– Ты действительно хотел продать сына нартагальским купцам? – спросил юноша, решив все-таки проверить слова жены пьяницы.

– А на чо исчо он нужон? – заскулило жалкое подобие человека. – Я иво кормил, поил. Хай таперя возвертает!

– Сколько лет мальчику? – резко повернулся к женщине потрясенный Лек.

– Восемь…

– Значит, восьмилетний ребенок тебе что-то должен?

– А то как же! – гордо заявил Юрген. – Не могет работать, знать продать. Мине выпить надобно!

Лека буквально передернуло от этих слов.

– Что, светлый лорд, не доводилось еще таких видеть? – криво усмехнулся сержант. – Для него все – только мне, а там пускай хоть мир рушится.

– Не доводилось… – пробормотал Лек, его трясло от гнева, зубы скрипели, давно он не испытывал столь испепеляющей ярости. – У нас таких не было. А если и попадались, то их быстро на мороз подыхать выкидывали.

– Нам бы так… – позавидовал Мертак.

– А что, в каменоломнях разве лучше? – иронично приподнял бровь Лек.

– В каменоломнях? – переспросил сержант, расплываясь в довольной улыбке, видимо, не надеялся на подобный исход. – Не-а, самое такой паскуде место будет.

– Судебный пристав здесь?

– Да, – донесся из дверей чей-то голос, и в разгромленной прихожей появился закутанный по уши в теплый, шерстяной плащ невысокий, плотный человек. – Мое имя – Этев Нимод, прибыл по вызову патруля. Вы собираетесь выносить приговор?

– Да, как горный мастер боевого братства империи Элиан я имею на это право.

– Конечно, имеете, светлый лорд! – низко поклонился пристав, затем достал из непромокаемой сумки принадлежности для письма. – Готов фиксировать.

– Очень хорошо, – голос Лека стал ледяным. – Приговариваю Юргена Деквана из Тарсидара за избиение беззащитной женщины к пяти годам каторжных работ в мевидарских каменоломнях. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! Да-да, сволочь, в тех самых каменоломнях, где добывают черный мрамор. Тебя там быстро отучат от пьяных дебошей.

– Светлый ло-о-о-о-рд… – взвыл сразу протрезвевший плотник, от ужаса испортив воздух. – Пощади-и-и-т-е-е…

– А жену свою с детьми ты пощадил, тварь?! – с ненавистью выплюнул юноша, едва удержавшись, чтобы прямо здесь не смахнуть Юргену голову. – Она тоже просила у тебя пощады! Но ты помнил только, что тебе выпить хочется! Теперь получи по заслугам. Уберите его, завтра же отправьте по порталу в Мевидар.

– Не фиг на него силу портала тратить, светлый лорд, ее не всякий маг восстановит. Через неделю в те края большой бриг пойдет, посидит наш плотник пока в камере. Я его в особую камеру посажу. Там быстро птичкой сделают…

– Наверное, вы правы, – согласился юноша, не понявший причем здесь птичка, но не обративший на это особого внимания. – Меня слишком разозлил этот…

Он не нашел, как назвать пьяницу, и только раздраженно дернул щекой.

– Меня не меньше, – скривился сержант, с отвращением смотря на захлебывающегося хриплым плачем и ползающего у них в ногах Юргена.

– Я закончил оформлять приговор, светлый лорд, – вмешался пристав. – Прошу приложить вот сюда вашу личную печать.

Он протянул юноше заполненный убористыми строчками лист плотной, белой бумаги, которую делали только в двух провинциях Элиана, Ларрале и Шерандаре. Карвенские и нартагальские купцы издавна пытались уговорить имперские власти продавать им бумагу, она была много лучше самого качественного пергамента, но торговый приказ отказывал из года в год, используя бумагу только для собственных нужд. Лек обнажил картаги, скрестил их над приговором и произнес Слово Судьи. Со скрещенных лезвий на лист стекла струйка темного тумана. Когда она рассеялась, под ровными строками появилась печать – голова белого волка на фоне черного круга. С этого момента отменить приговор мог только кто-нибудь из эльдаров. Или, понятно, император. Но его величество в судебные дела никогда не вмешивался, по крайней мере, никто о таком не слышал. Хотя, конечно, приговоренный горным мастером имел право подать апелляцию в канцелярию наместника, но приговоры пересматривались очень и очень редко. Мало кто мог припомнить случай, чтобы горный мастер осудил невиновного. Судили обычно на месте преступления.

Двое стражников подхватили под руки продолжающего жалко скулить Юргена и выволокли во двор, где ждала карета судебного исполнителя. Они быстро усадили слабо трепыхающегося приговоренного в отделенный решеткой закуток и сами сели по бокам. Вскоре карета уехала, увозя пьяницу к новой, совершенно трезвой жизни. Ошеломленная женщина продолжала молча стоять, прижимая к себе спящего ребенка. Из ее глаз все так же катились крупные слезы. В углу застыл мальчик постарше, непонятно, когда и появившийся. Наверное, шум разбудил его.

– Госпожа, – мягко улыбнулся сержант. – Рад, что смог помочь. И еще…

– Что? – глухо спросила она.

– Вы стряпать умеете?

– Умею, – удивилась странному вопросу женщина. – Как же иначе?

– У нас в столовой старшая стряпуха помощницу себе на вечер ищет, – ухмыльнулся сержант, по этой улыбке Лек понял, что старый служака положил глаз на бывшую жену плотника. – Вы завтра приходите в наши казармы, скажете, что вас Мертак прислал. Детишек с собой приводите, с нашими побегают, пока вы заняты будете. Там и заработаете, и мальчишкам лишняя миска каши всегда найдется. Голодными уж всяко не останутся. Работа нелегкая, посуды перемывать много, но жить можно. Вас как зовут?

– Велка… – пролепетала она, выглядя еще более удивленной. – Спасибочки вам, конешно… Но разве ж меня возьмут?

– А то как же! – довольно огладил усы сержант. – Раз я сказал, что возьмут, знать возьмут.

– Спаси вас Единый…

– Вы спать ложитесь, хоть немного передохнуть надо, муженек-то здорово в доме все изгадил. Пока еще вычистите… И не плачьте! Больше он вас не тронет.

– А коли выйдет?

– Из мевидарских каменоломень? – ехидно ухмыльнулся сержант. – Ха! А ежели случится чудо, и выйдет, то опосля ему не до вас будет. Коли попробует приставать, быстренько рога поотшибаем. Не, Юргена бояться не след, он конченый человек.