– Тебе нужны спутники, чтобы взобраться в горы? – спросил меруде, вглядываясь в затененное капюшоном лицо. – Говорят, что на высотах таятся бандиты и беглые солдаты.

– У меня уже есть спутники.

Голос чужака звучал грубо, выговор казался архаичным.

Меруде встал в трех шагах. Теперь он смог лучше разглядеть лицо. Эдурские черты – более или менее – но белые словно снег. Глаза… заставляли беспокоиться. Красные как кровь. – Тогда зачем ты стал на пути?

– Вы недавно захватили двух летерийцев. Они мои.

Меруде дернул плечом: – Тогда, дружище, тебе следовало приковывать их на ночь. Должники бегут при первой возможности. Повезло тебе, что мы их поймали. О да – разумеется, я верну их. По крайней мере девочку. Мужчина – беглый раб Хирота, как показали его наколки. К сожалению, его ждут Топляки; но я готов предложить замену. А вот девочка имеет ценность, хотя они и молода. Надеюсь, тебе есть чем ее выкупить.

– Я возьму обоих. Причем бесплатно.

Меруде нахмурил лоб. – Ты проявил небрежение, потеряв их. А мы проявили усердие, их поймав. Соответственно, мы ожидаем благодарности за усилия – а ты должен понимать, что за небрежение следует платить.

– Освободи их, – сказал чужак.

– Нет. Из какого ты племени? – Глаза незнакомца, упрямо взирающие в глаза меруде, казались совершенно… мертвыми. – Что такое с твоей кожей? – Мертвыми, как у… Императора. – Как твое имя?

– Освободи их немедленно.

Меруде покачал головой, засмеялся – несколько нервно – и махнул рукой спутникам, одновременно начиная вытаскивать саблю.

Он был поражен нелепостью брошенного вызова, что сделало движения замедленными. Сабля едва наполовину покинула ножны, когда длинный меч чужака сверкнул, высвобожденный, и отворил горло Эдур.

В ярости заорав, остальные пятеро подняли клинки и бросились в атаку. Летерийские солдаты спешили за ними.

Чужак смотрел, как падает на дорогу старший воин, щедро разбрызгивая кровь. Затем вытащил второй меч и повернулся навстречу пятерым Эдур. Зазвенело железо, и тут же оба клинка в руках незнакомца запели, повышая тембр с каждым принятым ударом.

Двое Эдур одновременно получили смертельные раны – один в грудь, у второго снесло треть черепа. Он отвернулся от схватки, наклонился, подхватывая куски костей и скальп, и неуклюже отошел на обочину.

Пал третий Эдур – его нога была перерублена. Последние торопливо отступили, призывая летерийцев (те нерешительно мялись в трех шагах от драки).

Незнакомец бросился за ними. Отразил мечом в левой руке нападение одного из Эдур – меч прошел кверху и влево, выбив клинок противника; затем сделал прямой выпад, вонзив острие в горло Эдур. В то же время он сделал ложный выпад мечом в правой руке. Последний из Эдур отклонился, избегая удара в лицо и пытаясь рубануть врага по запястью. Но тот умело опустил клинок, отбив саблю, и погрузил острие в правую глазницу воина. Кости хрустнули, сталь вошла в мозг.

Пройдя между падающими, чужак срубил двух ближайших летерийцев. Остальные тут же испуганно побежали за фургоны (извозчики спрыгнули, столь же панически заметавшись) и мимо колонны прикованных рабов. Они неслись по дороге, бросая оружие.

Едва один из летерийцев оказался рядом с рабами, кто-то подставил ему подножку. Колонна начала извиваться, когда предприимчивый невольник вспрыгнул на поверженного солдата, обвил свою часть цепи вокруг шеи и натянул. Летериец сучил ногами, дергал руками, пытаясь оцарапать раба – но тот неумолимо затягивал цепь, пока стражник не замер.

Сильхас Руин – мечи пели в руках его – подошел туда, где Удинаас душил труп. – Можешь остановиться, – сказал альбинос.

– Могу, – проскрипел Удинаас сквозь стиснутые зубы, – но не хочу. Этот выродок был самым худшим среди них. Худшим.

– Его душа уже утонула в тумане, – сказал Сильхас Руин, оборачиваясь: еще двое спутников появились из кустов, окаймлявших канаву с южной стороны от дороги.

– Души его, – сказала Чашка, прикованная к цепи в конце колонны. – Он сделал мне больно.

– Знаю, – проскрежетал Удинаас. – Знаю.

Сильхас Руин подошел к Чашке. – Больно. Как?

– Как обычно. Той штукой между ног.

– А остальные летерийцы?

Девочка покачал головой: – Они просто смотрели. И смеялись, все время смеялись.

Сильхас Руин поглядел на подошедшую Серен Педак.

Серен замерла на месте, встретив зловещий взгляд Тисте Анди. Руин сказал: – Я догоню тех, что убежали. Аквитор, встретимся в конце дня.

Они отвернулась – мельком заметив, как Фир Сенгар встал подле трупов меруде – и оглядела усыпанную камнями южную равнину. Потерявший часть черепа Тисте Эдур все еще бродил по ней. Это зрелище оказалось не менее отвратительным. – Как хочешь, – ответила она, глядя теперь на фургоны и впряженных лошадей. – Мы двинемся по дороге.

Удинаас наконец излил весь свой гнев на тело летерийца, встал и обратился к ней: – Серен Педак, как насчет других рабов? Мы должны освободить всех.

Она хмурилась. Утомление мешало думать. Месяцы и месяцы бегства, попыток скрыться от Эдур и летерийцев; путь на восток все время оказывался закрытым, они вынуждены были идти на север. В ней угнездился вечный страх, разум потерял былую остроту. Освободить их. Но тогда…

– Просто новые слухи, – добавил Удинаас, словно прочитав ее мысли, словно поняв их прежде нее самой. – Много слухов, смущающих ловцов. Пойми, Серен – они уже поняли, кто мы такие. А рабы – они сделают все, что смогут, чтобы избежать нового плена. Насчет них особо беспокоиться не нужно.

Серен подняла брови. – Удинаас, ты так заботлив по отношению к Должникам. А кто из них откажется купить свободу, выдав нас?

– Но единственная альтернатива – убить всех, – сказал он, глядя прямо ей в глаза.

Те, что слушали, те, что еще не были доведены побоями до состояния безумных автоматов, вдруг закричали, обещая и клянясь. Они тянули руки к Серен, звенели цепями. Другие смотрели молча, будто мириды, уловившие запах незримых волков. Безумцы стонали и сворачивались клубками на грязных дорожных камнях.

– Первый убитый Эдур нес ключи, – сказал Удинаас.

Сильхас Руин прошел по дороге. Там, где его было едва видно, Тисте Анди перетек в кого-то громадного и крылатого, взлетел в воздух. Серен глянула на рабью колонну, с радостью заметив, что никто не заметил превращения. – Хорошо, – ответила она Удинаасу и пошла туда, где Фир все стоял, застыв над трупами павших Эдур.

– Я должна забрать ключи, – сказала она, склонившись над телом.

– Не трогай его.

Она поглядела на Фира: – Ключи… цепи…

– Я сам найду.

Серен кивнула и отошла. Фир неслышно пробормотал молитву и опустился перед телом на колени. Ключ обнаружился в кожаном кошеле на поясе воина; там также имелась пригоршня полированных камешков. Фир взял ключи в левую руку, а камешки зажал в правой. – Они с берега Меруде, – сказал он. – Похоже, он собрал их еще ребенком.

– Дети вырастают. Даже на прямых деревьях бывают кривые ветки.

– И что же кривого было в этом воине? – сверкнул глазами Фир. – Он шел за моим братом, но так делали все воины всех племен.

– Некоторые уходили от него. Как ты.

– Если я отвернулся от лжи и укрылся в тенях… если сейчас у меня новая цель… Аквитор, это лишило меня преданности Тисте Эдур? Моему роду? Нет. Ты постоянно забываешь, тебе так удобнее. Пойми же, аквитор. Я буду прятаться, если нужно – но я не буду убивать родной народ. У нас есть деньги, мы можем купить свободу…

– Но не Удинаас.

Он открыл рот, но промолчал.

«Да, Удинаас. Тот, кого ты мечтаешь убить. Если бы не Сильхас Руин…» - Фир Сенгар, ты решил странствовать с нами, а среди нашей жалкой компании никто не подвергает сомнению главенство Сильхаса Руина. Отвергай его методы, если угодно – но он видит тебя насквозь. Ты сам знаешь.

Хирот отвернул лицо, глядя на дорогу, моргая, чтобы избавиться от воды. – И с каждым шагом цена моего присутствия все растет, аквитор. Ты должна хорошо понимать, что означает такая задолженность. Летерийский образ жизни, груз, от которого вам не избавиться. Не выкупить свободный выход.