Котов суетливо убрел, а я, малость отдышавшись и утерев лицо влажным полотенцем, включил телевизор – вот-вот должна была начаться моя любимая «Международная панорама». Больше всего мне нравилась подача материала – с любопытными подробностями, через личное мнение, и без сухой выжимки, как во «Времени».
В полном согласии с боем часов, на телеэкране заиграли, задрожали «Vibrations», фоном озвучивая анонсы, и вот из телестудии глянул на меня толстый, лохматый, усатый Бовин. Развалясь в кресле, он заговорил слегка задыхающимся голосом, словно удерживал на весу немалую тяжесть:
– Добрый день, товарищи! Прошедшая неделя принесла немало сюрпризов на международной арене, но самое пристальное внимание мировой общественности обращено сейчас к Ближнему Востоку…
Под жесткий ритм пошла картинка: танки с зелеными флагами, нарисованными на башнях, валко катятся по барханам… Хищные силуэты «Ми-24» преследуют их, беспощадно жаля НУРСами… Арабы в белом радостно вопят, а мимо печатает шаг королевская гвардия Хусейна, иорданского монарха…
– Саудовская Аравия с первых лет своего существования сшивалась на гнилую нитку, – вещал голос Бовина за кадром. – Практически все земли вокруг Эр-Рияда были захвачены в грабительских войнах, а их население низведено до третьесортного, порой рабского состояния. Неудивительно поэтому, что жители Хиджаза встречали иорданцев и йеменцев, как освободителей. Именно этим объясняется столь быстрый исход конфликта. По соглашению, подписанному на днях в Аммане, Северному Йемену отошли бывшие саудовские провинции Наджран, Асир и Джизан, а Иордания восстановила суверенитет над Мединой, Меккой и остальной территорией Хиджаза. Что любопытно, – камера вернулась в студию, – ни из Вашингтона, ни из Лондона, Парижа или Бонна не последовало резкой реакции на происходящее. Туземные разборки не заинтересовали белых господ. Но вот вторжение иракских войск и захват приграничных, теперь уже бывших саудовских провинций Хаиль и Эль-Худуд-эш-Шамалия вызвали настоящую бурю негодования. Европа и Америка испугались потери важнейшего источника нефти! Боевые корабли с военно-морских баз США Джуфейра и Манама, что в Бахрейне, вышли в море, с аэродрома на острове Диего-Гарсия поднялись «Б-52», но все эти страсти-мордасти не испугали Багдад. Наступление на Эль-Хасу, где сосредоточены основные нефтепромыслы, успешно продолжается, саудиты драпают, бросая оружие и танки…
– Очень занимательно, – прокомментировал Котов, выставляя поднос на столик. – Угощайтесь, Миша. Очень занимательные новости… Если Ираку удастся занять Эль-Хасу, он сосредоточит на своей территории богатейшие запасы нефти, а Москва дружна с Багдадом… Нам легче договориться. Будем удерживать высокую цену на «черное золото»! Эмираты, Бахрейн, Катар, Кувейт, Иран охотно нас поддержат. И Багдад никогда не пойдет на то, чтобы в угоду Америке занижать стоимость барреля в разы, чего Рейган добился от саудовского короля в вашем временном потоке…
– …И разорил бюджет при Горбачеве, – подхватил я, ухмыляясь. – Приятно общаться с человеком, ясно видевшем будущее!
Игорь Максимович довольно засветился, попивая чаек из тончайшей фарфоровой чашечки.
– …Мутная волна чудовищной лжи буквально смыла с телеэкранов и страниц западной прессы любые позитивные факты о положении в СССР и странах социалистического содружества, – продолжал ведущий, вздрагивая брыластыми щеками. – Нас обвиняют в агрессии, забывая упомянуть, что СССР снизил военные расходы почти вдвое. Красочно описывают развал плановой экономики и тотальный дефицит, но не приводят красноречивую цифру – за последний год ВВП Советского Союза вырос на одиннадцать с половиной процентов. Ударными темпами идет демонополизация – уже треть отраслевых министерств разукрупнена, тысячи предприятий вышли из-под мелочной опеки государства и переведены на ленинский хозрасчет… – на экране чередой прошли цеха «КамАЗа», «Счетмаша», «Уралвагонзавода». – Социалистическая предприимчивость, социалистическая конкуренция становятся сильнейшими факторами развития. И нетрудно догадаться, что именно усиление СССР, небывалый рост народного богатства стали причиной хорошо организованной кампании очернения нашей страны…
– Да-а… – задумчиво покивал Игорь Максимович, прихлебывая. – Воистину, ничего нового. Всё это уже было… Нас боятся – и не дают расти. Мне исполнилось шестнадцать, когда началась Крымская война – вероятно, первая попытка Запада ослабить Россию. Бить «нагличан» меня не пустили, молод больно, а вот на Великую Отечественную я ушел-таки добровольцем… И опять им удалось обессилить нас, истребив миллионы лучших!
– Вывод, – сказал я спокойно, вертя в пальцах баранку, – нужно Запад опередить. Чтобы не мы их, а они нас догоняли! И самим их ослабить – до разрухи и полного отстоя! Пусть нищают, дерутся за кусок хлеба, пусть черные гоняют белых, а мигранты – коренных!
– Вы, Миша, пришли к верным выводам. Теперь пора принимать меры… – Котов тонко улыбнулся, и качнул чашкой, как бокалом: – Слабый пользуется ситуацией, а сильный создает ее. Да пребудет с нами Сила!
Суббота, 10 декабря. День
Псков, улица Профсоюзная
Я, как зашел в Центр, сразу затопил необъятную печь, изукрашенную изразцами до самого потолка. Местные умельцы отлили вычурную дверцу из бронзы – она затворялась с коротким звоном, а не с обычным чугунным скрежетом. Охапка за охапкой, дрова исчезали в топке, исходя дымом – печка гудела негромко и солидно, нагоняя тепло.
Подметя ошметки коры, я разогнулся и не спеша протопал к тому самому «спаренному» окну, у которого до сих пор витала тень Иоанна Васильевича.
Реставраторы – просто молодцы, палаты не узнать. Своды распускались причудливыми каменными букетами из кряжистых витых колонн, как из вазонов, сплетаясь в перекрестьях на потолке. Ковровые дорожки укутывали холодноватый каменный пол, и даже мебель, тяжеловатую, основательную, выточили в стиле русской готики, а на длинном монастырском столе в рядок стояли позеленевшие от времени подсвечники.
Порой даже мурашки по спине, до того воображение разгуляется. Вот сейчас… Сейчас обернусь, а Олександр корпит за столом, пером чиркая по неотбеленному листу…
Я вздохнул, но долго предаваться «многим печалям» не удалось – дверь отворилась, впуская девичье хихиканье да законцовки веселой болтовни.
«Красота-то какая! – мои губы поплыли в ухмылке. – Лепота!»
Рита, Светланка, Наташка, Альбина, Тимоша… Все тут.
Надбавив голосу величественности, я прогудел, с достоинством кланяясь:
– Исполать вам, красны девицы!
– Гой еси, добер молодец! – еле выговорила моя половинка, и прыснула в ладошку. – Испуга-ал! Я уж думала – всё, Средние века!
– Ой, тепло так! – воскликнула Ефимова, приближая ладони к печному боку. – И смолкой пахнет, как у бабушки в деревне!
Светлана первой скинула пальто мне на руки, и чмокнула в щеку. Со стороны это выглядело легковесно, по-приятельски, но я один ощущал глубину чувств, скрытую за мимолетной лаской.
– Девчонки, раздеваемся!
– Совсем? – игриво засмеялась Зина.
– Не, пол холодный! – отшутился я, принимая «экологичную» шубку из красивой, но негреющей синтетики.
– Мы не зря собрались именно в палатах моего пра-пра-пра…
– Ой, тут так интересно!
– А еще здесь легко думается…
– Да-а! – теперь меня прервала Рита. – Я во-он там сидела, когда увидела прошлое!
– Девочки, – укорила подружек Наташа, – дайте Мише договорить.
Девочки моментально приняли чопорный вид, и сложили руки на столе, словно примерные ученицы.
– Вы сами почувствуете здешнюю… не знаю даже, как сказать… Ментальную легкость, что ли? Но это чуть позже… – я вздохнул.
– Ну-ка, ну-ка… – потянула Рита заинтересованно.
– Ой, можно, я! – затрясла рукой Альбина, будто на уроке. – Можно, я! Миша-а… Ты как будто стыдишься…
– Вот же ж, – усмехнулся я, – выучил на свою голову… Да не то, чтобы стыжусь, просто… Знаешь, бывает неприятно, когда представлю себе… Ну, поделился Силой, ладно. Так ведь и ответственностью тоже! А сколько опасностей накликал на ваши красивенькие головки?
