Уже на подходе к столбам Вавилов начал меняться: вальяжные движения стали плавными и хищными, взгляд заострился, капитан то и дело пригибался к тропке и настороженно хмыкал. У меня тут же родились ассоциации с максимально разжиревшим и сильно обрусевшим Шерлоком Холмсом. На место доктора Ватсона претендентов не было, благо роль статиста никого не вдохновляла. Впрочем, я ошиблась: доктором Ватсоном очень хотел стать Бельмов, но Холмс из облпрокуратуры едва ли согласился бы на обнародование бельмовских мемуаров.
– Столбы ставил Солодков? – спросил он.
– Да, но...
– Несложно узнать, кто строил баскеровскую дачу, – перебил Вавилов. – Вот столбы – это уже веселее. Так... – его взгляд упал на барельеф встающего на дыбы пса, – лучше не придумаешь.
– Все указывает на Баскера и его домочадцев настолько явно, что понимаешь: делали дело не они, – произнесла я.
– Я тоже так думаю, однако от комментариев воздержусь.
– Вот здесь лежал труп, – кивнул Селиверстов.
– Да, это видно за километр, – серьезно произнес Вавилов. – Ага, вот и следы... – Он запнулся и поднял обескураженное лицо:
– Но это же просто монстры какие-то. Если справедливы обычные пропорции, то эти псы размером... ну, я не знаю... чуть ли не с лошадь.
– По крайней мере, гораздо тяжелее Аметистова, – заметила я.
– Почему ты так решила?
– Обратите внимание, что рядом с местом, где видна кровь на траве, лужайка тоже сильно примята, но только по одну сторону от следов крови. Безусловно, Аметистов не мог примять столько травы, значит, его перекладывали.
– На расстеленный рядом полиэтилен или что-то в этом роде? – спросил Вавилов. – Видимо, что так. Крови-то на траве слева от трупа нет. Но ты продолжай.
– Его завернули в пленку и куда-то отнесли. А потом этот человек вернулся и стал оттаскивать труп пса. Он лежал здесь... – Я наклонилась над участком сильно примятой травы прямо у правого столба. – По тому, как говорил Баскер, это именно так.
– А сам Баскер лежал вот здесь, – показал Кузнецов на место в двух шагах от предполагаемого участка дислокации мертвого пса в сторону Волги и болот.
– Ну вот... Человек отнес куда-то Аметистова и вернулся за псом... – начала я.
– А я думаю, что все было наоборот, – раздался голос, от которого Вавилов так и подпрыгнул на месте. На лужайку деловитой походкой входил Бельмов.
– Та-а-ак, – зловеще протянул капитан, а мы с Кузнецовым переглянулись и залились веселым – совершенно ни к месту – хохотом. Селиверстов тоже улыбнулся, но тут же серьезно предложил:
– Давай я его замочу, Денис Иваныч?
– Ну погоди ты, – отмахнулся Бельмов, – дай сначала скажу, а потом можешь пристрелить.
Вавилов молча смотрел на него.
– Я хочу сказать, что сначала оттащили пса, – глубокомысленно поведал Бельмов, – во-он туда, где его светящийся труп видели Кузнецов, Суворик и Казаков.
– Светящийся? – буркнул Вавилов. – М-да-а-а... Вот и имей дело с журналистами.
– Потом завернули в целлофан Аметистова и унесли. Вернулись не раньше чем через час, как раз в промежуток между появлением здесь кузнецовской компании и нашим походом с дачи Баскера.
– А труп пса утопили в болоте? – предположила я. – Так, что ли?
Вавилов спустился по склону почти к болоту и начал усиленно осматривать траву. Наконец он что-то схватил и поднес к глазам.
– Черт! – пробормотал он шепотом, который разнесся едва ли не на все болота. – Идите сюда.
Мы спустились.
Участок земли, на котором стоял Вавилов, был пропитан спекшейся кровью. Бурая корка, треснувшая в нескольких местах, напоминала о том водопаде крови, который пролился на этот суглинок сегодня ночью.
– По-моему, он устал тащить собаку, – произнес Вавилов, – и решил унести ее по частям.
С этими словами он поднес к моему носу кусок кожи со слипшейся и порыжевшей шерстью.
– Вот и все, что осталось от пса, – произнес капитан, – остальное этот ублюдок похоронил в болотах.
– Да! – спохватился Бельмов. – Я зачем сюда приходил-то, а? В общем, Баскер очнулся и хочет дать показания. Говорит, вспомнил важную деталь.
– Так! – Вавилов завернул окровавленный комок в бумагу и повернулся к Селиверстову: – Значит, на «беретте» воронковские отпечатки?
– Да.
– Очень интересно! Кстати, Татьяна, – он повернулся ко мне, – тебе известно заключение медэкспертов относительно Воронковой, любимицы господина президента?
– Сумасшествие, я полагаю.
– Девочка на самом деле слетела с катушек, – с сожалением выговорил Вавилов. – А я предпологал, что это симуляция.
– Если бы она симулировала, все было бы проще, – покачала я головой.
Лицо Баскера, больное и осунувшееся, порозовело при появлении Вавилова, и Андрей даже сделал попытку слабо улыбнуться.
– А, Денис Иваныч, – произнес он, – ну что, доказал, что это именно я перегрыз горло Аметистову... а потом съел, так что легко объяснить исчезновение тр... трупа... если вскрыть мне брюхо.
Вавилов покачал головой.
– Хорошие у тебя шуточки, Андрей, – укоризненно произнес он и глянул на стоящих в комнате Селиверстова, Кузнецова, Бельмова и одного охранника из «Парфенона». – Почему здесь столько народу? А ну, Дима, выведи всех отсюда!
– Пусть Иванова останется, – выговорил Баскер.
– Она и так бы осталась, – отозвался Вавилов. – Так, Дима, молодец! – воскликнул он, видя, как здоровенный Селиверстов сгреб в охапку любопытствующих молодых людей и вынес из комнаты. Дверь хлопнула.
Вавилов напряженно смотрел на хозяина дачи, и его обычно свирепые живые масленые глазки приобрели определенно несвойственное ему выражение грустной задумчивости.
– Тебя крупно подставили, Андрей Карлович, – наконец сказал он. – Я не знаю, кто это сделал, но подставили тебя здорово. Это мне очевидно, что ты никого не убивал и у тебя нет огромных черных псов... а они на самом деле чудовищных размеров. А вот наши общие с Глебом Сергеевичем родственники и знакомые даже и не думают о том, кто мог бы убрать Глеба таким экстравагантным образом. Для них есть только один крайний, и, к несчастью, это ты.
– Хорошо, что ты не думаешь, как они, – ответил Баскер. – Да...
Он пристально посмотрел на меня, затем на Вавилова и продолжал:
– Я много думал над этим невероятным делом и пришел к определенным выводам. Во-первых, кому выгоднее всего устранить Аметистова, а при случае – и меня? Тому, у кого сорок процентов акций «Парфенона» и кто с переменой руководства мог добрать недостающие до контрольного пакета одиннадцать процентов и получить «Парфенон» в полное владение.
– Сорок процентов акций? – спросил Вавилов. – Кто же это?
– Тимофеев, – ответил Баскер.
– У них же было двадцать три процента, – удивился капитан. – Ты же сам...
– Наши счета находятся в «Атлант-банке», – продолжал Баскер, – а я не думаю, что надо объяснять значение этого обстоятельства. Далее... Эта жуткая идея с собаками могла прийти в голову человеку чрезвычайно изобретательному и к тому же знакомому с особенностями моей дачи и ее окрестностей, а также со странностями моей супруги. Тимофеев удовлетворяет обоим условиям.
Баскер опустил глаза и уставился в край собственного одеяла, доходящего ему до подбородка.
– Я думаю, эта идея пришла в голову человеку, который увидел или узнал о существовании этих псов-мутантов. Я видел их, – дрогнувшим голосом продолжал он, – я не знаю, какой Чернобыль их так изменил, но ничего страшнее я не видел за всю свою жизнь.
Волна животного страха пробежала по телу Баскера: вероятно, перед его мысленным взором метнулась жуткая морда с горящими глазами и оскаленной багрово-алой пастью...
– Я думал, каким образом эти чудовища остались незамеченными в нашем весьма людном дачном комплексе, – продолжал Андрей, – я подумал, что для этого вполне пригоден лес, что позади моей дачи... Он идет вдоль берега еще километра на три и упирается в пляж. А на самой границе пляжа и леса находится дача Новаченко, шефа секьюрити Тимофеева.