Моя рука инстинктивно легла на живот. Возможно ли, что там сейчас зарождается другая жизнь? Жизнь, которая незримой ниточкой вновь свяжет меня с бывшим мужем?

Я обошла кровать и присела на уголок, тихо позвав Мирославу по имени.

Она захлопала глазами и нахмурилась, увидев меня.

– Ма, что случилось?

– Ничего, не волнуйся.

– Пора ехать? – растерянно спросила она, приподнимаясь.

– Пора, малышка.

– А где папа?

– Твой отец спит, – покачав головой, призналась я. – Я не стала его будить. Позвонишь ему утром. Нас ждет такси.

Мира нахмурилась. Она вглядывалась в мое лицо, в попытке понять, что произошло.

– Я надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, – пробормотала дочь. И мне показалось, что в ее тоне я уловила осуждение.

По пустым ночным дорогам такси довезло нас до Внуково меньше чем за час. Мы с дочкой прошли регистрацию и сели в кресла в комнате ожидания. Все это время я действовала на адреналине, а сейчас поняла, что буквально валюсь с ног от усталости. Хотелось есть. Пить. И плакать. Глаза жгло, но слез не было. Видимо, для них нужны были силы, которых у меня просто не осталось…

***

– Где ты был вчера ночью? – дрожащим голосом спросила я, воинственно поднимая подбородок, хотя понимала, что сил у меня – как у котенка. И я не смогу противостоять Владу, если он примет мой вызов.

Весь день меня мучила тошнота. Когда я носила Миру, у меня вообще не было токсикоза, а сейчас он не отпускал меня с первых дней беременности. Большую часть дня я лежала в постели – настолько слабой и беспомощной была в то время.

И все же, копить в себе злость и молчать я больше не могла. Хотя очень боялась последствий и нервничала, несмотря на то, что мысленно готовилась к этому разговору целый день, с тех пор, как проснулась утром и обнаружила, что муж так и не пришел домой. А в телефоне было лишь одно сообщение: «Не жди меня. Я в офисе. Приму душ здесь и останусь на ночь. Утром у меня важная встреча».

– С коллегами. Мы обсуждали сделку. Я писал тебе, – устало ответил Влад, ослабляя галстук и бросая портфель на диван в прихожей.

– Среди коллег была драгоценная Татьяна?

– Не начинай.

– Значит, была! – даже не пытаясь скрыть боль в голосе, прокричала она.

– Ксения, твоя беспочвенная ревность сведет тебя с ума, – подходя к бару и наливая себе в стакан виски, сказал Влад. Весь его вид выражал крайнее раздражение. И когда он говорил, он даже не смотрел на меня. – Я много раз говорил тебе, что между мной и Татьяной никогда ничего не было.

– Она влюблена в тебя! – дрожащим голосом произнесла я, чтобы хоть как-то обратить на себя его внимание.

– Ты ошибаешься. Мы давно друг друга знаем. Ее родители дружат с моими и, когда я был маленьким, мы часто гостили у них в Питере. Мы друзья. И коллеги. Татьяна – прекрасный работник.

Я посмотрела на него с отчаянием, не понимая, как человек может быть настолько слеп. Эта Татьяна так откровенно вешалась на него при каждой встрече – ее не смущало ни мое присутствие, ни присутствие Миры, ни даже то, что я была беременна нашим вторым ребенком. Она шла напролом. И я давно начала подозревать, что Владу просто нравилось такое положение вещей – что уж говорить, он всегда обожал женское внимание. И сам признавался мне, что до того, как мы начали встречаться, он никогда не был верен ни одной своей подружке.

– Настолько прекрасный, что ты готов пожертвовать мною, чтобы оставить ее при себе? – прошептала я, чувствуя, как глаза пощипывает, а по щекам начинают бежать ручейки слез. Мир вокруг рушился, а я просто не знала, что еще предпринять.

Влад вздохнул. Его отстраненное выражение лица сменилось крайней озабоченностью, когда он отставлял свой стакан с недопитым виски на стол и шел ко мне, чтобы бережно сжать в объятиях, уткнувшись носом в мои волосы и успокаивающе поглаживая по спине.

– Забудь о Татьяне, – ласково попросил он. – Она не волнует меня. А ты волнуешь.

Я всхлипнула и прижалась щекой к его груди, чувствуя, как шелк рубашки Влада намокает от слез, которые от его нежданной ласки полились еще сильнее.

– Он-н-на крас-сивая, – промычала я. – Не т-то, ч-что я. Т-толстая и…

– Ксюша, – Влад отстранился от меня на расстояние вытянутой руки, продолжая удерживать за плечи. – Не смей больше говорить такие глупости. Ты – красавица. Ты – моя жена. Ты – мать моей дочери и сына, которого ты мне подаришь. Нет в целом мире ничего важнее этого, поверь мне.

– Ты п-п-пропадаешь на ра-работе сутками, – всхлипывая, продолжала я. – М-может б-быть, ты п-просто не х-хочешь быть со мной р-рядом.

Он вновь прижал меня к себе, целуя меня в макушку.

– Я пропадаю на работе, потому что мы с Игорем взяли на себя проект, который нам, если честно, пока не по зубам. Если мы не выполним обязательств по контракту, нам грозит банкротство. Но мы, конечно, все выполним. И именно поэтому, мне приходиться работать допоздна.

– Ты в-все еще м-меня любишь?

Он улыбнулся.

– Ну, а как же иначе? – с этими словами он наклонился, подхватил меня на руки и понес в спальню.

***

– Мам, наш рейс объявили.

Я вздрогнула, услышав голос Мирославы, и вскочила с кресла.

Пора возвращаться в реальность.

Было раннее утро понедельника, когда мы с Мирой зашли в нашу квартиру в Ростове. Давно ставшие родными комнаты встретили нас привычной тишиной и пустотой, но, почему-то, на этот раз я почувствовала себя здесь неуютно и вздрогнула, будто за несколько дней отвыкла от дома, или чересчур привыкла к тому, что рядом постоянно был Влад.

Едва наш самолет приземлился, и Мира включила телефон, ей позвонил отец. Слушая, как дочь спокойно объясняет ему, что мы уже дома, я испытала острое чувство вины. Не за свой отъезд, а за то, что украла у Влада лишние часы с малышкой – он ведь собирался проводить нас в аэропорт этим утром. Насколько я поняла из разговора, бывший муж не стал вываливать на Мирославу недовольство по поводу нашего отъезда. Уже за это я была ему благодарна, но малодушно оттягивала момент, когда телефон придется включить мне самой.

Дома Мира сразу скрылась в своей комнате, а я, пройдя по квартире, распахнула окна, чтобы помещение наполнил свежий утренний воздух просыпающегося города, и пошла в душ. Открыв кран с горячей водой, я встала под упругие струи и закрыла глаза.

Здесь, дома, в привычной обстановке, стало казаться, что события последних трех дней мне просто приснились – настолько невероятным было все то, что случилось. И все же, и все же, смывая с себя гель для душа, вытирая тело полотенцем, я не могла отделаться от воспоминаний о Владе и его руках, которые всего несколько часов назад повторяли все эти движения, лаская меня, дразня и заново изучая.

Тряхнув головой, я попыталась отогнать предательские мысли о бывшем муже. Что бы ни произошло в Новогорске, возвращение в реальность состоялось. Нужно жить. Ходить на работу. Встречаться с другими людьми. И постараться забыть о Владе и днях, проведенных в его компании. Только как же это сделать, если, стараясь смыть с себя его прикосновения и запах, я будто наяву чувствовала их? А ласковое скольжение воды и мочалки по коже так живо напоминало мне о тех других касаниях, от которых бросало в дрожь.

Выйдя из душа, я пошла в гардероб и надела брюки и свободную рубашку, подходящие для офиса. Сил не было, и в любой другой ситуации я бы взяла отгул, но оставаться сегодня дома и предаваться воспоминаниям об эротическом рандеву с бывшим мужем я тоже не могла. Куда лучше было пойти на работу и погрузиться в водоворот дел, чтобы мозг переключился на другие задачи, а тело забыло радость плотских наслаждений.

***

Солнце уже садилось, оставляя после себя розово-оранжевые сумерки, когда я наконец-то закрыла ноутбук и потянулась. Рабочий день давно подошел к концу, и практически все сотрудники покинули офис, но я не торопилась домой. Днем мне позвонила Мира и попросила после уроков отпустить ее с подругами на шопинг и в кино. В ее голосе слышались  просительные нотки, и я согласилась отложить нашу с ней встречу и забрать из кинотеатра в 20.30 вечера. Чуть позже она вновь набрала меня и сказала, что с завтрашнего дня решила возобновить занятия в художественной школе. Мысленно порадовавшись положительным переменам в поведении дочери, на которую явно благотворно сказалась поездка в Москву в компании отца, я вновь почувствовала предательский укол совести.