Тисте Анди, часовой ночи; ему нравилось заворачиваться, словно в плащ, в подобные пышные звания. Поза мифического героя, намекающая на… на что-то такое… У бедра меч, оружие великой воли – он сумеет выхватить его, когда фатум нагрянет, завывая словно банши, сумеет использовать с удивительным мастерством. Он будет подобен великим древним, станет превосходным образом силы, высвобождаемой во имя Матери Тьмы.
Все это мечты. Фехтовальщик он посредственный. Символ заурядности, нелепый и сомнительный, как его происхождение. Он не воин тьмы, он молодой мужчина, заблудившийся на чужой улице, мужчина, которому некуда идти – но которого все время что-то куда-то тащит.
Нет, даже это неправда. Он вышел в ночь, потому что стремится сбежать. Злоба Фаэд стала неудержимой, и Нимандер оказался среди тех, кому она поверяет свои мысли. Убивать ли Сендалат Друкорлат в этом порту, как она поклялась? Что еще важнее, готов ли Нимандер дать ей разрешение? У него не хватит смелости предать Фаэд – он знает, как быстро она может обернуться против него самого, как ядовита ее злоба.
Аномандер Рейк не стал бы колебаться. Он пинком выбил бы дверь в комнату Фаэд и вытащил за шею эту визгливую куницу. Выжал бы из нее жизнь. Ведь проблема выбора перед ним не стояла бы, так? Погляди в ее глаза – тайна раскроется сразу. Тайна обширной пустоты на месте совести. Рейк увидел бы всё. Через миг глаза Фаэд широко раскрылись бы от ужаса выворачивания души наизнанку… еще через миг хрустнула бы шея.
Наверное, Мать Тьма ждет душу Фаэд, ждет, когда та родится в иной мир, с визгом прилетит с места справедливой казни, с места, в котором нет выбора. Что, что еще можно сделать? Для такой, как она – ничего.
Аномандер Рейк не отказался бы обагрить руки. Принял бы тяжкий груз вины – еще одно к бесчисленному множеству обременений, накопленных им за сотни тысяч лет. Детоубийца. Убийца собственного дитяти.
Смелость наделенного силой. В сердце Нимандера тоже зияет пустота, пустота на месте смелости. «Мы можем быть его сыновьями, внуками и правнуками, но все мы какие-то недоделанные. Фаэд и ее мерзкая моральная пропасть. Ненанда и его беспричинная ярость. Араната и ее глупые надежды. Кедевисс, что каждое утро просыпается от собственного крика. Скиньтик, для которого вся вселенная – шутка. Десра, готовая раздвинуть ноги перед любым мужиком, которого сочтет новой ступенькой лестницы к воображаемому величию, будто бы ею заслуженного. И Нимандер, вообразивший себя вожаком семейства квази-героев. Этот дойдет до краев мира в поисках… смелости, убежденности, причины сделать хоть что-нибудь.
О, вот эта пустая ночная улица – в самый раз для Нимандера. Горожане забылись нервным, неровным сном. Как будто забвение позволяет убежать хоть от чего-то…» Как раз для Нимандера – эти нескончаемые моменты, в которые он замышляет принять решение, встать между старейшиной Тисте Анди и своей кровожадной сестричкой. Сказать Фаэд: «Нет, ты не сделаешь этого. Хватит. У тебя не останется тайны. Ты будешь раскрыта».
Если бы он смог… Если бы смог хотя бы это…
Он услышал звук. Тихий свист крутящейся, прорезающей воздух цепи – близко, так близко, что Нимандер повернулся – но никого не увидел. Он в одиночестве. Свист, шелест воздуха, шипение – внезапный рывок, два ясно различимых звона – какие-то предметы на концах цепи – «да, этот звук… пророчество… сохрани Мать, неужели это пророчество?»
Воцарилась тишина, но воздух словно залихорадило. Дыхание с трудом вырывалось из его груди. «Он несет врата, Нимандер. Так говорят. Разве это не хорошая причина? Для нас? Отыскать королевства, найти если не предков, то мужа, что несет врата?
Наш путь домой. К Матери Тьме, в ее глубокие объятия… о Нимандер, любимый, давай же…»
– Стой, – захрипел он. – Стой.
Она умерла. На плавучем острове. Срублена мечом Тисте Эдур, который даже не знал ее. Даже не думал о ней. Она мертва.
Она была его смелостью. Теперь ничего не осталось.
Пророчество? Не для таких, как Нимандер!
Не мечтай о славе. Она тоже мертва.
Она была всем. И она мертва.
Холодный ветер вздохнул, унося напряжение – напряжение, которое – он уже понял – только пригрезилось ему. Миг слабости.
Что-то прошелестело по ближайшей крыше.
Подобные дары не приходят к недоделанным. Кому это знать лучше него?
В ночи негромко прозвенел колокол – три удара, возвещающие очередную смену постов. Солдаты почти бесшумно встали – темные силуэты торопливо сменяли дозорных на краю лагеря, звякали клинки и пряжки, противно скрипели ремни и кожаные мундиры. Люди двигались на фоне равнины. Где-то на другой стороне возвышенности, среди высоких трав и в глубоких оврагах, затаился враг.
Все солдаты знают: Биветт убеждена в неминуемости битвы. Красная Маска и его овлы быстро приближаются. Кровь должна была пролиться уже в полдень минувшего дня. О да, дозорные в передовых пикетах успели убедиться, что дикари рядом. Атрипреда расставила магов, готовых их приветить. Ядовитые эманации потрескивают и сыплют искрами, испепеляя полосы степных трав; черный пепел летает в воздухе.
Однако враг не появляется. Проклятые овлы не желают показать лица. Они перемещаются за пределами видимости, окружают армию Летера. Звучит страшнее, чем есть на самом деле: никакие заслоны варваров не устоят перед массированным ударом. По армии разносились шепотки, единогласно советующие Биветт: создай мощный кулак, надави на овлов, развей их по ветру.
Советы стали какими-то блеклыми, когда надвинулся вечер, когда ночь сомкнулась вокруг непроницаемой мантией.
«Ну, – заговорили тогда многочисленные гении тактики в ротах и взводах, – она не заглотила приманку. Это очевидная ловушка, такая неуклюжая, что не попадется и хромой бродяга. Маска хочет, чтобы мы сошли с позиций, смешались. Он хочет беспорядка? Биветт слишком умна».
Они просидели почти всю ночь, усталые, взвинченные; они слышали в любом звуке поступь надвигающихся во тьме убийц. «Да, друзья, там движение. Точно. Что задумали ублюдки?
Они выжидают. Они обнажат мечи на заре, как в прошлый раз. Мы сидим и не спим. Зазря. Утром у нас глаза заслезятся, суставы одеревенеют как у трупов. Но едва начнется настоящий бой, мы им шкуры поснимаем. Клинки и магия, друзья. Они возвестят новый день».
Атрипреда мерила землю шагами. Брол Хандар отлично видел ее, мог бы проследить и по бесконечному звону доспехов. Тисте Эдур понимал, что она переутомилась, не сохранила подобающего командиру спокойствия; значит, это удача, что они двое оказались в двадцати шагах от ближайшего пикета и некому по мелким знакам прочитать состояние Биветт.
Хотя здесь слишком опасно. Если враги прошли через посты, они могут таиться шагах в десяти, поудобнее перехватывая ножи, готовясь на них наброситься. Сразить обоих вождей армии противника. Разумеется, для этого дикарям нужно было обмануть сотканную волшебниками защиту. Вряд ли они на такое способны. Не у одной Биветт шалят нервы; ему нужно помнить, что людям свойственен подобный порок.
Красная Маска умеет удивлять. Он уже доказал это, и глупо ожидать от него крутой перемены, внезапной неловкости. Все дело в том, что он хочет начать битву с рассветом? Или это слишком просто?
Атрипреда подошла ближе. – Смотритель, – тихо сказала она, – я хотела бы выслать вперед ваших Эдур. Узнать, что происходит.
Брол удивился и замешкался с ответом. Она, естественно, восприняла это как отказ. – Ваш род лучше видит в темноте. Разве не так? Гораздо лучше нас, летерийцев. Что еще важнее, лучше овлов.
– А их собаки, Атрипреда? Они нас услышат и учуют – они поднимутся и огласят ночь лаем. Мои солдаты, как и ваши, – продолжал он, – стоят на позициях, следят за высокой травой, ожидая в любой миг увидеть врага.
Она вздохнула: – Да, разумеется.
– Он играет с нами, – сказал Хандар. – Надеется, что мы потеряемся в догадках. Желает, чтобы утром мы оказались утомленными, действовали медленно, неуклюже отвечали на его действия. Маска хочет смутить нас, и пока что ему удается.
