Вскоре после этого дивизия остановилась на расстоянии шестидесяти километров от Верхнеудинска. Мы были уверены, что будем брать город, или же форсированным маршем направимся в Читу. Однако барон молчал.

Неожиданно я получил приказ о выступлении в Прибайкальские горы с пятьюдесятью казаками, снабжёнными взрывчатыми материалами. Целью экспедиции было уничтожение железнодорожной линии у Байкала, разрушение железобетонных тоннелей, чтобы засыпать горной породой железнодорожный путь.

Для ориентации в этом опасном районе я добыл отличные ситуационные карты.

Когда, спустя два дня, после сформирования отряда с капитаном О. во главе и всяческих приготовлений, я ожидал приказа о выступлении, барон Унгерн вызвал меня к себе и известил об изменениях в программе действий. Во избежание окружения большевистскими силами, вся наша дивизия должна была немедленно возвращаться в район Новодмитриевки, отступая за Темник перед прибытием двух дивизий врага, которые в течение 38 часов должны были замкнуть опоясывающее нас кольцо. Теперь всё зависело от поспешности, поэтому мы мчались к Темнику рысью.

Мы ехали степью, растянувшейся вплоть до Верхнеудинска, замкнутой на севере Байкальскими лесами и горами, на востоке же — рекой Селенгой. На южном рубеже степи тянулись горы и леса, в которых скрывались отряды Щетинкина и Якимова. Большевики хотели воспользоваться условиями района, опасаясь нас со всех сторон. От Муринска приближались две дивизии пехоты и одна — кавалерии с шестнадцатью дивизионами артиллерии, с запада от Аксаковской — две дивизии пехоты с семью полевыми российскими орудиями. От Верхнеудинска спешили, наконец, два корпуса с бронированными автомобилями и самолётами. На Селенге разместился флот канонерок, а на её берегах — летучие артиллерийские отряды, которые должны были перегородить переправу. Мы же, отрезанные таким образом со стороны Темника, должны были брести в тайге и там, у Байкала, наступил бы, несомненно, разгром дивизии в соответствии со словами: «Nec Hercules contra plures» («Несть Геракла против многих» — прим. ред).

Идя стремительным маршем, мы многократно воспользовались большевистской телеграфной линией, подавая советскому штабу фальшивые сообщения о передвижениях нашей дивизии, после чего уничтожали провода. Переправившись через Темник, мы имели выбор: или направиться на восток или север, или же прорваться через большевистскую дивизию и скрыться в горах Монголии. Однако барон хотел битвы с врагом, поэтому, остановившись под Новодмитриевкой, приказал войску ожидать врага в засаде.

Битва, начатая на рассвете, продолжалась с переменным успехом в течение целого дня, наконец, вечером одна большевистская дивизия отступила, обнажая орудийные позиции, 113 Бригада погибла, выкошенная огнём наших пулемётов. Когда наша кавалерия, атакуя, добралась до орудий, неожиданно показались два бронированных большевистских автомобиля, поражающие огнём пулемётов и несущие смерть не только нашим, но и своим собратьям. Бешеная конная атака оренбуржцев на атакующие броневики вынудила изумлённых большевиков к отступлению на значительное расстояние, с которого началась контратака. Победа, однако, осталась на нашей стороне: потери в людях были невелики, зато пало много коней. К сожалению, в результате атаки бронированных автомобилей мы оставили захваченные орудия и отступили назад, одна бригада пошла на север, охраняя обозы и госпитали, другая сдерживала в это время наступающего врага.

Ночью эта бригада догнала нас, приведя множество пленных. Между ними находился организатор наступательной акции 113 Бригады, начальник штаба одной дивизии во времена польско-большевистской войны, кавалер железного немецкого креста и красной большевистской звезды — капитан Майер.

Пройдя 20 километров, дивизия повернула на запад, входя в лабиринт гор и лесов, где громоздились развалы скал и стволов деревьев. Царила кромешная темнота, а в довершение всего — злой проливной, хотя и короткий, дождь вымочил нас до нитки. Идя среди луж грязи, по узкой тропе, задержались мы перед громадной вертикальной горой, ища проход. Короткий приказ барона Унгерна: идти прямо — прервал всяческие колебания.

Много трудных переправ было у нас, но эта превзошла все предыдущие. В течение целой ночи перетягивали мы на верёвках и переносили на плечах взрывчатые материалы, орудия и всех раненых; только погожее и солнечное утро застало нас на вершине горы. Однако, несмотря на колоссальную усталость, никто не прекращал работы. Спуск был во много раз легче. На равнине мы ехали дальше без отдыха, хотя не только люди качались в сёдлах, но и кони уставали. Мы были вынуждены запрягать в орудийные упряжки верховых лошадей, потому что обозы с запасными лошадьми были далеко впереди. Счастливо, однако, доехали мы до обширной долины, покрытой бурятскими домишками.

Наконец, смогли мы разбить биваки и поговорить о недавней битве. У костров и в беседе забывалось даже о двадцатичетырёхчасовом марше и мучительном бое.

В насколько более лучших условиях были большевики, которые, несмотря на значительные потери в людях и оружии, располагали свежими резервами, имели гарантированный отдых, подвоз амуниции и снабжение продовольствием!..

Передвижение дивизии Унгерна затрудняли раненые, которых взяли на 80 повозках; таким образом, они занимали столько же подвод, что и обозы с амуницией и продовольствием. Несмотря на это нам удавалось незаметно миновать две большевистские дивизии.

На этом-то постое барон поручил мне расспросить на немецком языке капитана Майера, потому что я владел этим языком совершенно безупречно. Немец вскоре разговорился, принимая меня за земляка. Он признался, что в настоящее время его фамилия является псевдонимом, потому что в действительности он происходит из известной в Германии дворянской семьи. Он-то и познакомил меня подробно с планом большевистской кампании, удивляясь смекалке и ловкости перемещений барона. Большевики потеряли уже якобы около сорока тысяч человек в песках Монголии, оставшаяся же часть износила в походе не только обувь, но и собственные подошвы, умирала от яда тарантулов в чудовищных мучениях, страдала от отсутствия воды и продуктов питания. Однако большевики не могли отказаться от похода, потому что их штаб преждевременно отрапортовал Москве о ликвидации барона Унгерна, следовательно, им нужно было теперь добиться всяческими силами уничтожения врага, о победах которого широко расходились вести. В конце допроса Майер обратился к собравшимся у костра офицерам со следующими словами:

— Знаю, что буду расстрелян, но советую вам не сдаваться. Ваши фамилии записаны, и вы заочно приговорены к казни.

Признание Майера не принесло ничего нового барону. Потому что барон располагал целой пачкой актов, касающихся планов захвата нашей дивизии.

Нужно было снова убегать, снова обманывать бдительность врага. В этот же вечер мы двинулись дальше. Поход наш в настоящее время проходил в неописуемо трудных условиях. Делали мы 100–170 вёрст ежедневно, меняя коней два-три раза в сутки, отдыхая по два-четыре часа, питаясь наполовину сырым мясом, по-киргизски засовывая его под седло. Пробегали мы широкие степи, ущелья и распадки, тайгу и болота, горы и долины. Когда не удавалось разминуться с большевиками, сражались мы с ними не на жизнь, а на смерть. Поэтому были оплакиваемы шансы дивизии «кровавого» барона: только стволы карабинов блестели, всегда готовые к бою. Сам Унгерн шёл во главе разведки, невидимый для остальной части колонны; тыловое охранение вёл генерал Резухин.

Наконец, когда кони совершенно падали без сил, задержались мы на пятый день на Джиде, где нас безрезультатно бомбили самолёты большевиков. Мы стояли в долине целые сутки, давая людям и лошадям возможность отдохнуть. Солдаты купались в реке, животные щипали сочную траву. Не жалели еды, щедро раздавая её. Благодаря бурятам, которые устроили временную почту, Унгерн знал о передвижениях большевиков, даже знал отряды, их численность и фамилии командиров. Теперь нас преследовала большевистская кавалерия с двумя дивизионами горной артиллерии. Войска наших преследователей были рассеяны по всей Монголии: на левом берегу Селенги и в Троицкосавске. Из Иркутска, по Тункинскому тракту к озеру Косогол и к Хатхылу, были также посланы значительные силы, все же дороги и тропы, ведущие к российской границе, были под постоянным наблюдением летучих отрядов. Почти сто тысяч человек охотились на наш отряд, состоящий едва ли из шести тысяч партизан.