В зал вошел еще один эдурский воин. Брат Рулада. Один из братьев. Тот, что бросил Рулада лежащим на плитах пола. Молодой, красивый на манер Эдур – одновременно и манящий, и чуждый. Она попыталась припомнить, называли ли его по имени…

– Тралл, – захрипел Император. – Где он? Где Фир?

– Он… ушел.

– Ушел? Покинул нас?

– Да, Рулад. Или мне следует звать тебя императором?

По усаженному монетами лицу Рулада пробегали волны эмоций. Он сморщился. – Ты тоже ушел от меня, братец. Бросил истекать кровью на полу. Считаешь, будто отличаешься от Удинааса? Ты не такой предатель, как мой раб?

– Рулад, если бы ты не был моим братом…

– Братом, над которым ты потешался?

– Если тебе так казалось… извиняюсь.

– Да, теперь ты видишь нужду извиняться, не так ли?

Тралл Сенгар шагнул вперед: – Это меч, Рулад. Он проклят – прошу, выбрось его. Ты завоевал трон, тебе он больше не нужен…

– Ошибаешься. – Император оскалил зубы, вроде бы изнемогая от ненависти к самому себе. – Без него я просто Рулад, младший сын Томада. Без меча я никто, братец мой.

Тралл склонил голову. – Ты повел нас на завоевание. Я встану подле тебя. Как и Бинадас, и наш Отец. Ты захватил престол, Рулад – тебе не нужно бояться Ханнана Мосага…

– Жалкого червяка? Думал, я его боюсь? – Острие меча щелкнуло, когда меч подскочил над полом. Рулад направил его в грудь Тралла. – Я Император?

– Нет, – отвечал Тралл. – Твой меч – вот император. Твой меч и сила за ним.

– Лжец! – взвизгнул Рулад.

Низаль заметила, что Тралл отпрянул, но тут же выпрямился. – Докажи.

Глаза Императора расширились.

– Сломай меч – ради Сестер, хотя бы выпусти из руки. Хотя бы это, Рулад. Просто выпусти. Пусть упадет!

– Нет! Знаю, чего ты задумал, братец! Ты схватишь его – вижу, ты уже напрягся, готовый нырнуть… вижу истину! – Клинок вздрагивал, будто желая крови, все равно чьей крови.

Тралл потряс головой: – Рулад, я лишь хочу сломать его.

– Ты не можешь быть со мной, – прошипел Рулад. – Слишком близко… вижу измену в глазах… ты бросил меня! Я корчился на полу! – Голос его повышался. – Где мои воины? В зал! Приказ Императора!

Сразу появились шестеро воинов с мечами наголо.

– Тралл, – зашептал Рулад. – Вижу, у тебя нет меча. Тогда пришло время бросить любимое копье и ножи. Что? Боишься, я убью тебя? Выкажи сам то доверие, к которому призывал меня. Покажи пример чести, братец.

Тогда она не понимала их, мало что зная о жизни Эдур; однако уловила на лице Тралла Сенгара какое-то переживание… вроде сдачи, не просто разоружения перед братом, а чувства более сложного и тонкого. Уровни смирения, один над другим, падение невыносимой тяжести… братья понимали, оба, что означает такое смирение. Тогда она не могла понять, что означает ответ Тралла, его решение – не только для него лично, но и для брата Фира. Скорее для Фира Сенгара, чем для кого-либо иного. Она не поняла величины жертвы, когда он бросил копье, зазвеневшее по плитам, когда он снял пояс с ножами и швырнул под ноги.

В глазах Рулада должен был загореться огонь торжества… но ничего подобного, в них промелькнуло смущение. Император пугливо отвел взгляд, он словно бы искал помощи. Затем он заметил шестерых воинов, подозвал их взмахом меча, хрипло заявив: – Тралл Сенгар будет отсечен. Он перестанет существовать для себя и для всех Эдур. Возьмите его. Свяжите его. Уведите его.

Тогда она не поняла и того, чего стоил суд и приговор самому Руладу.

Ей предоставили выбор – она решила остаться, по причинам, неясным для нее самой. Была ли то жалость? Может быть. Амбиции? Несомненно. Она почувствовала, как чует хищник – единственная порода, выживающая при дворе – что к нему можно пробиться, можно заменить ту, что ушла из жизни Рулада, какая бы история не была с ней связана. Воины – прихлебатели не стоят и гроша; она догадывалась, что сам Рулад прекрасно знает это. Не мог он доверять и последнему брату, Бинадасу – поблизости от Императора тот, как и Тралл, казался слишком опасным, Рулад отослал его отыскивать поборников и потерянные племена Эдур. Что до его отца, Томада… роль придворного стала бы для него слишком сложной. Выжившие к’риснаны также были отосланы с Томадом и Бинадасом, чтобы новоиспеченный Цеда оказался одиноким и слабым.

Все то время, пока принимались первые решения, пока проводилось Отсечение – тайно, вдали от глаз летерийцев – Низаль старалась забраться в постель Императора; а Канцлер Трайбан Гнол следил за всем тусклым взором хищной птицы.

Консорт Турадал Бризед пропал, хотя Низаль слышала от придворных слуг молву, будто он находится где-то неподалеку, слоняется по коридорам загадочных подземных уровней старого дворца, похожий на призрака, едва заметный взорам. Она не знала, верить ли таким сказкам; если же он действительно прячется в старом дворце, Низаль не находила в том совершенно ничего странного. Да и какая разница? У Рулада нет жены.

Любовница императора – роль, к которой она привыкла; но сейчас многое изменилось. Рулад молод, он так отличается от старика Эзгары Дисканара. Его духовные раны оказались слишком глубокими, чтобы она могла исцелить их касанием – так что хотя она и оказалась в привилегированной позиции рядом с престолом, но постоянно ощущала беспомощность. Ненужность.

Она стояла, созерцая, как Император извивается, потом съеживается в углу комнаты. Среди плача, стонов и вздохов проскальзывали отрывки прежних его бесед с Траллом, изгнанным братом. Снова и снова, хрипло стеная, Рулад просил прощения.

Она напомнила себе, что впереди новый день. Она увидит, как сломленный мужчина собирает себя, склеивая по кусочкам, и вновь садится на трон Империи, выпучивает покрасневшие глаза, его пестрый монетный доспех тускло блестит в неярком свете традиционных факелов на стенах; там, где монеты отвалились, видна уродливая плоть, кольцевидные рубцы и вздутые шрамы. А потом жуткое существо снова начнет изумлять ее. Весь новый день.

Презрев старинный протокол, Император Тысячи Смертей просидит на престоле всю длительную церемонию подачи прошений. День ото дня все больше граждан империи, бедных и богатых, набираются смелости и приходят посмотреть на иноземного правителя. Звон за звоном Рулад будет исполнять закон, насколько сумеет. Он стремится познать жизнь подданных, и это удивляет ее. Похоже, под всеми слоями жестоких травм живет добрая душа! Именно теперь Низаль нашла для себя применение – хотя все чаще инициативу перехватывает канцлер, лично разбирается с жалобами. Наложница начала ощущать, что Трайбан Гнол видит в ней соперницу. Он стал распорядителем подачи прошений, фильтром, позволявшим держать их число в разумных пределах; его контора быстро разрасталась. Многочисленные исполнители стали также шпионами, проникшими во все уголки дворца. Ну, это неудивительно.

Итак, перед Низалью представал император, взошедший на престол по лужам крови, но желающий править во благо, проявляющий доброту слишком неловкую, чтобы быть притворной. Сердце ее разрывалось – ведь сила не нуждается в честности. Даже Эзгара Дисканар, столь многое обещавший в юности, в последнее десятилетие правления построил стену между собой и гражданами королевства. Честность слишком уязвима, Эзгара часто страдал от измен и обманов. Хуже всего были нападки собственной его жены, Джанали, и сына.

Слишком соблазнительно оказалось сбросить груз этих ран, избавиться от рубцов прошлых обид…

И Рулад, младший сын знатной эдурской семьи, стал жертвой предательства – сначала измены друга, раба Удинааса, а потом и кровных родичей, братьев.

Каждый день он одерживал победу над мучениями предыдущей ночи. Низаль гадала, сколько это может продлиться. Она единственная стала свидетельницей его внутренних триумфов, той необычайной войны, которую вел он сам против себя. Каждое утро. Канцлер не знает ничего, несмотря на изобилие шпионов – она уверена в этом. Неведение делает его опасным.

Ей нужно поговорить с Трайбаном Гнолом. Ей нужно навести мост.