— Он из той же дикой породы — не стоит моего удара. Там ждут молодцы, которые и без меня покончат с ним. Волчонок, когда увидишь Криса Кэрьера, простись с жизнью и пой свою предсмертную песнь.

— Как! — воскликнула Сильвина. — Вы решитесь убить ребенка, чтобы удовлетворить жалкое чувство мести?

— Я убью любого, кто осмелится стать между мной и тобой! — закричал Марк в ярости.

— Зла он вам не сделает, убить его — бесполезное преступление, которое только прибавит лишнюю цифру к числу ваших злодеяний и увеличит мое отвращение к вам, — возразила она, с трудом переводя дыхание.

— Раз пожелав, я не отказываюсь от своего намерения, — сказал Марк со звериной грубостью.

— Пожалейте его молодость!

— Пустые слова!

— Вспомните, как я спасла вам жизнь! Не я ли отвела пистолет, приставленный к вашей груди?

— Какое неудачное воспоминание! Не вмешайтесь вы это дело, от многих бедствий я был бы избавлен! Коротко страдание разом бы все покончило и избавило меня от мучительной пытки, которая отравляет мне жизнь; обманутые надежды, оскорбление осмеянной любви, муки ревности, бешеная ненависть — о, сколько я уже выстрадал и как сейчас страдаю!

Марк казался вне себя от отчаяния; Сильвина поняла, что встала на ложный путь, и постаралась смягчить свою ошибку.

— Мальчик был всегда мне верен и предан.

— И вот именно за это я убью его. Будь он вашим врагом, не был бы он здесь теперь, не прополз бы сюда змееныш, чтобы впустить в меня свое жало. Хорошо еще, что его хитрость не может сравниться с его дерзостью.

Марк замолчал и через минуту воскликнул:

— О! Как я был слеп, и как я мог допустить, чтобы меня так заморочили этот самозванец-патер и новообращенный индеец! Проклятый Ник Уинфлз!

В порыве ярости он вышагивал по пещере и вдруг остановился перед Сильвиной. Лицо его искажала злобная гримаса.

— Послушайте, красавица! — воскликнул он. — Ваш друг и защитник Ник Уинфлз нашел свой последний след. Проститесь навсегда с его дурацкими сказками и шутовством!

— Умер? — прошептала Сильвина с ужасом.

— Мои люди спустили его труп в озеро. Он выслеживает теперь рыб. Водяные змеи совьют себе гнезда в его остове.

— Боже мой! Боже мой! — восклицала молодая девушка, изнемогая под бременем печали.

— Великий воин и храбрец, с которым никто сравниться не мог! — сказал Волк, отдавая дань уважения Нику.

— А, эта весточка задела вас за живое, красавица моя! — пробормотал Марк язвительно. — Клянусь честью, меня радует, что со мной шутить нельзя. Наконец-то вы узнаете меня!

— Но я давно и слишком хорошо вас знаю! Мое воображение не может представить себе чудовища более мерзкого, чем вы, — возразила Сильвина с таким выражением, которое не допускало сомнения в ее искренности.

— Вот и прекрасно! Продолжайте выводить меня из терпения, а я пока кликну своих молодцов, которые побеспокоятся о вашем прекрасном мальчике. Спешите воспользоваться последними минутами его драгоценного общества. Скоро он скроется с ваших глаз, это будет последний раз, когда вы видели его… А ты, звереныш, — продолжал он, обращаясь к Волку, — насмотрись хорошенько на своего идола, пока не появилась хмурая рожа Криса Кэрьера. Поклоняйся, обожай, пока можешь, женщину, за которую умираешь.

Демонстративным хохотом завершив свою речь, Марк удалился.

Сильвина устремила глаза на индейца, который стоял неподвижно, с опущенными глазами; мужество и решимость выражались в его осанке.

— Бедный мальчик! — сказала она, и ее голос дрожал от слез. — Вот до чего довела тебя преданность ко мне! Этот человек неумолим. О, почему я не могу вырвать тебя из его когтей!

— Восход Солнца, всех нас ожидает одинаковая участь. Волк опережает тебя немногими часами. Не знаю, всех ли нас ожидает на том свете одинаковая участь, думаю, однако, что краснокожий всегда останется краснокожим; смерть не заставит меня побледнеть. Ты останешься белой и чистой, а я таким, каким ты видишь меня.

— При переходе в вечность нет разницы в цвете тела; белый или красный — какая разница?

— Большая, очень большая! — возразил индеец с жаром.

— И в чем она заключается?

— Если разница существует, то мы не встретимся уже там, потому что заоблачная вотчина краснокожего далеко от вечных городов бледнолицых. Мир духов необъятен. Индейцу, наверное, придется пройти огромное пространство.

— Не думай так, мы скоро с тобой увидимся. Неволя и тоска измучили меня. Недолго еще я проживу, а когда явлюсь в тот мир, обитатели его, я думаю, подскажут мне, где ты.

Мальчик изменился в лице, радостная улыбка осветила его, и глаза его, преисполненные задушевным чувством, устремились на Сильвину.

— Как! Ты будешь спрашивать обо мне? Ты пойдешь за мной на далекий Запад?

— Да, я пройду в страну краснокожих за храбрым ребенком, который жизнь свою отдал за меня, — сказала девушка с глубоким волнением.

Невыразимое чувство радости озарило прекрасное лицо мальчика.

— Смерть больше не ужасает Волка. Пускай они приходят и убьют — у меня есть твое обещание. Язык Восхода Солнца не умеет лгать. На нее я надеюсь, как на слова Великого Духа.

— О, мое бедное дитя!

Волк с трудом переводил дыхание, глаза его сверкали необычайным блеском; с обожанием смотрел он на Сильвину. Она чувствовала, что этот странный маленький дикарь любил ее всеми силами души, и боролась со своими чувствами. Никогда еще она не блистала такой красотой.

Вдруг послышались шаги, и вскоре появился Крис Кэрьер с перевязанной головой.

— Восход Солнца, я ухожу, прощай! — сказал мальчик.

— Постой! — закричала Сильвина. — Я еще попытаюсь умолять…

— Нет, — прервал ее Волк. — Побереги слова и не бросай их лютому зверю.

— Ступай, ступай! — сказал Крис грубо. — Язык этой девочки не поможет тебе. Ты надул меня, Волк, и мы сведем теперь с тобой счеты. Ступай же: ты поплатишься мне за эту рану; и капитал и проценты — все зачтется сполна! Уж за это я тебе ручаюсь.

— Восход Солнца, взгляни на меня еще раз… последний раз! — попросил Волк, оглянувшись.

Сильвина устремила на него глаза, полные слез.

— Довольно! Я счастлив. Восход Солнца, прости, прости!

Индеец сопровождал последние слова взглядом, полным любви, и безропотно последовал за исполнителем воли Марка Морау.

Сильвина горько рыдала.

Марк встретил в галерее Криса.

— Сейчас неподходящее время, — сказал он, — слишком много разного народа. Упрячь-ка его в темницу и постереги, пока я разошлю наших людей.

— И без того уже многие разосланы, — проворчал Крис, — а помощь, пожалуй, понадобится на случай нападения тех, кто успел ускользнуть. Наверное, этот дьявол-великан не замедлит привести целый отряд.

— Они напрасно стараются. Я уже готов сняться с лагеря и исчезнуть. Не ускользни из наших рук окаянный квакер, я и не подумал бы уйти отсюда. Но при таких обстоятельствах нельзя мешкать.

— Куда вы идете? — спросил Крис.

— А тебе что за дело? Узнаешь, когда придет время. Запри эту тварь в темницу, а как ночь наступит, отведи к озеру, камень на шею да и в воду… Понимаешь?

— А мысль, право, недурная: сбросить его с вершины утеса, — подсказал Крис, наблюдая за Волком, который и не пошевелился.

— Такой конец он, конечно, вполне заслужил, но мы только потеряем драгоценное время, уделив ему столько внимания.

— Предоставьте это мне, капитан. Я часто рассматривал этот утес, задаваясь вопросом, какую фигуру представлял бы человек, скинутый с вершины вниз кувырком. И как часто мне приходило это в голову!

С этими словами Крис прижал руку к повязке на лбу и погрозил индейцу.

— Тебе однажды уже предоставлялась возможность увидеть, как люди летают с вершины в бездну, и не будь ты тогда мертвецки пьян, то наверняка полюбовался бы захватывающим зрелищем, — сердито возразил Марк.