— Но как же боль? — запротестовал Уэйд. — У меня ведь нет никакого навыка… И без анестезии?

— Даже если бы у нас было нужное средство, я не рискнул бы его применить. Мне надо оставаться в полном сознании. Слишком мало времени. Пока мы едем в Мериду, вы должны успеть рассказать мне все о человеке, под чьим именем я буду выбираться из страны.

— У вас такой вид, Бьюкенен, что вы вот-вот потеряете сознание.

— Черт вас возьми, никогда больше не смейте этого делать!

— А что я сделал? О чем вы?

— Назвали меня Бьюкененом. Я забыл Бьюкенена. Я не знаю, кто такой Бьюкенен. На этом задании меня зовут Эд Поттер. Если я буду откликаться на Бьюкенена, то долго не проживу. С этого момента… Нет, что я говорю… Я ведь уже не Эд Поттер, а… Вы мне должны сказать, кто я такой. Как меня теперь зовут? Откуда я? Чем зарабатываю на жизнь? Женат я или холост? Черт побери, говорите же со мной, пока будете меня зашивать!

Руганью, оскорблениями и угрозами Бьюкенен заставил Уэйда взять в руки изогнутую хирургическую иглу и зашить пулевую рану. С каждым уколом иглы Бьюкенен только крепче сжимал зубы, пока не заболела челюсть и он не испугался, что зубы не выдержат и треснут. Единственным, что не давало ему потерять сознание, было его отчаянное желание перевоплотиться в новую личность, ощутить себя другим человеком. Он узнал, что зовут его Виктор Грант. Он из города Форт-Лодердейл во Флориде. Он выполняет заказы владельцев прогулочных и гоночных яхт, специализируясь на установке аудио— и видео— электроники. Ездил в Канкун поговорить с клиентом. Если нужно, он может сообщить имя и адрес клиента. Клиент, который сотрудничает с начальством Бьюкенена, может поручиться за Виктора Гранта.

— Ну вот, — заявил Уэйд. — Вид безобразный, но держаться, думаю, будет.

— Нанесите мазь с антибиотиком на толстый марлевый тампон. Наложите его на швы, прижмите. Перебинтуйте потуже, в несколько слоев, сверху обмотайте клейкой лентой. — От боли Бьюкенен покрылся потом, мышцы свело судорогой. — Хорошо. Теперь снимите жгут.

Он ощутил прилив крови к руке. Онемение стало проходить, руку начало покалывать, а боль, которая и так не отпускала его, еще больше усилилась. Но ему не было до этого никакого дела. Он умел переносить боль. Боль была временным явлением. Но вот если не выдержат швы и кровотечение возобновится, тогда ему не придется беспокоиться о том, чтобы запомнить свою новую легенду, или о том, чтобы добраться до аэропорта в Мериде раньше, чем там получат по факсу его портрет, или о том, как отвечать на вопросы эмиграционного чиновника в аэропорту. Все эти заботы уже не будут иметь никакого значения. Потому что к тому времени он умрет от потери крови.

Целую минуту он не отрываясь смотрел на повязку. Не видно было, чтобы сквозь нее просачивалась кровь.

— Ладно, поехали.

— Вовремя управились, — сказал Уэйд. — Вижу позади свет фар. — Он закрыл аптечку, захлопнул дверцу со стороны Бьюкенена, обежал машину кругом, сел на место водителя и выехал на дорогу, пока другая машина была еще далеко.

Бьюкенен откинулся головой на спинку сиденья и хрипло дышал. Во рту была ужасная сухость.

— Нет ли у вас воды?

— Нет, к сожалению. Я как-то не подумал запастись.

— Жаль.

— Может, удастся купить где-нибудь по дороге.

— Конечно.

Бьюкенен смотрел вперед через ветровое стекло, наблюдая, как свет автомобильных фар пронзает темноту ночи. Он все время повторял про себя, что его зовут Виктор Грант. Он из Форт-Лодердейла. Специалист по электронике. Разведен. Детей нет. Тропический лес подступал к шоссе вплотную по обеим сторонам его узкой ленты. Изредка на глаза попадались деревья с насечками, сделанными мачете. С них собирали сок для изготовления жевательной резинки. Время от времени мелькали группы крытых пальмовыми листьями хижин, где, как Бьюкенен знал, обитали потомки майя, у которых были крупные черты, выдающиеся скулы и складчатые веки предков, построивших величественные сооружения в Чичен-Ице и других древних городах на полуострове Юкатан, ныне лежащие в руинах. Изредка он видел тусклый свет, падающий через открытую дверь хижины, и спящую в гамаках семью — гамаки спасали обитателей от жары и охотящихся в ночное время рептилий, потому что Юкатан значит «змеиное место». Чаще всего он замечал, что каждый раз, когда они подъезжали к группе крытых пальмовыми листьями хижин, считавшейся, по всей видимости, деревней, на обочине их встречал щит с надписью «Сбавь скорость», а затем, как бы медленно ни ехал Уэйд, машину обязательно подбрасывало на выбоине, и от толчка голова Бьюкенена скатывалась со спинки сиденья, на что обе раны отзывались новыми волнами боли. В его правой руке снова возникли судороги. Вдали от моря влажность на полуострове была удушающей. Но воздух был так неподвижен и в нем носилась такая масса насекомых, что стекла приходилось держать закрытыми. Виктор Грант. Форт-Лодердейл. Яхты. Электроника. Он потерял сознание.

Несмотря на поднимавшийся от земли туман, плохо пропускавший свет от Луны и звезд, Балам-Акаб легко передвигался в ночном тропическом лесу. Отчасти этим искусством он был обязан тому, что здесь родился. Здесь он прожил тридцать лет, и джунгли были ему родным домом. В то же время джунгли были живыми и все время менялись, но Балам-Акаб обладал еще одним чувством, которое помогало ему легко находить дорогу среди тесно растущих деревьев и свисающих с них лиан, — он ощущал ногами камни сквозь тонкие подошвы сандалий. И потом, он ведь не раз проделывал этот путь. Сила привычки была его союзником.

В темноте он шел туда, куда вели его плоские, истертые шагами камни. Днем расположение камней ничего не говорило неопытному наблюдателю. Между ними тянулись ввысь деревья. Над ними нависали кусты. Но Балам-Акаб знал, что тысячу лет назад эти камни составляли непрерывную дорогу, которую древние называли sacbe, «белая дорога». Название было не вполне точным, поскольку большие плоские камни были скорее серыми, чем белыми, но даже в этом полуразрушенном состоянии дорога была впечатляющим сооружением.

Можно себе представить, насколько величественнее она выглядела во времена древних, до прихода испанских конкистадоров, когда этой землей правили предки Балам-Акаба. Было время, когда построенные майя дороги пересекали Юкатан во всех направлениях. Вырубали деревья, в джунглях проделывали просеки. На расчищенных участках укладывали камни, они образовывали ровную поверхность, возвышавшуюся на два — четыре фута над землей. Затем насыпали мелкий щебень, заполнявший промежутки между камнями, а под конец поверх всего этого укладывали бетон, который делали из обожженного и размолотого известняка, смешанного с гравием и водой.

Та тропинка, по которой шел Балам-Акаб, была когда-то ровной дорогой почти шестнадцати футов шириной, а длиной в шестьдесят миль. Но после массового истребления его предков некому стало ухаживать за дорогой и чинить ее. За много веков дожди размыли бетонное покрытие, вода унесла щебень и обнажила камни, которые стали сдвигаться с места, в том числе под влиянием многочисленных землетрясений и пробивающейся растительности. Теперь только такой человек, как Балам-Акаб, который хорошо знает обычаи древних и тонко чувствует душу леса, мог с легкостью идти этой дорогой в туманной мгле.

Ступая с камня на камень, обходя невидимые деревья, нагибаясь, чтобы пройти под сплетениями лиан, чутко реагируя на малейшую неустойчивость под ногами, Балам-Акаб сохранял абсолютное равновесие. Он и не мог иначе, потому что в случае падения ему нечем было бы ухватиться за что-нибудь, чтобы удержаться. Руки его были заняты: он нес драгоценную чашу, завернутую для сохранности в мягкое одеяло. Свою ношу он прижимал к груди. Учитывая все обстоятельства, он не стал рисковать, не упаковал чашу в свой заплечный мешок вместе с другими важными для него предметами. Мешком он слишком часто задевал за ветви деревьев. Сложенные в мешок предметы не были хрупкими. Совсем другое дело чаша.