Потом, поставив Волка на ноги, он сказал ему:

— Не бойся, маленький язычник, я не дам нанести тебе вред, но и ты не должен нам мешать. Ступай рядом со мной, не старайся от меня улизнуть, и все пойдет хорошо. А ты, который называешь себя Вороном, смотри не прикасайся и пальцем к мальчику, это я тебе говорю.

— Волк, — сказал Ник, — если хочешь сохранить шкуру в целости, то не криви душой. Если же чуть что не так, то я постараюсь исправить тебя.

— Истинно советую тебе повиноваться, — сказал Авраам, протягивая руку к горлу мальчика, еще сохранившему красные отпечатки пальцев.

Волк отступил и обнажил свой нож. Его черные глаза сверкали, все мышцы содрогались от возмущения, искаженные черты выражали решимость, неимоверную для его лет. Квакер смотрел на него с чувством удивления и восторга.

— Дитя, — сказал он, — слаба твоя рука, но силен твой ДУХ.

— Уж это его врожденный дух, — заметил Ник, — каким он родился, таким и в могилу сойдет. Духу у него достанет на двоих. Если у него сейчас такой лютый характер, что же будет, когда он возмужает?

— Не обвиняй природу, — возразил Авраам, — ты родился, чтобы быть Ником Уинфлзом, он родился, чтобы быть Волком, сыном кочующего племени.

— Да я и не мудрствую лукаво. Ставить капканы да охотиться — вот мое дело, но я знаю, что вам его не исправить.

— Довольно, — сказал Гэмет и повернулся к индейцу. — Юный язычник, не задерживай нас своим упрямством.

Не успел он договорить, как раздались громкие крики.

— Краснокожие! — воскликнул Ник. — Они обнаружили наш побег, надо улепетывать во весь дух!

— Уничтожим этого червяка, — снова предложил Слокомб.

— Нет, никто не коснется и волоска на его голове, — твердо заявил квакер. — Позаботьтесь о своем спасении и не беспокойтесь обо мне.

— Я не отстану от вас. Никогда еще Ник Уинфлз не покидал товарища в затруднительном положении и никогда не покинет. Я знаю, что обо мне ходили худые слухи — я и сам знаю свои слабости. Мне случается иногда рассказывать чересчур длинные истории — это факт, но я никогда за всю жизнь не отступал от опасности, когда моя честь этого требовала. Ни огонь, ни ружейная пуля, ни поднятый нож не заставят Ника Уинфлза совершить подлость. Отпустите этого волчонка.

Нож индейца возвратился в ножны.

— Не принуждай меня, — сказал он квакеру, — и я не помешаю вашему побегу. Ты храбрец, у тебя, как у бизона, сердце велико и наполнено кровью. Черноногие переполошились, они в бешенстве, их военный клич вскоре огласит дебри. Волк последует за вами, пока вы не прикажете ему остановиться. Он докажет, что заслуживает вашего доверия.

— Идем! — скомандовал Гэмет, и его колоссальная фигура с неимоверной быстротой двинулась вперед. Остальные последовали за ним. А крики индейцев сотрясали воздух то ближе, то дальше.

— Последний вой был уже очень близок, совсем оглушил меня, — сказал Ник через несколько минут.

— Истину говоришь, это было очень близко, — прогудел квакер спокойно. — Беги вперед, друг Ник, и побереги этого мальчугана около себя. Я приостановлюсь на минуту. Может быть, мне удастся сосчитать, сколько тут врагов преследует нас.

— Но вы не воинственный человек, ну как дикарь пырнет вас ножом?

— Уповаю на Господа нашего! Он защитник мой! Не беспокойся, друг, и делай, что я говорю.

Ворон опередил их. Ник сделал несколько шагов вперед, но, увлекаемый любопытством, остановился за деревом, чтобы посмотреть за Гэметом. Его намерение поначалу оказалось неудачным. Квакер, припав к земле между кустарниками, сделался невидимым. Уинфлз не спускал, однако, глаз с того места, куда он скрылся.

— Волк, — сказал он индейцу, неподвижно стоявшему около него, — смотри в оба, как и я.

Вскоре послышался шорох между кустов, что ясно обозначало приближение бегущего человека.

— Несется, как лошадь, — проворчал Ник. — Чего от него ждет человек мира и милосердия? Во всяком случае, надо внимательно проследить за ним, потому что не так-то часто приходится брать дармовые уроки, каким образом пускать кровь с крайним изяществом и быстротой, ей-же-ей, покорный ваш слуга!

Бежавший индеец был уже близко от того места, где скрылся Авраам, как вдруг высоченная тень легла на землю. В полумраке сверкнул топор, описав кривую линию. Раздался звук, похожий на тот, который производит сундук, разбитый сильным ударом, потом тяжелый, глухой стук чего-то упавшего на землю. Ник бросился к месту действия, квакер преспокойно вытирал свой топор о траву. У ног его лежал индеец. Ник даже глаза вытаращил, но, не видя раны на трупе, хотя потоки крови лились изо рта и носа, сказал:

— А я думал, что ваша религия запрещает кровопролитие.

— Честно говоря, я, кажется, чересчур грубо свалил это создание, — отвечал Гэмет кротко.

— Грубо? По вашей милости земля дрожала под ногами. Дело покончено с гадиной. Но не вы ли ее поразили?

— Я? Не говорил ли я вам, что это не мое ремесло? Впрочем, если я не совсем прилично воспользовался своей силой, то искренне в том раскаиваюсь, но это было по необходимости и я уповаю, что это не поставится мне во грех. Ступай своей дорогой, друг Уинфлз, а я сейчас последую за тобой.

Ник повиновался, но не успел отойти на некоторое расстояние от квакера, как вновь раздался тот же сухой и странный звук топора, дробящего кость. Охотник невольно вздрогнул. Вслед за тем подошел Авраам Гэмет, он, как обычно, был спокоен и миролюбив.

Волк с трудом переводил дыхание. Глаза его метали молнии.

Миновало несколько дней. На берегу небольшого озера стоял человек колоссальных размеров, по его костюму можно было судить, что он принадлежит к духовному званию. На нем была широкая блуза, вроде рясы из грубой шерстяной материи, и кожаный пояс. Мокасины у него были неказисты, однако весьма прочны. Голову прикрывала небольшая суконная шапочка небольших размеров, но вполне выполнявшая свое назначение. Судя по его наружности, можно было догадываться, что он не придает особенной важности внешней оболочке, каковы бы ни были его наклонности к внутреннему совершенствованию. За исключением охотничьего ножа, висевшего на поясе, у него, по-видимому, не было другого оружия. Грудь его украшал крест на стальной цепочке. За спину был перекинут довольно тяжелый мешок. Черты его лица резки и правильны, выражение лица задумчивое и важное. Пока он вглядывается то в небо, то в озеро, какая-то ладья огибает небольшой мыс слева и причаливает к песчаному берегу рядом с ним. В этой ладье находятся два человека: первый, на корме, широкоплеч, угловатой наружности, с непривлекательным лицом, прячущимся под густыми волосами и рыжей бородой — это Крис Кэрьер. Другой — Марк Морау; кажется, ему не понравился внешне невозмутимый незнакомец, поджидавший на берегу.

— Кто это? — спросил он. — Не по вкусу мне его рожа, и я охотно выкупал бы его в озере.

— Капитан, его вид не внушает опасности, — отвечал Крис. — Можно подумать, что он недавно покинул цивилизованные края. Бьюсь об заклад, это какой-нибудь бедняк из монахов, и он случайно попал сюда, заблудившись.

— А вот увидим, — отвечал Марк, выходя на берег и с карабином в руке подходя к незнакомцу.

— Кто вы? — спросил он повелительно. — Что вам надо? Чем вы тут занимаетесь?

Незнакомец перекрестился и сказал:

— Мир тебе, сын мой!

— А, так вы духовная особа! Странное, однако, место вы избрали для своего звания.

— Повсюду можно поклоняться Богу и прославлять имя его, — отвечал монах, взглянув на небо и в благоговейном чувстве снимая шапочку.

Марк тотчас заметил, что у него на голове выстрижена тонзура, и сказал:

— Здесь неподходящее место для плешивых.

— Сын мой, оказывай большее уважение к моему сану.

— Мало уважения внушает мне ряса, — отвечал Марк, пожимая плечами.

— Мало приносит тебе это чести, потому что все образованные люди оказывают уважения духовному званию. Я всегда замечал, что самые храбрые и самые достойные люди имеют наибольшее уважение к сану служителя Всевышнего.