— Так, стоп! Ты хочешь сказать, что моя память имеет копию, которая хранится в другом человека, а я, в свою очередь, являюсь носителем его памяти?

— Ну да! — кивнул Кирилл. — Сама память как таковая закрыта. А бессознательность не только работает на обе стороны, она вызывает своего рода ступор во времени, ложные воспоминания, невралгию, неврастению, блуждающие боли. И бог знает что еще. Посмотри на Славика и вспомни нашего Саню.

— Ясно, бес приходит со стороны ближнего, а его изгнание третьим лицом выйдет на той стороне еще одним бесом — над ним встал тот, кто его не боится. Теперь еще один бес получил в пространстве прописку. Психологическое его состояние более или менее восстановилось, но теперь он начинает болеть, потому что под любым бесом лежит или физическая травма, или болезнь.

— Теть Вер, ты потрясно разбираешься во всем, на лету схватываешь! — восхитился Кирилл.

— Это оттого, что я относительно здорова, и если на то пошло, то твоя идеи не нова. Ее высказывали многие философы и мистики. А египетские знания полностью подтверждают твою теорию.

— Это что же, мы навредили Славику? — испугалась Мирослава.

— В какой-то степени да. Но пока другого выхода у нас нет, — кивнула тетя Вера. — Нам нужно заставить Славку вспомнить, что с ним произошло. А он не может, с той стороны поднимается какая-то муть, которая его вырубает. Кир, что там по твоим схемам?

— Попробуем искать то, на что упирал Иисус — уши, глаза, бред из тьмы…

— Если ты прав, это прорыв в психотерапии.

— Как бы ни так! Не скроешь следы преступления! Тем же Штернам такая психотерапия — кол в сердце. Даром она им не нужна. А что начнется, если всемирная организация по сбору пожертвований вдруг почувствует угрозу?! — Кирилл внезапно понизил голос, воровато оглянувшись. — Сидим тихо, мирно, никого не трогаем, самим бы спастись!

— Славик, ты понял, что нужно искать? — обратилась тетя Вера к Славке, показывая ему схему. — Позволь голове думать об Ирине, а сам смотри, как я тебя учила. Ты — пограничный столбик, ты — суслик на стреме, ты — Всевидящее Око. Будет больно, не паникуй, мы должны понять, кто и что с тобой сделал. Понял? Кивни.

Славка кивнул, о чем-то задумавшись.

— Надо признать, мы все же продвинулись, — успокоил себя Кирилл. — Посмотрим, что будет через три дня.

— Почему через три? — удивилась тетя Вера.

— Спасителю виднее, он на этом собаку съел, — усмехнулся Кирилл, пожимая плечом. — Наверное, должна произойти какая-то ломка, укрощение строптивых.

Славик хватался за голову и выл, катаясь по земле. Боль была сильной. Слезы лились из его глаз ручьем, и он снова отключался, впадая в беспамятство, но уже не в припадке, а засыпая мертвым сном, когда его невозможно было привести в чувство. Работу пришлось отложить, камни вдоль ручья собирала лишь Мирослава, которой не хватало сил слушать стоны и перебранку. Нервы ее не выдерживали. А кроме того, она и сама вдруг начинала находить у себя то одно, то другое. Что-то прочитать в информационном поле не получалось, разве что кот иногда вытаскивал слово или фразу, снимая боль на секунду другую.

В такие моменты Славка приходил в себя, понимая, что никакой болезни у него нет.

Но, если и было на свете чудо, то происходило оно на глазах. В него уверовали все члены экспедиции, в том числе и Славка, в самочувствии которого наметился несомненный прогресс. Память, как таковая, не вернулась, но сам он теперь знал о себе, а как, объяснить не мог. Мирке оставалось лишь подтвердить или опровергнуть ложные воспоминания. Речь его стала внятной, и голова его начала потихоньку соображать. Он уже не собирал все камни подряд, выбирая лишь те, которые подходили для продажи. Мирку теперь беспокоило другая сторона: если Славку признают здоровым, пенсии им не видать, как своих ушей.

— Слава, возьми себя в руки! — хладнокровно приказывала тетя Вера, вставая у него на пути. — Нет, ты никуда не уйдешь!

— Я не могу! Боже, мне больно! — выл Славка, махая руками. Но ударить тетю Веру, которую считал чуть ли не матерью, или Кирилла, который был выше почти на голову, не решался. — Я этого не вынесу! Сделайте что-нибудь! Дайте таблетку!

— Нет! Никаких таблеток… — упирался Кирилл. — Славка, если закроем соматику, нам в следующий раз ее не поднять! Пойми и все пройдет!

— Как?! Не видно же ни хрена! Вас бы на мое место!

— Не знаю… Сделай что-то такое, чего в жизни не сделал бы, стань другим… Нас там не было, ты сам должен вспомнить! — удерживая Славку на месте, прикрикивал Кирилл. — Таблетку просишь, а месяц назад слюни пускал!

— Что у тебя здесь? Вот здесь? — тетя Вера махала рукой у него перед лицом, заставляя его взглянуть то влево, то вправо.

— Люди там…

— Кто?

— Я не знаю! Отпустите меня…

— Не-е-ет, мы будем над тобой издеваться! Славик, ты снова нормальным стать хочешь?!

Сам того не зная, Кирилл поставил тетю Веру в тупик, расположив в определенном порядке ее память. Сама она легко разбирала информацию, образы вставали сразу же. На память она никогда не жаловалась. Это была не медитация, а что-то другое. Но смысл индийской мифологии, когда поднимаются жестокие боги с ножами в кровавых одеждах — дошел до нее в том понимании, в каком они действительно начинали существовать. Способ оказался эффективным. Например, к удивлению своему, без труда вытащила чужую память, которая не имела с ее собственной памятью ничего общего. Никогда она не была на демонстрациях, никогда ее не били дубинками люди в форме, никогда она не напивалась до такой степени, чтобы запнуться и скатится по лестнице. Но помнила — и во всех деталях, словно прожила еще одну жизнь. А через пару дней избавилась от хронической боли в суставах и тяжести в области печени. Но последнее она списала на травы, которые готовила для Славки и пила вместе с ним.

— Кто смотрит в глаза?

— Я не знаю, там нет никого… Там темно… Да кто там может быть?! Вы сами придумали! Там нет никого, но… Голоса, но я не слышу, они как… как… Я не знаю, но я их слышу…

— О чем они говорят?

— Не знаю…

— Славка, ты мужик или баба?! Ты же в армии служил, ты чего орешь?!

— Славик, ну пожалуйста, посмотри, а то так и будем жить… Вспомни, какой ты был! добрый, умный, тебя все любили…

Хорошо в деревне летом. Жаль, быстро закончилось. Встречая мать, которая с утра уехала в Захарово, Кирилл сидел на остановке недалеко от дома, размышляя о том, хорошо он его провел, или так себе. Все живы здоровы, Мирка переехала в новую квартиру, мертвая Славкина голова вдруг воскресла и начала потихоньку соображать, правда, пока сильно болела, братец… Братец человеком пока не стал, но резко изменился, несомненно, в лучшую сторону.

— Ну вот, — подытожил кот. — У тебя есть три подопытных, и ты сам. Первый подопытный напрямую с нежитью повязан. Вторая — рабыня раба. Третья — светлая. И сам ты — вдовец. И всегда сможем понаблюдать за противной стороной. Ну не суть. Тетка твоя за всю жизнь ни разу не болела, а почему?

— Информационное поле чистое? — предположил Кирилл, пнув из под ноги камень.

— И да, и нет, — кот помахал хвостом в некоторой задумчивости. — Чистое поле не панацея. И один демон способен закрыть небо. Это дорога, длиною в жизнь. Она всегда прислушивалась к себе, размышляя над чувствами. Все древние с рождения поднимали бездну один день в неделю, и перед тем, как заводить семью, служили при храмах, изучая демонов под руководством опытного наставника. И два года, и три. Не смог бы человек выучить таблицу умножения, не умея читать и считать. Тема демонов не имеет ничего общего с наукой современной, но включает все науки, какие известны в настоящее время — одна изучает мысль, человека, вселенную…

— Я, вообще-то, в институт собираюсь… — напомнил Кирилл. — Полезно, но много времени отнимает. К чему она мне?

— Тебя не примут учиться на врача, если не будешь знать химию и биологию, и на археолога, если не предстанешь подкованным географом! — обиделся кот. — В Семиреченской академии и врач, и археолог — мимолетные базовые предметы, на которых никогда не заостряли внимания. Там, брат мой, первый и последний студент согнет тебя в три дуги одним лишь взглядом!