Все ушли.

То есть умерли. Он сразу понял, что произошло, но не хотел говорить об этом вслух, чтобы не огорчать ни себя, ни других. Другие умерли, но он-то жив! Ему повезло.

Бингам стал мыслить иначе. Он чувствовал, что его мозг действует по-другому. Врачи задавали ему вопросы, просили что-то записывать, выбирать геометрические фигуры из списка похожих или рассказывать о картинках. Он не всегда понимал вопросы и ответы, но его экзаменаторы явно восхищались его новыми способностями. В школе Бингам никогда не получал за контрольные хороших оценок, и теперь ему нравилось, когда его хвалили.

Менялось и его тело. Он подрос, стал мускулистым и худощавым, хотя не занимался спортом и не менял режим питания. Правда, иногда врачи и их помощники просили его поднять гири раз или два, но все изменения произошли благодаря лекарству.

Он научился прыгать – на огромные расстояния, чего раньше и представить себе не мог; взбирался на отвесные стены – даже на очень гладкие, где не за что было зацепиться. Иногда его просили бороться с охранниками, и поначалу он ненавидел эти бои. Бингам никогда не любил драться, потому что боялся боли. А теперь ему не было больно, и он быстро выяснил, что ему очень даже нравится бороться с любыми соперниками. Иногда бойцы выходили против него с голым торсом, чтобы поразить его величиной мускулов, однако Бингам был крепче, чем они, или сильнее. И быстрее. Каким-то чудом он знал, что они сделают, прежде чем они это делали. Его тело действовало само, не дожидаясь приказов от мозга.

– Когда у меня следующий бой? – спрашивал он директора, и тот улыбался в ответ, будто скрывая тайну.

Однажды Бингам напал на директора. Он не запомнил, как это произошло и что было потом. Все словно утонуло в тумане. Наверное, его остановили охранники, потому что директор остался жив и по-прежнему приходил к нему, только теперь охрана всегда держала Бингама на мушке.

Он понимал, что говорят люди, и знал, что они хотели бы сказать, когда молчали. Это тоже пришло недавно. Он стал умнее. В голове у него прояснилось. Он по-новому смотрел на мир и делал неожиданные выводы. Ему приносили гамбургер, и, вместо того чтобы съесть его, как раньше, он сначала думал, откуда взялся этот гамбургер, кто и как его приготовил. Бингам внезапно осознал, что все гамбургеры, которые он когда-либо съел, стали его частью.

Он состоял из гамбургеров. Не весь, но частично. Он не мог соприкоснуться с чем-то и остаться таким, как прежде, и то, чего он касался, тоже менялось. В нем жила новая сила, однако он не спешил ею пользоваться.

Он ждал, когда придет время.

Однажды к нему в комнату вошел директор и четыре охранника с револьверами, нацеленными на Бингама. Он не обращал на вооруженных людей никакого внимания – что они ему сделают, если он ведет себя спокойно и ни на кого не бросается? Однако с недавних пор он начал раздумывать, удастся ли ему справиться с ними, разоружить, а самому остаться в живых, без единой царапины, и понимал, что для него нет ничего невозможного. Никто его не остановит. Только не хотелось сердить директора. Вдруг тот обидится и перестанет давать Бингаму лекарство? Эта мысль его по-настоящему страшила.

– Босс тобой недоволен, – сообщил директор.

Бингам расстроился и удивился, не понимая, что же и когда он сделал не так. Быть может, ему следовало отобрать у охранников револьверы, пока в него не начали стрелять? И все же Бингам решил, что выслушает директора до конца. Теперь-то он понимал все, что ему говорили, не то что раньше.

– Что я такого сделал?

– Ты ни в чем не виноват, Майкл, – ответил директор. – Просто лекарство действует на тебя не так, как ожидал босс. Он хотел, чтобы это средство излечивало болезни.

– Разве я болен? – встревоженно спросил Бингам.

Он никогда не чувствовал себя лучше.

– Нет, ты здоров, но по реакциям твоего тела на лекарство мы определяем, будет ли оно лечить определенную болезнь. Твое тело реагирует не так, как мы надеялись.

– Я теперь умею много нового, о чем раньше и мечтать не мог, – сказал Бингам.

– Верно, – согласился директор. – Скажи-ка, Майкл, ты знаешь, кто такой Человек-Паук?

Бингам вспомнил ту ночь на улице. Ему так нужна была помощь, а Человек-Паук на него даже не взглянул. Наверное, он был не настоящий, никакой не супергерой, а легенда, воспоминание, как те древние боги, о которых рассказывают в школе. Бингам теперь и сам научился делать многое из того, что приписывали Человеку-Пауку. А значит, в ту ночь Бингам видел не настоящего супергероя, а образ, фантом.

Он видел свое будущее.

– Человек-Паук – это я, – ответил Бингам.

Директор долго молча смотрел на Бингама, часто-часто моргая, – пытался обдумать неожиданный ответ.

– Босс очень обрадуется, когда я передам ему твои слова, – наконец, произнес он.

С того дня дозы лекарства увеличили, а тренировки изменили – Бингама готовили к новой жизни.

В НОВОСТЯХ снова говорили о Фиске. Питер взял пульт и застыл с ним в руке, не в силах нажать на кнопку.

Дни казались одинаковыми. Недели, прошедшие с благотворительного вечера в музее, того самого, когда Ватанаби сказала, что будет работать самостоятельно, а ЭмДжей его бросила, утонули в сером тумане. Питер по-прежнему выходил в город в костюме Человека-Паука. Встретился со Скорпионом и Электро, скрутил обоих и отправил в «Рафт» – тюрьму для суперзлодеев на острове. Город по-прежнему требовалось защищать, даже если многие жители теперь его боялись. К Фиску он не приближался, как и просила Ватанаби. Она сказала, что Питер только все испортит, хотя ему казалось, что хуже уже некуда.

Каждый день он вспоминал Анику. От мыслей о ней вспыхивала ярость, смешанная с отчаянием и бессилием. Девушка погибла напрасно, и этого не изменить.

На экране возле Башни Фиска репортер увлеченно вещал:

– На праздничном вечере мэр Озборн объявит имя нового уполномоченного по финансовым делам, и многие считают, что выбор нашего мэра падет на Уилсона Фиска. Этот некогда не совсем положительный персонаж в последнее время собственными усилиями превратился в предпринимателя нового типа и пользуется уважением всех жителей нашего города, независимо от их финансового благополучия. Недавний рост вкладов в муниципальные облигации указывает, что финансисты с Уолл-стрит поддержат это назначение.

За спиной корреспондента появился Фиск, а рядом с ним – Майя Лопез. Журналисты бросились к предпринимателю, наперебой выкрикивая вопросы и выставив микрофоны. Фиск и Майя шагали к лимузину.

– Я вовсе не собираюсь становиться городским уполномоченным по финансам, – заявил Фиск, – и не ожидаю услышать от мэра Озборна приглашение занять эту должность. Конечно, я всегда готов служить городу, который искренне люблю, и буду делать все возможное, чтобы исполнить гражданский долг.

Сюжет закончился, и Питер выключил телевизор. В дверь постучали. Наверное, принесли пиццу. Однако, когда Питер открыл, на пороге стояла слегка растрепанная ЭмДжей в выцветших джинсах, белой футболке и коричневой кожаной куртке.

Она выглядела сногсшибательно.

Питер не произнес ни слова – он просто не знал, что сказать. Они не виделись почти два месяца. Он думал о ней каждый день, хотел навестить, возвращаясь с ежевечернего облета городских улиц. Только с Мэри Джейн он и мог поговорить о своей двойной жизни, однако не решался. Она хотела побыть одна, и Питер не собирался ей мешать.

– Привет, – сказала ЭмДжей. – Ты со мной поздороваешься?

– Да, извини, – ответил он, пропуская ее в квартиру. – Конечно, привет! Я просто думал, что принесли пиццу.

– Со мной тоже такое бывает. – Она оглядела комнату, где царил привычный беспорядок. – Ты никогда не отличался аккуратностью, но это просто жуткая жуть.

– Жуткая жуть была в субботу, – пожал он плечами, – а в воскресенье я устроил уборку, и теперь у меня просто кошмар. – Он решительно взглянул ей в глаза. – ЭмДжей, зачем ты пришла?