Сломана шея… и никаких других ран, ни слюны, ни слизи на мехе.

Родары снова зашевелились. Они стояли в полудюжине шагов от него, и на краю стада он сумел заметить поднятые шеи, настороженные уши животных. Однако они не издавали тревожных звуков. Итак, никаких опасных запахов, паники – просто кто-то привлек их внимание. Кто-то, кому они привыкли повиноваться.

Ошибки быть не может. Стадо хотят угнать. Абасард не мог поверить. Он повернул и пошел по своим следам. Еще двадцать шагов – и он стремглав помчался в лагерь.

Кнут Красной Маски хлестнул, обернувшись вокруг шеи пастуха – старый летериец стоял, отлично видимый на темном фоне, и тупо смотрел на взволнованное стадо. Маска резко потянул – и голова пастуха скатилась с плеч, тело повалилось, заполошно взмахнув руками.

«Последний», понял Маска и двинулся вперед. «Один оказался достаточно хитер, чтобы убежать, хотя это его не спасет. Ну, захватчики должны сознавать риск – они же воры, не так ли? Купаются в незаслуженной роскоши, садятся на чужую землю. Они достаточно наглы, чтобы требовать у земли изменить ее предназначение. Все равно что мочиться на головы духов земли. Дерзкий святотатец обязательно заплатит…»

Он отогнал эти мысли как недостойные. Духи могут сами за себя постоять, они в нужное время свершат правосудие – ибо они так же терпеливы, как и неумолимы. Не Красной Маске делать работу духов. Нет, такое выражение добродетели было бы ненужным и неискренним. Правда проще: Красной Маске нравится быть карающей рукой овлийского мщения. Мщения личного – и оттого еще более приятного.

Там, в Дрене, он уже открыл счет убитым летерийцам.

Вытянув нож и склонившись над отрезанной головой старика, он снял кожу лица, свернул трубочкой и спрятал к остальным, в наполненный солью мешок, что носил у пояса.

Почти все овчарки подчинились дерзости овлийского тяглового пса. Они шли за более крупным и злобным зверем, помогали пробудить все стадо, а затем и погнать его на восток.

Красная Маска вскочил и повернулся: из лагеря раздались первые вопли.

Абасард находился еще в сорока шагах от лагеря, когда увидел: один из шатров падает, треща шестами, шлепая веревками; громадная двуногая тварь прыгает на него, вонзая лапы в шевелящиеся под тканью тела. Воздух огласился ревом. Подергивая головой из стороны в сторону и выпрямив хвост, чудище двинулось дальше. В лапах оно держало длинные мечи.

Поперек его дороги пробежало другое, быстро, пригибаясь, направляясь к домику десятника. Абасард видел, как люди отпрыгивают с пути, но слишком медленно – голова рванулась вперед, шея изогнулась – челюсти охватили голову человека. Рептилия дернулась, с хрустом костей поднимая тело. Обезглавленный труп пролетел по воздуху, тяжело ударился о землю, вкатился в костер, разбрасывая снопы искр.

Абасард застыл, парализованный ужасом представшего его глазам побоища. Он знал этого человека. Еще один Должник, крутивший шашни с его кузиной; мужчина, который, как ему казалось, вечно улыбается.

Взор поймал другую фигуру. Младшая сестра, десяти лет от роду, бежала из лагеря – от еще одного шатра, обитатели которого умирали под взмахами мечей.

«Наш шатер. Отец…»

Рептилия подняла голову, заметила бегущую сестру и пустилась следом.

Абасард обнаружил, что тоже побежал – прямо на чудовищную тварь.

Если она заметила его приближение, то осталась равнодушна – до самого последнего мига, когда Абасард поднял над головой посох, надеясь поразить тварь в заднюю ногу. Он уже воображал хруст костей…

Меч в ближайшей лапе мелькнул – так быстро, так…

Абасард понял, что лежит на мокрой траве, ощущая тепло в боку. Тепло уходило, тело становилось все холоднее. Он смотрел и ничего не видел, только понимал, что что-то не так – он лежит на боку, а голова касается земли ухом и виском. Должно же быть выступающее плечо, рука… но вместо них он ощущает только тепло…

Казалось, что и сам бок, часть грудной клетки, тоже пропал.

Он ощутил, как дергается правая нога. Но не левая. Непонятно…

Он медленно перекатился на спину. Уставился в ночное небо.

Как много там места – потолок, до которого никому не дотянуться; он накрывает комнату, в которой могли бы жить все. Хватило бы места на всех.

Он подумал: «Хорошо, что я приехал сюда, чтобы увидеть и понять».

Он радовался, умирая.

Красная Маска вышел во тьму, туда, где поджидал Месарч с летерийским конем. Позади стадо родаров пришло в слитное движение – доминирующий самец во главе, все глаза устремлены на Красную Маску. По бокам лаяли и взвизгивали псы. Далекие крики двоих других воинов показали, где именно они находятся.

Вскочив в седло, Маска кивнул Месарчу и развернул коня.

Месарч помедлил, надолго всмотревшись в отдаленный лагерь Летера. Кажется, там всё продолжалась жуткая резня. Защитники, сказал Вождь.

«Он не страшится вызовов грядущего. Он возьмет меховую мантию Вождя Войны племени Гейнток. Он поведет нас на войну с Летером. Он Красная Маска, он отрекся от овлов, только чтобы вернуться.

Я думал, слишком поздно.

Теперь думаю, что был неправ».

Он вспомнил о смертной ночи – воспоминания возвращались, словно крылатые демоны. В том выдолбленном бревне он сошел с ума, стал таким безумным, что едва ли какая-то часть души дождалась возращения, когда его ослепил свет зари. Сейчас безумие вырвалось на свободу, оно схватило его за руки и ноги, но еще не решило, когда именно показать себя. Нет ничего, что может его сдержать. Нет никого.

Кроме Красной Маски.

Того, что выпустил свое безумие много лет назад.

Самки черепах, известных как «виники», населяют по преимуществу верховья многочисленных истоков реки Летер, гнездятся в прудах и мелких болотах среди хвойных рощ подножия гор Синей Розы. Горные ручьи, разлившиеся у плотин плоскохвостых речных крыс, мелкими шажками спускаются к более широким руслам, питающим великую реку. Черепахи – виники имеют длинные панцири с гребнями; передние лапы у них сильные, с широко расставленными пальцами. В сезон откладывания яиц самки – они много мельче самцов, живущих в глубоких морях – заполняют пруды, отыскивая гнезда водяных павлинов. Найдя гнездо достаточно широкое и доступное, самка виника присваивает его. Прежде чем отложить свои яйца, она выделяет слизь, закрывающую яйца птицы – слизь, наделенную свойством замедлять развитие птенцов. Когда кладка собственных яиц готова, самка отрывает гнездо, пуская в свободное плавание по воле течения. В местах перекатов и запруд собираются молодые самцы; они перетаскивают гнезда через клочки сухой земли, чтобы кладки могли продолжать миграцию к реке Летер.