– Ложись, парень, ложись! – истошно заорал он.

Адамберг понял: это кричат ему. И бросился на землю в тот миг, когда прозвучал выстрел. Пока монахиня целилась, чтобы снова выстрелить, он вскочил, бросился вперед и, очутившись позади скамьи, крепко обхватил шею женщины левой рукой. Правая беспомощно висела и была вся в крови.

Камилла и Солиман замерли, не в силах пошевелиться; казалось, они слышали, как колотятся их сердца. Камилла первой пришла в себя, выскочила из кабины и кинулась к Полуночнику, который, не в силах подняться с земли, бормотал, довольно посмеиваясь: «Молодчина, парень, молодчина». Четверо жандармов со всех ног бежали на помощь Адамбергу.

– Отпусти меня, а то я их пристрелю! – прорычала Сабрина.

Жандармы замерли в пяти шагах от скамьи.

– А если они попытаются стрелять, я всажу пулю в старика! – добавила она, наставив пистолет на Полуночника, которого поддерживала Камилла, обняв за плечи. – Ты знаешь, я не промахнусь. Спросите у этого мерзавца, он вам подтвердит: я никогда не промахиваюсь!

Над площадью повисла мертвая тишина, все замерли и боялись даже дышать. Адамберг, не ослабляя хватки, тихонько прошептал, почти касаясь губами уха девушки:

– Послушай-ка, Сабрина.

– Пусти меня, негодяй! – задыхаясь, крикнула она. – Я убью и старика, и всех этих придурков полицейских.

– Сабрина, я нашел твоего мальчика.

Адамберг почувствовал, как Сабрина напряглась и затихла.

– Он в Польше, – продолжал комиссар, прижавшись губами к серому монашескому чепцу. – Я послал туда одного из моих людей.

– Врешь! – с ненавистью выдохнула Сабрина.

– Он в Гданьске. Опусти пистолет.

– Врешь! – закричала она, задыхаясь, и рука ее дрогнула.

– У меня в кармане его фото, – продолжал Адамберг. – Снимок сделали два дня назад, когда малыш выходил из школы. Я не могу тебе его показать, ты меня ранила в руку. А если я тебя выпущу, ты меня убьешь. Что делать будем, а, Сабрина? Хочешь посмотреть фотографию? А сына вернуть хочешь? Ведь если ты сейчас тут всех положишь, ты его никогда не увидишь.

– Это ловушка, – прохрипела Сабрина.

– Пусть подойдет кто-нибудь из жандармов. Он достанет фотографию у меня из кармана и покажет ее тебе. Ты сразу узнаешь мальчика, я уверен. И поймешь: я не вру.

– Пусть кто-нибудь подойдет, но только не полицейский.

– Хорошо, тогда кто-нибудь безоружный.

Сабрина на секунду задумалась, тяжело дыша в железных объятиях Адамберга.

– Ладно, – согласилась она наконец.

– Соль! – позвал Адамберг. – Подойди сюда, только очень медленно, расставив руки.

Соль спустился на землю, приблизился к скамье.

– Обойди нас, потом стань сбоку от меня. В пиджаке, в левом внутреннем кармане, найди конверт. Открой его, вытащи фото. Покажи ей.

Соль послушно выполнил все указания, достал из конверта черно-белую фотографию мальчика лет восьми и поднес ее к лицу девушки. Сабрина опустила глаза, внимательно вглядываясь в снимок.

– Положи все на скамейку, – скомандовал Адамберг. – Теперь, Соль, возвращайся в машину. Ну что, Сабрина, ты узнала малыша?

Девушка кивнула.

– Мы его вернем, – сказал Адамберг.

– Он его ни за что не отдаст, – вздохнула она.

– Поверь мне, отдаст. Еще как отдаст. Опусти пистолет. Я очень дорожу стариком, что лежит на земле. И теми двумя тоже. Я дорожу и этими четырьмя полицейскими, хотя знаком с ними еще меньше, чем с тобой. И моя собственная шкура мне тоже дорога. Кстати, твоя тоже. Дернешься – и они превратят тебя в решето. Потому что ты ранила полицейского, а это очень плохо.

– Меня же сразу отвезут в тюрьму!

– Они отвезут тебя туда, куда я скажу. Твоим делом занимаюсь я. Опусти пистолет. Отдай его мне.

Сабрина опустила руку, дрожа всем телом, и уронила оружие на землю. Адамберг медленно отпустил ее, сделал знак жандармам удалиться и, обойдя скамейку, поднял с земли пистолет. Сабрина села, сжалась в комок и разрыдалась. Он опустился рядом с ней, осторожно снял с нее чепец и ласково погладил по голове.

– Вставай, надо идти, – тихонько проговорил он. – За тобой приедет один из моих сотрудников. Его зовут Данглар. Он отвезет тебя в Париж, и там ты будешь меня ждать. У меня здесь еще остались кое-какие дела. Но ты меня подождешь. И мы поедем за твоим мальчиком.

Сабрина поднялась, сделала шаг и пошатнулась. Адамберг обнял ее за талию и повел в жандармерию. Один из жандармов остался и осмотрел поврежденную ногу Полуночника.

– Помогите мне устроить его в кузове, – попросила Камилла. – Я хочу показать его врачу.

– Какая вонь! – в ужасе пробормотал жандарм, укладывая Полуночника на правую кровать.

– И вовсе это не вонь! – заявил Полуночник. – Это овечий запах!

– Вы что, прямо здесь и живете? – спросил жандарм, испуганно разглядывая убогую обстановку фургона.

– Временно, – ответила Камилла.

Адамберг забрался по ступенькам и спросил:

– Ну, как он?

– Ничего, немного повредил лодыжку, – ответил жандарм. – По-моему, переломов нет. Но лучше все-таки заехать к доктору. Кстати, и вам бы не помешало, комиссар, – посоветовал он, заметив наскоро наложенную повязку на раненой руке Адамберга.

– Да, пожалуй, – согласился Адамберг. – Рана неглубокая. Я этим займусь.

Жандарм взял под козырек и удалился. Адамберг присел на край кровати Полуночника.

– Ну что, парень? – с довольным видом ухмыльнулся старик. – Я, похоже, спас твою шкуру.

– Если бы ты не закричал, пуля угодила бы мне прямо в живот. Я не узнал Сабрину. Думал только о Массаре.

– А я вот всегда начеку, – наставительно произнес Полуночник, показав пальцем на свои глаза. – Мне не пристало дремать. Не зря же меня прозвали Полуночником.

– Еще бы!

– Я ничем не смог помочь Сюзанне, это правда, – мрачно сказал старик. – Зато тебе помог. Да, парень, я спас твою шкуру.

Адамберг благодарно кивнул.

– А если бы ты не отнял у меня ружье, я бы пальнул в нее и уложил на месте, – ворчливо продолжал Полуночник. – Она бы и посмотреть в твою сторону не успела.

– Знаешь, она очень несчастная, – мягко возразил Адамберг. – Хватит и того, что ты крикнул.

– Угу, – неохотно согласился Полуночник. – А что ты там ей шептал на ухо?

– Это и была та самая перенастройка, о которой я тебе говорил.

– А-а! Помню-помню! – воскликнул Полуночник, с восхищением поглядывая на комиссара.

– Теперь я твой должник.

– Это верно. Для начала найди-ка белого вина. Сен-викторское все кончилось.

Адамберг спустился вниз и, ни слова не говоря, крепко обнял Камиллу.

– Тебе пора заняться рукой, – сказала она.

– Хорошо. Когда вы съездите к врачу, отправляйся прямиком в Шаторуж. Остановись на въезде в город, на департаментской трассе номер сорок четыре.

Куда бы они ни приехали, лагерь всегда разбивали одинаково, согласно строгим правилам, не менявшимся ни на йоту, поэтому в какой-то момент Камилла поймала себя на том, что путает все города и деревни, где останавливался фургон. Солиман, прекрасный организатор, продумал до мелочей строгий уклад их жизни, обеспечивавший атмосферу домашнего уюта и тепла даже в самых непригодных для обитания местах, таких как обочины дорог или стоянки для грузовиков. Позади фургона молодой человек устанавливал деревянный ящик, он же стол, и складные табуреты с проржавевшими ножками – это была столовая; у левого борта грузовика он устраивал прачечную, у правого – уголок для чтения и медитации. Музыку Камилла сочиняла в кабине, а почитать свой любимый «Каталог профессионального оборудования и инструментов» могла в уголке у правого борта машины.

Этот четкий распорядок, заведенный Солиманом, был для Камиллы настоящим спасением в их беспокойной кочевой жизни, полной неожиданностей. Конечно, это не бог весть что – собираться за ящиком-столом, восседая на ржавых складных табуретах, но совместные трапезы стали для всех троих чем-то вроде вех на трудном пути. Особенно теперь, когда они весьма смутно представляли себе, что их ждет. Этим вечером Камилла не решилась позвонить Лоуренсу, боялась, как бы голос не выдал ее тревоги. Канадец человек дотошный, он непременно обратит на это внимание.