Благодаря облачной погоде, нас не заметили аэропланы, позволяя дивизии идти без помех вперёд. Пройдя семь километров, остановились мы на постой в маленькой бурятской деревеньке, где переждали в уютных палатках проливной дождь. Вечером мы снова двинулись дальше, но вскоре задержались для обхода тылов большевистской бригады, под прикрытием безумствующей бури. Эта бригада стояла в Дацане у Гусиного Озера, на дороге в Селенгинск. Собственно, эту дорогу должны были перерезать ей наши полки. В этот же вечер я был вызван к генералу, который сидел в палатке, склонившись над картами — в обществе штабных офицеров и лам. Барон был весел, потому что гадание на бусинах ламаистских чёток предвещало разгром большевиков в течение двух часов, и барон свято верил, что так и произойдёт.
В шесть утра двинулись мы вдоль Темника, после чего переправились вброд на левый берег и пошли степью.
Большевиков не было видно, царила глубокая тишина, и только перерезанные окопами дороги свидетельствовали о намерениях врага. Только около восьми часов утра послышались отзвуки большевистской артиллерии, а потом всё более отчётливый треск пулемётов. Наши молчали. По приказу барона обозы, госпитали и артиллерия должны были выступить вперёд в пяти километрах от Дацана, чтобы привлечь внимание неприятеля.
Такой приказ показался нам безумным, однако мы выполнили его безропотно. Едва мы оказались на открытом склоне горы, нас начали поливать адским огнём. Сначала снаряды ложились слишком близко или слишком далеко, но уже шестой снаряд упал в середину колонны, убил адъютанта и двоих ординарцев генерала Резухина. Дальнейший обстрел вызвал полную панику. Тягловый скот разбегался в переполохе, переворачивая возы и разрывая упряжь, распоротые мешки с мукой поднимали белый туман. Мои же возницы, опасаясь взрыва газов, убежали. Среди суматохи и проклятий, спустились мы с несчастливой возвышенности в расщелину гор, которые огромным валом тянулись вплоть до озера. Только теперь мы смогли разместить артиллерию. Наша батарея была установлена в полутора километрах от первых домов Дацана, откуда в бинокль было видно позицию и передвижения большевиков.
Мы оказались хозяевами ситуации. Первой гранатой мы разбили зарядный ящик большевиков, взрыв которого уничтожил обслугу. Затем наши снаряды проредили стрелковые цепи, разгромили пулемёты. В рядах врага началась паника, увеличивающаяся под натиском атакующих казаков. Одни бросились между строениями Дацана, другие, намереваясь убежать Селенгинской дорогой, попали в руки поджидавшего их китайского дивизиона.
Когда битва приближалась к концу, мы направились в сторону Дацана, то есть бурятского монастыря, расположенного на юго-западной стороне Гусиного Озера. Это озеро растянулось на пространстве длиною двадцать пять километров и шириной пять километров.
Многочисленные строения монастыря выдержаны в российском стиле, только кирпичная кладка храмов выполнена в монгольских традициях.
Дацан является в некотором роде торговым пунктом бурят, центром культуры и цивилизации. Основой торговли здесь является рыболовство. Озёрные глубины дают рыбу в большом количестве, поэтому сюда стягиваются купцы со всей России. Большевики силой захватили под свой контроль и эти средства существования. Был назначен специальный гарнизон, который во время, свободное от боёв с «белыми», должен был заниматься посолом рыбы и доставкой её в полки.
В момент нашего нападения, охрана Дацана была усилена вспомогательным батальоном, двумя горными орудиями и дивизионом, состоящим из 24 пулемётов.
Большевики, зная о разгроме под Новодмитриевкой, укрепились весьма предусмотрительно. С северо-запада они бросили через каждые пятьсот шагов ряды окопов, укомплектованных пулемётами, и пулемётные форты. С запада их защищали болота и топи, с востока озеро, а с юга песчаные дюны. Эта сильная крепость давала доступ только с севера, но и здесь при наличии трёхкилометрового открытого пространства, большевики имели огромные шансы на успех.
Барон Унгерн, детально зная район боевых действий, перевёл наши главные силы через болота и спрятал их в ивняке, китайский же дивизион на гобийских конях перебрался через пески и перегородил «красным» дорогу на Селенгинск.
Для маскировки штурма с севера, Унгерн выдвинул обозы на обстрел артиллерии и, прежде чем большевики разобрались в маневре, казачьи сотни уже сидели у них на шее. Неожиданная атака с запада вызвала окончательную панику большевиков, которых артиллерия Унгерна прицельными выстрелами лишила возможности воспользоваться орудиями. Таким образом, большевики беспорядочно убегали, одни бросались, ничего не видя, в болота и озеро, другие умоляли о помиловании. Когда, однако, казаки, не предчувствуя коварства, приблизились к ним, были встречены выстрелами коммунистов. Ответ казаков был страшным: все большевики были безжалостно зарублены. Сам Дацан не был повреждён, только несколько крыш пострадали от пуль и были ранены несколько лам. Под стенами домов, в лужах воды, лежали множество раненных большевиков. На улицах стояли двуколки, наполненные имуществом комиссарских жён. Поодаль, на рынке, стояли возы с телефонными и телеграфными станциями, с пятьюдесятью километрами провода и богато укомплектованными полевыми кузнями.
Громоздились ящики с патронами всяческих оружейных систем, сотни людей плавали в крови, рядом лежали убитые лошади. Вся площадь в буквальном смысле была изрыта орудийным огнём. Постройки, расположенные у озера, охватил пожар, а из густой грязи торчали руки и ноги утопленников. Орудийные позиции представляли картину настоящей жатвы смерти; там лежали оторванные органы людей и животных. Были захвачены около пятисот пленных, не считая раненых. Те были отданы под опеку фельдшера и обильно снабжены пищей, более здоровых, согласно их желанию, включили в армию. Это были, главным образом, люди, которых к действительной военной службе у большевиков принудили насильно. В это же время более десяти комиссаров, как и «настоящих» коммунистов, расстреляли далеко за лагерем. Ночь после победы была шумной и оживлённой, готовились к последующему походу. По приказу барона я заменил имеющееся оружие на российское, остальное же, в количестве 2300 карабинов и 12 пулемётов Максим, я закопал, предварительно приказав завернуть их в полотнище, пропитанное смолой, а место захоронения оружия обозначил на карте для более лёгкого его обнаружения. Погибшим товарищам воздвигли мы братскую могилу. Было их: тридцать казаков, двое японцев, более десяти монголов и китайцев; четверых офицеров, в полном вооружении, со всеми орденами, похоронили мы после отпевания и погребальных залпов. Мы присыпали крест землёй, чтобы большевики не уничтожили ненавистного для них знака.
Пленных отпустили на свободу с предостережением, чтобы они никогда не попадались с оружием в руках на пути дивизии.
Колонна барона Унгерна направлялась на Селенгинск таким образом, что бригада генерала Резухина шла впереди, чтобы подготовить район боевых действий, наша же бригада, передвигаясь медленно, вылавливала обозы и большевистских коней, которые, выпасаемые на обильных пастбищах, шли под седлом с большими причудами.
Недалеко от Селенгинска мы получили известие от генерала Резухина, что после бегства большевиков, он занял этот город без сопротивления. Таким образом, мы приостановили колонну, разместившись в деревне Арбузовской. Вечером прибыл генерал Резухин с ценными трофеями, состоящими, главным образом, из взрывчатых материалов. В порту были найдены в больших количествах селитра, динамит, бикфордовы шнуры и электрические детонаторы Мейера. Кроме того, наши кузницы обогатились значительным количеством подков, а мастерские — английским инструментом. Жалели мы только, что Резухину не удалось занять Селенгинск тремя днями ранее, потому что смог бы он добыть четыре пушки и два речных судна, которые, после обмена их на канонерки, дали бы нам господство на реке.
В целях воспрепятствовать навигации большевистских войск, в самом узком месте реки я поставил подрывные мины.
