– Спаси тебя Моуи, господин! – поклонилась женщина.

– Господин Гош переночует у нас, – сказал Дюлька.

В глазах женщины отразилось смущение. Я понял его.

– Не беспокойтесь, почтенная, заплачу.

Я слез с коровы и протянул золотой.

– Хватит?

– Да, господин! – она схватила монету и сжала ее в кулаке. – Располагайтесь! Дюлька поможет и покажет. Я – скоро!

Она выбежала за ворота. Дюлька стал распрягать быка. Из дома высыпали дети, трое. Все девочки, мал мала меньше. Старшей на вид было лет десять, другим пять и три. Младшая, сунув палец в рот, цеплялась за платье старшей. Я подумал и пошарил по кармашкам рюкзака. Початая упаковка леденцов нашлась в боковом. Рюкзак у меня разъездной, в машине вожу. Мятные леденцы приятно сосать в жару – не так пить хочется. Кондиционера в УАЗе нет.

Я подошел к детям и протянул леденец маленькой. Та спряталась за сестру.

– Это вкусно! – объяснил я старшей. – Берешь в рот и сосешь. Вот так! – я бросил леденец в рот и протянул ей другой. – Держи!

Та взяла и осторожно лизнула. Глаза у нее стали большими.

– Майка! На!

Малышка выглянула из-за сестры и протянула ручку. Рассмотрев леденец, сунула его в рот и захрустела.

– Его не нужно жевать, – засмеялся я. – Сосать лучше. Берите.

Девочки взяли по конфете.

– И для нее, – я указал на Майку. – А то свой она сгрызла. Пусть учится. Позже еще дам.

Тем временем Дюлька отогнал быка в хлев. Расседлал Буренку и повел туда же.

– Бык не обидит? – озаботился я.

– Нет, господин! – успокоил Дюлька. – Он холощеный. Я им сена задам, у нас есть. К вечеру мать сварит пойло. Вам баню топить?

– Конечно! – сказал я.

Баня обнаружилась в огороде. Маленький сруб с крышей из дранки.

– Отец ставил, – сказал Дюлька, – и печь клал. Он много умел. Летось умер, – он вздохнул.

Топилась баня по-черному. Ну, хоть так. Дюлька натаскал воды в бочку. От моей помощи он отказался – негоже гостя припрягать. Подумав, я попросил тряпку и сел чистить оружие. Ружейное масло нашлось в рюкзаке. Раскидав «Сайгу» и ТТ на повозке, я приступил к процессу. Рядом крутились девочки, тут же получившие по леденцу.

– Не балуйте их, господин! – посоветовал подошедший Дюлька. – Я их накормлю.

Он достал из мешка окорок. Так вот кто его прибрал! Дюлька вытащил нож и напластал мяса. Отрезал по куску хлеба – он его тоже прихватил. Хозяйственный мужичок! И одежды взял два комплекта. А куда денешься – глава семьи. Вроде моего деда в войну.

Получив по куску мяса с хлебом, дети убежали в дом. Тем временем пришла мать Дюльки. В одной руке она несла за ноги двух куриц, в другой – каравай хлеба. Ясно. В доме еды нет, вот женщина и тревожилась.

Тем временем истопилась баня, мы с Дюлькой пошли мыться. Веников не было – здесь не парились. Воду Дюлька грел просто. Брал с печки щипцами горячие камни и бросал их в бочку. Вода получалась мутной, с пеплом, зато теплой. Мыла здесь не имелось, но у меня нашлось. Я говорил, что рюкзак у меня разъездной? Без мыла в машине нельзя.

– Купцы мыло возят, – сообщил Дюлька, – но просят дорого. Пять медяков за горшок! А это ползолотого, – он вздохнул.

Странные у них цены.

– Мать с сестрами будут мыться? – спросил я.

– Конечно! – сказал Дюлька. – Я ж истопил. Зря, что ли, дрова жег?

– Тогда оставлю…

Запасных носков у меня не было – не рассчитывал задержаться. Я простирнул свои, отжал и надел. Высохнут. В армии так делали.

Пока мать с дочками мылась, мы поужинали. Вареная курица, хлеб. Помня голодные глаза девочек, ел я мало. Куриная ножка, ломоть деревенского каравая. Вернулись женщины. Мать усадила дочек за стол, налила в глиняную миску куриный бульон. В нем плавали куски потрохов. Дети хлебали жадно. Я попросил Дюльку показать хозяйство. М-да… Соха, деревянная борона, повозка. Один бык и более никакой живности. Со смертью отца семье трудно. Кур съели зимой, новых купить не за что. Зерна остался мешок. Мать мелет его жерновами, печет хлеб. Тем и живут. Еще были корнеплоды – что-то вроде репы, но она кончилась – уродилась плохо. Правда, брент обещал помочь с семенами. Если сдержит слово, они выживут. Трава, корешки, грибы… Дюлька умеет ловить рыбу, словом, не пропадут.

– Занять тебе денег? – спросил я. – Золотой? Купите кур, хлеба.

– Нет, господин, – сказал Дюлька. – Отдать трудно. А просто так не возьму. Ты и так много дал.

– Ладно, – сказал я. – Мы это обдумаем. Пошли в дом.

Спали здесь на полатях, проще говоря, нарах, настеленных от печи до стены. «В покат», как говорят у нас. То есть, все в ряд. Мне отвели место у печи, постелив какое-то рядно поверх свежего сена. Спалось на нем хорошо. Но перед сном мы с Дюлькой поговорили. И он кое-что рассказал…

Утром во двор явились два воина. Я как раз вышел из дома подышать свежим воздухом – внутри он спертый. Воины были не знакомы. Люди, не анты, как звали клыкастых, одеты единообразно. Одинаковые кольчуги, тесаки на поясе, в руках – короткие копья. На головах – шлемы.

– Кто тут купец Гош? – спросил один.

– Я.

– Пойдешь с нами.

– Куда?

– Там узнаешь, – буркнул воин.

– Я соберу вещи?

– Потом, – он ткнул копьем в сторону улицы. – Пошел!

Выбора не оставалось, и я подчинился. Мы шагали по улице, на нас смотрели селяне и их дети, и я чувствовал себя преступником под конвоем. Злился. Застали со спущенными штанами! Оружие в доме, даже нож и ТТ. Без них я телок, которого ведут на убой. Затевать драку глупо. Копья воины держат ловко. Ткнут разок – и прощай Гоша! Сходил за золотом…

Я заставил себя успокоиться. Да, меня куда-то ведут, но вряд ли на смерть. Хотят что-то спросить или предложить. Я убеждал себя в этом, поскольку иного не оставалось.

Во дворе замка я увидел две группы воинов. Одни походили на шедших со мной конвойных. Похоже одеты и вооружены. Другие – разномастно. Кто с копьями, кто с мечом. Последние встретили меня злыми взглядами. Это с чего?

Меня завели в дом. Мы оказались в большой комнате первого этажа. В ней было многолюдно. Слева я разглядел брента, знакомых мне воинов, кмита и Мюи. Справа стоял старый ант в дорогой одежде и с мечом на поясе. Пояс и ножны отделаны серебром. На голове анта красовался берет с медальоном из серебра. Рядом стоял воин пониже и одетый беднее. На его поясе висел нож. Старик встретил меня злым взглядом, его спутник – испуганным. В центре комнаты за столом сидел полный мужчина лет сорока. Не ант. Черная мантия, такая же шапка на голове. Выглядел он добродушно, но, поймав его взгляд, я съежился. Взгляд толстяка не сулил счастья.

– Купец доставлен! – доложил приведший меня воин.

– Встаньте у двери! – приказал толстяк. – И будьте наготове, – он посмотрел на меня. – Назовись!

– Гош.

– Занятие?

– Купец.

– Я судья Мюррей, – сообщил толстяк. – Прибыл по заявлению достопочтенного глея, – он указал на старика. – Провожу следствие о смерти его сына. Глей утверждает, что тот вместе с воинами был убит неким колдуном. Что скажешь, Гош?

– Это ложь.

– Мерзкий хрым! – глей схватился за рукоять меча.

– Стой смирно! – рявкнул судья. – Здесь мне решать, кто мерзкий. Еще раз возьмешься за меч, и я прикажу вышвырнуть тебя вон.

Глей сверкнул взглядом и убрал руку. Хм, а судья хорош.

– Расскажи нам, Гош! – судья посмотрел на меня, – и подробно. Как ты познакомился с брентом, почему оказался вместе с ним на дороге, что видел и слышал.

– Я прибыл из дальних краев, ваша честь, – начал я.

– Как ты меня назвал? – встрепенулся судья. – Ваша честь?

– В моих краях это обращение к судье.

– Хм! – он почесал подбородок. – Звучит хорошо. У нас говорят «достопочтенный судья», но мне твое обращение нравится. Продолжай!

– У меня был товар, который следовало продать.

– Что за товар?

– Нир.

– Здесь нечего пить? – засмеялся Мюррей.

– Такой вы не пробовали.