется, его изгонят… Он станет чужим для Эльварана. Навсегда чужим. Но отречься? Нет… Даже ради родного дома нельзя насиловать собственную душу, ни в коем случае нельзя. Юный эльф опустил голову. Он уже принял решение, только боялся признаться в нем даже самому себе.

– Я не могу предать… – поднял голову принц. – Отец, я не могу!

– Ты мне не сын! – выплюнул Фартаэль, брезгливо кривясь. – У меня нет больше сына по имени Тинувиэль! Он умер и сегодня по нему будет проведена панихида.

Принц зашатался, ноги его не держали. Такой страшной, такой раздирающей душу боли он никогда еще не испытывал. За что? За то, что он не хочет становиться предателем? Отец ведь сам говорил, что нельзя предавать друзей! Сам! Отец, да как же ты можешь? Как?!

Тинувиэль попытался поймать взглядом глаза матери и сестры, но они отворачивались, не желая смотреть на отступника. Значит, он для них чужой только потому, что не способен предать друзей? Свет, да как же это? Ведь отец с детства учил, что нельзя предавать, никого, никогда. И сам же теперь требует от него предательства…

Юный эльф долго еще стоял и молча смотрел на родителей, а затем повернулся и пошел куда глаза глядят. Он почти ничего не видел вокруг, все скрывала какая-то пелена, ноги дрожали и подгибались, руки тряслись. Ему сейчас хотелось одного – умереть, не чувствовать этой пронзительной, не поддающейся описанию боли. Тинувиэль не знал сколько он шел, но внезапно на кого-то натолкнулся.

– Тини, мать твою, зараза ушастая! – раздался знакомый рык. – Ты когда под ноги смотреть научишься?! Больно же!

Принц ошеломленно открыл глаза и замер. Эльваранский лес куда-то подевался, он стоял в огромном пирамидальном зале черного цвета. Перед ним скорчился, сипя от боли, Храт. Эльф натолкнулся на него, и раненая нога орка подвернулась. Рядом сидел на полу прямо в луже крови изможденный до синевы Энет. Неподалеку от него бинтовал руку Санти, тоже, видимо, потерявший немало крови.

– Ребята… – развесил уши в стороны Тинувиэль. – Ребята…

Он сел на пол и тихо заплакал. Раны, которые в лесу не болели, снова начали болеть, да так, что дыхание перехватывало. Только душевная боль оказалась куда как сильнее.

– Ну, чего ты… – присел рядом Храт. – Не баба.

– Меня из дому изгнали… – всхлипнул принц. – За то, что вас предавать отказался…

– Меня тоже… – помрачнел орк. – И за то же самое.

– А я от мечты отрекся… – пробормотал Санти.

– И я… – тяжело вздохнул Энет.

– А зря! – прогремел под потолком чей-то насмешливый голос. – Вы отреклись от самих себя. Значит, умрете!

Из множества ведущих в зал коридоров начали выходить люди, орки и эльфы. С мечами. Не сразу друзья поняли, что смотрят на самих себя. Их шли убивать бесчисленные Храты, Энеты, Сантиары и Тинувиэли. Четверо переглянулись и с трудом, поддерживая друг друга встали, обнажив картаги. Умирать следовало с достоинством.

– Моя кровь – ваша кровь, братья! – прохрипел оскалившийся орк, тяжело дыша – сил не осталось ни на что.

– Моя кровь – ваша кровь! – повторил принц, сморщив уши. – Наше время, похоже, пришло. Встретимся там!

Вслед за ними ту же фразу произнесли Санти с Энетом. Четверо друзей молча стояли и ожидали начала своего последнего боя. Они ни о чем не жалели. Выбор был сделан и жалеть о нем глупо, да и недостойно. Они просто стояли и ждали, не замечая, что их мечи медленно разгораются цветами Жизни, Мудрости, Ярости и Света. Это не имело уже никакого значения, все осталось позади. За все было заплачено, все долги отданы. Мосты были сожжены. Если бы кто-нибудь посмотрел на них со стороны, то удивился бы. Обреченные на смерть улыбались. Глаза каждого были широко распахнуты навстречу иному миру, который уже открывал свои ворота, заливая все вокруг нездешним светом. И какая разница, что пирамида над головой начала раскрываться, а за спиной каждого медленно вырастают крылья? Да никакой!

Лек ломал пальцы уже который час, не зная, что ему и думать. Никто еще не задерживался в пирамиде на такой срок. Никогда! Неужели погибли? Не дай Единый Создатель! Он не видел, что император волнуется не меньше его. Да и Ланиг с Керталом тоже мерили нервными шагами площадку у подножия гигантского монолита. Все они успели полюбить четверых оболтусов.

– Твое величество! – донесся до Марана голос одного из эльдаров. – Смотри! Это же…

Император посмотрел вверх и ошеломленно замер. Верхушка пирамиды раскрывалась! Медленно расходились в стороны черные лепестки странного цветка, чего никогда еще не случалось. Ни в одной хронике не описывалось ничего подобного, ученики входили в пирамиду и выходили из нее через одну и ту же дверь. Иных отверстий в черном монолите не было! Что происходит? Но какое-то воспоминание не давало покоя, что-то он читал об этом. Но что? Маран лихорадочно припоминал. А припомнив, застыл, как изваяние. То же самое пророчество пятерых. «И взлетят они, пять птиц, над памятью Тьмы, и станут крылаты над черным цветком».

– Крылаты… – прошептал император. – Крылаты… Создатель, неужели свершилось?

Свершилось. Над раскрывшейся черной пирамидой медленно всплывали в небо четыре фигуры, горящие неземным светом. За спиной каждой бились полупрозрачные, почти невидимые крылья. У каждого своего цвета. Белые. Алые. Синие. И зеленые. Летящие казались ангелами, пришедшими из небесных сфер. Но это были не ангелы, это были два человека, эльф и орк. Крылатые. Совсем как на рисунках Храта.

– Что это? – непонимающе спросил Лек.

– Не что, а кто, – ответил его величество, руки императора дрожали. – Твои ученики. Что же ты стоишь, парень? Лети к ним, они тебя ждут!

– Лететь?! – изумлению горца не было предела. – Как?!

– А никак! Просто бери и лети!

Брать и лететь? Хорошо же! Лек трясущимися руками обнажил картаги и призвал их силу. Лезвия медленно загорелись черным огнем, за спиной выросли черные, полупрозрачные крылья. Он одним прыжком взметнулся в небо и понесся к парящей там четверке. Друзья радостно встретили наставника.