- Встань и подойди ко мне, - врывается в мой внутренний хаос голос Маркуса.

Тон звучит властно, пусть и негромко. Наверное, именно по этой причине я выполняю требуемое без лишних заминок. Вокруг кромешный мрак, однако хорошо помню расположение каждого предмета мебели в этом маленьком пространстве приватной лаунж-зоны, поэтому даже не спотыкаюсь нигде прежде, чем оказываюсь перед креслом Грина.

- На колени, - дополняет англичанин.

Мое подлое воображение сразу же подсовывает множество всевозможных вариантов, которые могут последовать за этой фразой, поэтому я медлю целую секунду, прежде чем выполняю приказ. Спустя еще секунду горячая ладонь Маркуса касается моей щеки и нежно поглаживает как какой-нибудь долбаный жест одобрения хорошо дрессированной собачки, а меня буквально выворачивает наизнанку от этого осознания. Едва сдерживаюсь, дабы остаться на месте и не послать все к чертям. Вместе с тем стараюсь дышать как можно глубже. Заодно - не думать ни о чем, кроме того, чтобы продолжать пропускать через легкие кислород как можно спокойнее и равномернее.

- Помнишь, я сказал тебе о том, что ты не похожа ни на одну из тех девушек, которые выставляют себя на аукционе? - вкрадчиво интересуется англичанин, однако ответа не ждет, продолжая через короткую паузу: - Я был не прав.

Тяжелая мужская рука опускается на мое плечо и довольно грубо разворачивает к себе спиной, тем самым вынуждая вновь лицезреть происходящее на сцене. Незнакомка в маске до сих пор распята. Она кусает губы, извивается и изредка стонет, пока несколько мужчин со всех сторон ласкают ее тело, растирая золотистое масло по бледной идеально гладкой коже.

- Как думаешь, ей действительно нравится? - звучит над самым ухом обжигающим полушепотом.

Ладонь на моем плече смещается на затылок и бесцеремонно давит, вынуждая податься вперед и упереться грудью о край столика, на котором до сих пор располагается наш ужин.

- А тебе? - дополняет Маркус. - Нравится?

Нравится ли мне наблюдать за групповым сексом в компании кучки богатых извращенцев? Моя психика всегда найдет занятия более интересные, хотя и способна выдержать подобное. Однако, что-то глубоко внутри подсказывает - вопрос, заданный Грином, имеет совершенно другую подоплеку. Не ту, о которой я сейчас думаю. Ту, которую я даже про себя озвучить не посмею.

- Я… Я не знаю, - произношу самый нейтральный из вариантов, что только могу подобрать.

И вскоре проклинаю себя за разоблаченное лицемерие, как только ладонь мужчины задирает подол платья, а пальцы скользят между бедер и одновременно с тем стягивают кружевные шортики с ягодиц.

- Знаешь, - шепчет едва слышно Маркус. - И я теперь знаю.

Брюнет шумно вдыхает и размазывает влагу между моих ног, пока я цепляюсь обеими руками за углы стола, попутно надеясь, что тем самым не опрокину его.

Рассудок призывает разумную часть меня сопротивляться и бороться с этим безумием, которое совсем скоро захлестнет с головой подобно самому неотвратимому бедствию. Ведь я прекрасно знаю к чему все идет. Еще совсем немного - будет так же, как в том тренажерном зале. Я полностью подчинюсь чужой воле. Более того - буду бесстыдно наслаждаться этим. Но правда в том, что я не могу сопротивляться или бороться. Не хочу, если уж быть откровенной с самой собой. Да, когда-нибудь мне придется сделать это - переступить через себя и забыть о своих ощущениях, которые совершенно точно неуместны и запретны. Но также правда и в том, что я не сделаю этого сейчас. Позже. Но только не сейчас.

- Как думаешь, что еще из того, чем мы пока не занимались, тебе может понравиться, цветочек? - вновь заговаривает англичанин, продолжая ласкать пальцами.

Ничего не говорю ему. Просто молчу. Даже в собственных мыслях.

Музыка в зале начинает звучать намного отчетливее. Этот ритм смешивается в моем сознании с частыми ударами пульса, превращаясь в легкую судорожную волну, распространяющуюся дрожь по всему моему телу.

Девушка на сцене продолжает извиваться и стонать. Громче и чаще. Ведь окружающие брюнетку мужчины ласкают податливое тело более откровенно, очевидно, решив поиметь ее всеми возможными способами.

Эта картинка буквально застывает в моей памяти, когда я закрываю глаза, потому что визуализация совершенно излишня. Ощущений и без того хватает с избытком. Тем более, что они становятся еще ярче и острее вместе с первым шлепком, разбавляющим былые прикосновения Маркуса.

- Например, так? - продолжает ласкать и нашептывать мой персональный искуситель.

Я же выгибаюсь в спине и подаюсь немного назад, желая, чтобы новые прикосновения его пальцев затмили чувство небольшого жжения. И получаю новые удары по ягодицам. Вместе с первым проникновением.

Контраст нежности и жестокости я испытываю не впервой. Но от того он не становится менее ошеломляющим. Или менее желанным.

Да, будь я проклята, мне на самом деле это нравится!

Мужчина растягивает меня изнутри, снова ласкает. Так неимоверно долго и медленно, что я теряю счет времени и ощущения пространства. Постепенно во всем мире вообще не остается ничего, кроме происходящего прямо здесь и сейчас, со мной и Маркусом. И все, что остается действительно значимым - отчаянно желаемое освобождение. Плевать даже, если свидетелем оного станут несколько десятков незнакомцев, которым не впервой наблюдать нечто подобное. Наверное, благодаря последнему я и не в силах сдержать разочарованный стон, когда все внезапно прекращается.

- Поднимайся, цветочек. Нам пора уходить, - доносится будто издалека голос Маркуса, а сам мужчина поправляет мою одежду и помогает подняться на ноги все в той же кромешной темноте, витающей вокруг нас.

А я готова расплакаться от той уязвимости, которая моментально воцаряется в моей душе и пропитывает сердце ядовитой червоточиной. Ведь англичанин, по сути, своими действиями заставляет признать то, насколько я могу в нем нуждаться, а затем просто-напросто бросает у самого края этой пропасти!

Глубокий вдох. Плавный выдох.

Ты забылась, Станислава.

Вот что бывает, когда забываешься…

ГЛАВА 10

ГЛАВА 10

Свет в фойе заведения оказывается слишком ярким. А может просто-напросто это мои чувства настолько обострены, что я воспринимаю окружающее подобным образом. Вокруг все та же эклектичная мрачность, а вот персонал клуба - только мужской контингент приблизительно тридцати-сорока лет, все как один одеты в черные смокинги на идеально белоснежные рубашки.

Маркус подводит меня к одному из огромных зеркал, замурованных в бетон от пола до самого потолка, и сам становится за моей спиной. Прежде, чем заговорить, он запускает руку в карман пиджака и достает оттуда бархатный футляр величиной с ладонь.

- Хочу, чтобы ты надела это, - звучит от мужчины совсем не просьбой - очередным приказом.

Англичанин вкладывает в мою руку коробочку с неизвестным содержимым и приподнимает бровь в демонстративном ожидании. Мне же ничего не остается, как открыть крышку... В этот момент я ненадолго “зависаю”. Серьги-подвески с алмазной россыпью, обрамляющей огромные сапфиры глубокого синего цвета, выглядят невообразимо дорого. И столь же тяжелы, как и та примерная сумма, которая приходит мне на ум при виде украшений.

- Снимешь после того, как вернемся в поместье, - дополняет мужчина, как только я надеваю серьги. - А вот это, - делает паузу и вынимает из кармана пиджака еще одну ювелирную вещицу, - я сам сниму, когда посчитаю необходимым.

Проходит пара секунд, а вокруг моей шею застегнуто платиновое колье с бриллиантом на снейке, из двух тонких цепочек, переплетенных вместе. В отличие от серег, это ювелирное изделие почти невесомое, вот только его присутствие ощущается даже сильней, нежели первое. Вообще создается подозрительно нехорошее впечатление, будто бы мне только что ошейник нацепили.

А как иначе интерпретировать сказанное Маркусом?

- Вам очень идет, - доносится вежливое откуда-то справа.