С пару секунд я еще пребываю в своеобразном шоке, а после подхожу к нему ближе и опускаюсь на корточки, подбирая металлическую лопатку.

- Зачем? - все, на что меня хватает.

Ответа я не жду. Просто вытаскиваю увядшую растительность и начинаю раскапывать новую ямку. Впрочем, никаких объяснений все равно и нет.

Спустя примерно десять минут край садовой дорожки украшает цветущий нивяник. Надо заметить - растительность очень похожа на те ромашки, которые пыталась спасти девчушка с кривыми косичками.

Выглядит довольно убедительно…

- Ты очень странный, знаешь? - срывается с моих уст в итоге, пока я наблюдаю, как брюнет убирает все следы нашей деятельности в тот же пакет, в котором прежде им были принесены цветы на замену.

- Это что, признание в любви? - отзывается в открытой усмешке англичанин.

Демонстративно закатываю глаза на такое заявление.

Вряд ли находящийся рядом со мной в принципе вписывается во что-нибудь, где можно употребить понятие “любовь”, или хоть что-то отдаленно напоминающее нечто подобное.

А жаль...

- Ты так и не ответила, - отпускает замечание Грин и поднимается на ноги, поравнявшись со мной. - Да и что странного в том, что я решил немного порадовать маленькую девочку? - уточняет с легким прищуром и склоняется ближе, касаясь сгибом пальцев моей щеки. - Мне не трудно, а она… разочаруется в этой жизни немного позже, не сейчас. К тому же, не одной ей радость… - заканчивает едва уловимым полушепотом и касается моих губ коротким мягким поцелуем.

Радость, значит? Решил порадовать ту, до которой ему и дела нет никакого?

Впрочем, если вымести из моего многострадального мозга всю эту ахинею из неуместных ощущений и эмоций - со стороны взглянуть на происходящее, как всего лишь перечень произведенных действий, то тогда становится вполне все понятно как раз почему на самом деле Маркус это делает. И… я снова злюсь.

Перехватываю его руку, избавляясь от прикосновения.

Я бы еще и назад отошла, чтобы возвести дистанцию побольше, вот только отступать перед ним… Ну, уж нет, не выкажу ему такой чести!

- Думаешь, если сделал вид, будто бы ты такой хороший и заботливый, то я быстренько проникнусь моментом, вспомню о всех тех, кому бы ты еще мог помочь на той чертовой верфи, и подпишу чертов брачный договор? - проговариваю предельно ровно, хотя все внутри кипит негодованием.

Ультрамариновый взор темнеет. В нем вспыхивает... предвкушение?

Воистину псих!

Оба мои запястья в считанные секунды заведены за спину и перехвачены одной его ладонью, а я сама крепко прижата к мужчине. Он еще и за талию обнимает, не оставляя и шанса отстраниться.

- Иногда поцелуй - это всего лишь поцелуй. А цветы - всего лишь цветы, - проговаривает тихо-тихо Маркус, склоняясь ближе. - Не во всем, что я делаю, обязательно должна быть какая-то подоплека, - ухмыляется злорадно. - Да и чертов брачный договор, - явно передразнивает мои же слова и интонацию, - ты все равно подпишешь. Еще до сегодняшней полуночи, цветочек, - звучит безоговорочным утверждением. - И это место здесь совершенно не причем. Или забыла для чего ты здесь, со мной? Освежить тебе воспоминания? - сдавливает мои запястья сильней, а после… отпускает.

Отворачивается, подбирает оба картонных пакета и направляется прочь с территории детского дома. А я… некоторое время беспомощно смотрю ему вслед, не в силах пошевелиться. И думаю о его словах.

Ведь, как бы то не хотелось признавать, Маркус Грин - прав.

Я почему-то начала забывать зачем я здесь, с ним.

Да, я отказалась от своего прошлого, когда решила стать Зои Риверс. Да, наивно надеялась вернуться к прежней жизни после того, как все закончится. И уж точно не рассчитывала, что мне придется притворяться гораздо дольше, чем пару недель - тем более на протяжении целых пяти лет. Но и отступать теперь поздно. И совершенно бессмысленно. Даже если это будет стоить гораздо больше, нежели я планировала изначально.

- Раз, два, три, четыре, пять: я иду тебя искать, - срывается с моих уст беззвучно, пока я иду сначала к воротам, а после усаживаюсь на переднее пассажирское сиденье машины, за рулем которой давно ждет англичанин.

И звучит еще не раз, но уже в моих мыслях, пока я открываю черную папку, а затем молча подписываю каждый из многочисленных листов чертового брачного договора.

Что ж, как уже было сказано - не повезло мне.

Но я и с этим справлюсь...

“Девять, десять и двенадцать:

Ты не думай поддаваться”

ГЛАВА 16

ГЛАВА 16

Сквозь неплотно задернутые портьеры пробиваются блеклые солнечные лучи, когда я открываю глаза. Явление природы остается далеко на краю подсознания - замечаю его автоматически, но по большей части все мое внимание сосредотачивается на ином. Просто ультрамариновый взор, пристально изучающий мое лицо, не оставляет иного выбора.

Некоторое время я продолжаю пребывать в одном положении, отчего-то опасаясь пошевелиться, позволяя мужчине и дальше смотреть на меня столько, сколько ему вздумается. Даже дышать перестаю в какой-то момент.

- Ты должна сказать… - нарушает затянувшееся молчание первым англичанин.

- Доброе утро, Маркус, - заканчиваю фразу за него.

На чужих губах расцветает довольная улыбка.

- Доброе утро, цветочек, - отзывается брюнет.

Следующую минуту мы продолжаем лежать на боку, друг к другу лицом, больше ни слова не произнеся. Понятия не имею по какой причине, но тишина в этот раз не тяготит столь сильно, нежели обычно. К тому же, она заканчивается, как только Грин резко поднимается с постели и направляется в ванную. Почти сразу оттуда доносится плеск воды, а я переворачиваюсь на спину, бездумно изучая лепные своды потолка его спальни.

Накануне вечером я и Маркус вернулись в поместье. После того, как во второй раз побывала в том детском доме и подписала брачный договор, сказанное мною этим утром - первая фраза с тех пор.

Сорвалось с уст машинально.

- Будь в столовой через десять минут, - прерывает мои недолгие раздумья англичанин по выходу из ванной. - Позавтракаем вместе, прежде, чем я уеду.

На нем, кроме одного полотенца, прикрывающего бедра, и нет ничего, поэтому невольно провожаю взглядом крепкие мышцы спины и стекающие с плеч капельки воды, пока мужчина пересекает комнату и направляется в гардеробную. И только когда двери-купе, закрытые им, перекрывают мне доступ к дальнейшему изучению полуобнаженного мужского тела, вынужденно поднимаюсь с постели.

Большую часть из отпущенного времени я просто-напросто пялюсь на себя в зеркало, пытаясь найти в отражении хоть что-то, что могло бы этим утром заинтересовать Грина в моей внешности. Но так и не нахожу ничего. Даже следы от его рук на моей шее окончательно исчезают.

Может, как раз в этом все дело?

Тряхнув головой, прогоняю неуместные размышления и за оставшиеся три минуты успеваю умыться и привести себя в порядок. Поскольку совершенно нет никакой необходимости посещать гардеробную - все купленные для меня вещи до сих пор в магазинных пакетах, то и с Маркусом заново я встречаюсь только тогда, когда мы оба оказываемся на первом этаже.

Стол накрыт еще до моего появления. Из-за пределов кухни доносятся тихие женские голоса. Сегодня вторник, а значит, дом будет наполнен служащими еще целых четыре дня, включая сегодняшний.

- Примерно через час приедет Элеонора Рэнделл, - сообщает сухим тоном англичанин, бросив мимолетный взгляд на свои наручные часы. - Я говорил о ней тебе вчера, - напоминает через небольшую паузу, во время которой делает первый глоток кофе из своей чашки. - Постарайся изобразить в ее присутствии более искренний восторг по поводу события, которым она будет заниматься, чем делаешь это сейчас, - заканчивает в открытом раздражении.

Ответа от меня он явно не ждет. Резко поднимается со стула и, прихватив с собой кофе, быстрым шагом направляется на выход из дома. Дверь за ним захлопывается настолько громко, будто звук доносится не от центрального входа в поместье, а рождается прямиком над моих ухом.