– Ну, Атрипреда? – спросил сзади Блон Хандар. – Идем по следу?

Она не повернулась. – Нет.

– Фактор будет весьма недоволен вашим решением.

– Вас это заботит?

– Нисколько.

Она промолчала. Смотритель за время путешествия стал более откровенным. Более откровенным или менее осторожным – но в тоне Тисте Эдур звучало презрение. Само то, что он решил сопровождать экспедицию, говорит о растущей независимости. Ей было почти жаль воина.

– Если Красная Маска призывает подобных демонов, – продолжал Брол Хандар, – нам нужно выступить в силе, с магами эдурскими и летерийскими. Так что я согласен с вашим решением.

– Я рада, что вы сразу ухватили военные аспекты произошедшего, Смотритель. И все же желания фактора мне вовсе не интересны. Я прежде всего и преимущественно офицер Империи.

– Да. А я представитель Императора в регионе. Итак?

Она кивнула.

Несколько раз ударили сердца. Эдур вздохнул: – Как печально видеть много убитых детей.

– Смотритель, мы убиваем овлов не менее тщательно.

– И это тоже печально.

– Такова война.

Он что-то буркнул, потом сказал: – Атрипреда, происходящее на ваших равнинах не просто война. Летерийцы начали компанию уничтожения. Если бы мы, Эдур, перешли этот порог – разве нас не называли бы варварами? В нынешнем конфликте вы на неправой стороне, какими бы словами ни оправдывали вы свои деяния.

– Смотритель, – холодно отозвалась Биветт, – мне не интересны оправдания и нравственная высота. Я слишком давно в солдатах, чтобы верить, будто подобное может помешать нашим действиям. Если что-то в наших силах, мы делаем это. – Она обвела рукой разоренный лагерь. – Убиты граждане Летера. Я могу ответить на это, и я отвечу.

– И кто выиграет? – спросил Хандар.

– Мы, разумеется.

– Нет, Атрипреда. Вы проиграете. И овлы тоже. Победители – люди вроде фактора Летура Аникта. Увы, подобные ему смотрят на летерийских солдат почти так же, как на врагов. Вас будут использовать, это означает – многие из вас умрут. Летуру Аникту все равно. Вы нужны ему для достижения победы. Потом нужда в вас исчезнет… до появления нового врага. Скажите, империи существуют чтобы пожирать? Разве нет ценности в мире? В порядке, процветании, стабильности и спокойствии? Столбики монет в сокровищнице Аникта – единственно достойная награда? Он может так думать – всё остальное случайно и интересно лишь полезностью лично ему. Атрипреда, вы, по правде говоря, ниже Должников. Вы рабыня. Я не ошибаюсь, ибо мы, Тисте Эдур, имеем рабов. Рабы – вот кем вас видит Летур Аникт.

– Скажите, Смотритель, как вам жилось бы без рабов?

– Не сомневаюсь, плохо.

Она повернулась и пошла к коню. – На коней. Возвращаемся вДрену.

– А мертвые граждане Империи? Вы оставите тела падальщикам?

– Через месяц пропадут и кости, – сказала Биветт, вскакивая в седло и натягивая удила. – Жуки-строгунцы сточат их в прах. Да тут почва твердая, могилы не выкопать.

– Но есть камни.

– Покрытые овлийскими глифами. Использовать их – навести на мертвых проклятие.

– Итак, вражда сохраняется, даже духи воюют. В темном же мире обитаете вы, Атрипреда Биветт.

Она помолчала, вглядываясь в Эдур. – А тени намного лучше, Смотритель?

Тот не ответил. Биветт сказала: – Извольте сесть в седло, господин.

Лагерь племени Гейнток, заполненный также остатками племен Севонд и Нирифа, простерся на всю долину. Далеко на востоке маячили облака охряной пыли над стадами, скопившимися в соседних долинах. Воздух скрипел от песка, смердел кислым кизячным дымом. Маленькие отряды воинов метались туда и сюда, словно банды разбойников – голоса громкие, оружие наготове.

Дозорные вступили в контакт с Красной Маской и его жалким племенем еще утром, но близко не подъезжали. Похоже, их больше заинтересовало следовавшее за маленькой группой большое стадо родаров. Для кучки овлов богатство слишком значительное, открытое для спора; Красная Маска понимал, натягивая удила перед границей лагеря, что весть уже дошла сюда и множество воинов набирается наглости, завидуя его родарам и готовясь отнять животных у горсточки воинов Ренфайяра.

Увы, придется их разочаровать. – Месарч, – сказал он, – останься здесь с остальными. Вызовы не принимать.

– Никто не подъехал так близко, чтобы увидеть твою маску, – ответил юноша. – Никто не понимает, о Вождь Войны, чего ты желаешь. Едва они узнают, мы окажемся в осаде.

– Ты боишься, Месарч?

– Умереть? Нет. Уже нет.

– Тогда ты больше не ребенок. Жди, ничего не предпринимай. – Маска послал коня вниз по склону, галопом влетел на стоянку Гейнтока. На него смотрели – глаза вытаращивались, слышались крики, в которых звучало скорее негодование, чем удивление. Наконец ближайшие воины заметили его оружие. Тут на лагерь пала тишина, распространяясь словно рябь по воде… а за ней наступил черед бормотания, гневные голоса изменили тембр.

Тягловые собаки уловили нарастающую ярость и подбежали ближе, оскаливая зубы и поднимая шерсть.

Красная Маска натянул поводья. Летерийский конь замотал головой, заплясал, фыркнув в предостережение большим псам.

Кто-то пробирался сквозь густеющую толпу – как будто нос незримой ладьи раздвигал высокие тростники. Попрочнее усевшись в иностранном седле, Маска ждал.

Хадральт, старший сын Капалаха, унаследовал от отца надменную походку, но не вызывающую уважение внешность. Он был тощим и невысоким; по слухам, он хорошо умел работать короткими кривыми мечами, висевшими сейчас у пояса. Его окружала дюжина избранных воинов, здоровенных, неуклюжих мужчин, чьи лица расписаны в подобие чешуи – бронзового цвета, но в остальном весьма похожей на чешую самого Красной Маски. На лицах этих застыло выражение недовольства.

Дергая пальцами за свисающие с пояса фетиши, Хадральт сверкнул глазами на Маску: – Если ты тот, за кого себя выдаешь, тебе здесь не место. Уйди, или кровь твоя оросит иссохшую землю.

Красная Маска невозмутимо обвел взглядом меднолицых воинов. – Ты порождаешь эхо, но в нем слышен отзвук страха. – Взор его вновь нашел вождя. – Я перед тобой, Хадральт сын Капалаха. Я Красная Маска, вождь племени Ренфайяр, и сегодня я убью тебя.

Темные глаза расширились. Хадральт усмехнулся: – Твоя жизнь – проклятие, Красная Маска. Ты не заслужил права вызывать. Скажи, твои жалкие щенки станут сражаться за тебя? Твои амбиции приведут их к гибели. Наши воины отберут стада Ренфайяра. И женщин, но только детородного возраста. Дети и старики умрут, ибо мы не потерпим обузы. Ренфайяра не станет.

– Чтобы твои воины получили право вызвать на бой мой род, Хадральт, им придется победить моих поборников.

– И где они затаились? Или это драный пес, что тащится за тобой?

Он слишком громко рассмеялся собственной шутке.

Красная Маска посмотрел назад, на одинокого зверя. Пес лежал на земле справа от его коня, опустив голову, но следя за скопищем местных собак. Он встретил взор Маски; казалось, зверь не только понял всё, что тут было сказано, но и рад возможности схватиться с бросившими вызов хозяину. – Этот зверь понимает, что такое храбрость, – сказал Красная Маска, снова посмотрев на Хадральта. – Хотелось бы мне иметь десять тысяч воинов, ему не уступающих. Но я вижу пред собою лишь тебя, Хадральт, вождя десяти тысяч трусов.

Ответный рев, казалось, может расколоть воздух. Клинки заблестели на солнце, толпа придвинулась. Море лиц, искаженных яростью.

Хадральт побледнел. Затем поднял руки и держал, пока крики не начали утихать. – Каждый воин здесь, – заговорил он дрожащим голосом, – возьмет себе кусок твоей шкуры, Красная Маска. За подобные слова положено и не такое! Ты хочешь занять мое место? Хочешь вести? Вести… трусов? Изгнание ничему тебя не научило. Ни один воин не пойдет за тобой, Красная Маска. Ни один.

– Ты нанял армию, – ответил Маска, не сумев скрыть презрение, – Ты повел их на летерийцев. А потом, когда началась битва и ваши новые союзники вступили в нее – начали биться за вас – ты сбежал. Трусы? Слишком мягкое слово. В моих глазах, Хадральт, ты и твои люди – не овлы, больше не овлы, ибо истинный воин Овл’дана так себя не ведет. Я наткнулся на их тела. Я видел следы вашего предательства. Вот истина. Когда я стану Вождем Войны – это случится сегодня, не успеет сесть солнце – я потребую у каждого доказать свою полезность, заслужить право следовать за мной. И убедить меня будет трудно! Медная краска на лицах трусов – вы не могли нанести мне большего оскорбления.