— А, если ты не хочешь ни говорить, ни открывать свое сердце навстречу моему дружелюбию, так посмотри же, нет ли там признаков опасности, — сказал он, указывая ей на деревья.

Повинуясь, Напасть мигом вскочила и бросилась в указанном направлении.

Вскоре Кенет услыхал ее лай, каким она обыкновенно привлекала к себе внимание. Молодой человек бросился на зов и наткнулся на труп индейца, голова которого представляла страшное знамение присутствия таинственного истребителя.

— Это выше всякого разумения! — воскликнул Кенет.

Не успел он так воскликнуть, как вдруг послышался шорох, и из глубокой тьмы раздался голос:

— Где ты, друг Кенет! Ты что, спишь, стоя на часах? Молодой человек, к тебе приближаются язычники. Они, как черви, кишат вокруг лагеря. Если тебе дорога жизнь, садись на коня и улепетывай.

— Трус! — закричал Кенет, узнав голос Авраама Гэмета. — Какая дерзость давать мне подобные советы! Неужели вы думаете, что я могу бежать, когда другие дерутся?

— Поступай как знаешь, — отвечал квакер спокойно, — не мое дело обсуждать твои дела. Если у тебя есть охота проливать человеческую кровь, я не ответчик за тебя. Скоро раздастся вой краснокожих в этих мнимых пустынях. Они нападут на ваш жалкий отряд трое против одного…

— Как ты это узнал? Где ты пропадал?

— Теперь не до вопросов. Не теряй времени на пустые мелочи. Лучше поторопись к своим товарищам, если не хочешь отстать от них, — возразил Авраам с нетерпением.

В ту же минуту Напасть яростно залаяла.

— Вот и собака их чует, — заметил квакер.

— И прекрасно! Она подаст сигнал тревоги в лагере.

— Мимоходом я и сам потревожил охотников, потому что видел приближение филистимлян. Вставайте! — прокричал я. — Спешите в бой или спасайтесь бегством.

— Бегу к ним! Но что же будет с вами? Ведь ваша религия запрещает вам драться?

— Не тревожься за меня, друг Кенет, позаботься лучше о себе и о бедной красавице, ибо я боюсь, что до утренней зари дикари снимут с нее длинные волосы.

— Что же вы стоите, как статуя, и не деретесь? — разозлился не на шутку Кенет.

Воздух огласился зловещими, похожими на вой волков звуками. Затем послышался топот, словно стадо оленей устремилось на равнину. Вскоре топот сменился злобными воплями и лязгом оружия.

— Спеши к палатке твоей избранницы! — закричал Гэмет. — Туда направлена атака краснокожих!

Но Кенет не слышал уже этих слов, подскочив, как раненый лев, он ринулся в лагерь.

Грохот перестрелки указывал, что битва началась. Со всех сторон слышались крики, стоны, проклятия. Свалка была ужасной. Над всем господствовал голос Саула Вандера. Пронзительный вопль поразил слух Кенета. Бросившись прямо к палатке Сильвины, он ринулся на окружавшую ее ватагу чудовищ в человеческих личинах. Ему смутно почудилось, что квакер не отставал от него, но мысли его были так поглощены опасностью, угрожавшей Сильвине, что ему было не до того, чтобы проверять этот факт. Он увидел красную руку, схватившую Сильвину за длинные распущенные волосы. Ярость загорелась в сердце Кенета. Удары карабина, которым Кенет орудовал, как дубиной, посыпались направо и налево. Он пробился к Сильвине и мигом свалил с ног схватившего ее за волосы черноногого. Но потрясение нервов, ужас свалки, освещавшейся только молниями сверкающего оружия, стоны раненых, хрип умирающих, запах крови и пороха, все это окончательно привело его в какое-то опьянение, и голова у него пошла кругом. С этой минуты Айверсон наносил удар за ударом, уже не сознавая, что делает и что происходит вокруг.

Глава XIV

ВОРОН КРАСНОЙ РЕКИ

Как только Сильвина освободилась из рук краснокожего, она помчалась, как стрела. Ей все время чудились шаги преследующего ее дикаря, и она мчалась, не чувствуя ног под собой. Наконец, силы ее иссякли, и она опустилась на землю. Сердце ее сильно билось, и она постаралась успокоиться и собраться с духом. Девушка не знала, где очутилась и на какое расстояние от лагеря убежала. Она чувствовала, что ей остается одно средство спасения — ей надо спрятаться где-нибудь, пока не наступит рассвет. К несчастью, она попала в низменное и болотистое место. Как ни легка она была, но ноги ее вязли в трясине, и в довершение ее несчастий, яростно подул северный ветер. Сильвина опять встала и все шла, дрожа всем телом, пока наконец на восходе солнца не достигла сухой местности, поросшей роскошной травой. Взмокшая от усталости, она невольно опустилась на траву и вскоре крепко заснула, не думая об окружающих ее опасностях.

Солнце стояло высоко, когда она проснулась. Она медленно открывала глаза, и ей показалось, что какие-то звездочки блеснули перед ней. Что это такое? Она была точно очарована какой-то непреодолимой силой. Еще не совсем очнувшись ото сна, Сильвина не могла в первую минуту определить, что это за явление. С каким-то необъяснимым удовольствием она любовалась этими блестящими звездочками. Но вдруг она вся содрогнулась, на лбу выступил холодный пот: она вглядывалась с таким удовольствием в чудовищную гремучую змею! Блестящие звездочки — это ее глаза!

Свернувшись клубком, змея в упор смотрела на молодую девушку. Чтобы избавиться от этого ужасного, привлекающего внимание ощущения, Сильвина постаралась зажмуриться, но не смогла. Она хотела закричать, но голос замер в ее груди, и дыхание перехватило в горле. Ей хотелось пошевелиться, бежать… Но ноги отказывались ей повиноваться.

Ужасные чары! Жестокое влечение! Удушающий сон, страшнее пробуждения! В ее ушах жужжала странная, расслабляющая, снотворная мелодия. Изо всех сил она молилась, чтобы Господь послал ей смерть прежде, чем эта отвратительная тварь закончит свое одуряющее воздействие. Она как бы ощутила холод скользкого тела, но внезапно перед ней промелькнула черная тень — словно прыгнула пантера. Звездочки исчезли, чарующее жужжание прекратилось, волшебная сила, сковывающая ее, исчезла. Сильвина вскочила на ноги с радостным возгласом, в ответ послышалось ласковое рычание Напасти, которая, сдавив шею змеи, трепала ее во все стороны и, точно кнутом, хлестала хвостом твари.

Все еще под влиянием пережитого ужаса, Сильвина схватилась руками за голову, желая собраться с мыслями и осмыслить свое положение. Несколько успокоившись, она посмотрела на собаку с глубокой благодарностью. Напасть выпустила из зубов своего врага, предоставляя ему на свободе Умирать.

— Благородное животное, — проговорила Сильвина, гладя рукой голову собаки, которая, против обыкновения, не мешала ей. — Благородный друг! Ты можешь понять мою благодарность?

Собака тихо помахала хвостом, как бы в знак понимания, и пошла рядом с Сильвиной, разыскивающей обратную дорогу в лагерь.

Но через несколько минут Напасть опередила ее, и девушка покорно пошла за ней, рассчитывая, что инстинкт собаки скорее выведет ее на правильную дорогу. Но земля под ногами опять становилась вязкой и болотистой. Сильвина сочла этот путь неудобным, потому что ноги ее с каждым шагом уходили в рыхлую, липкую тину, затруднявшую движение. Она остановилась. Но собака только вопросительно посмотрела на нее и опять двинулась в том же направлении. Вскоре они вышли на равнину и некоторое время шли по ней. Не было видно ни конца этой бесплодной степи, ни края этого болота. Невозможно описать беспокойство Сильвины. После полудня на некотором расстоянии от них показался волк. Напасть без большого труда отогнала его. Но лай собаки привлек всю волчью стаю. Волки издавали зловещий вой. Не будь у Сильвины такого храброго охранника, не миновать бы ей зубов степных хищников. Присутствие Напасти удерживало зверей на почтительном расстоянии.

Перед закатом солнца блеснул луч надежды для измученной девушки. Между кустарниками она неожиданно увидела верхушку охотничьего шалаша. Грубо устроенный шалаш создавал невыгодное мнение о его архитекторе: все сооружение состояло из немногих кольев, вбитых в землю и прикрытых древесной корой как попало, без всякого порядка и ничем не связанной.