– Ну конечно, дорогой, – протянула Лена, – панночка помэрла...

В слове «помэрла» ударение приходилось на второй слог, на эту самую совершенно замечательную «э».

– Какая панночка? – не поняла я.

– Да это она, знаешь, начинает вылеплять, когда сказать уже нечего, – словоохотливо пояснил Фил, – она эту фразу периодически вставляет в свой репертуар, когда, значит, я чего-то там скайфоломил. Вот недавно, понимаете ли, играл «Спартак» с «Интером», наши ведут один – ноль, и тут лысый ублюдок Рональдо – хлоп два гола! У меня тут же проект накрылся нового фасада одному там толстопузому... Я водки – хряп, на диван – бряк, лежу и чуть не плачу. А тут она входит, смотрит на меня и говорит: «Ага... он совсем уже не дышит, ручкой-ножкой не колышет», трали-вали и так дале... Потом смотрит на экран, там счет один – два в пользу итальяшек, и говорит: «А-а, панночка помэрла!..» Панночка помэрла! – с невообразимой интонацией повторил архитектор и злобно пнул колесо стоящей рядом вавиловской машины.

– Отойди оттуда! – прикрикнула на него Лена, я покосилась на пострадавшую от Солодкова покрышку вавиловской «Нивы» и так и замерла.

Все колеса, нижняя часть дверцы и бамперы были забрызганы грязью: эта грязь была того самого редкостного красноватого оттенка, что и на моих джинсах и майке.

Несложно объяснить, откуда взялась на машине Вавилова эта редкая по своей цветовой гамме грязевая корочка. Из тех же мест, где я ходила ночью. Из огромной лужи недалеко от дачи Новаченко. Но возможно, что это не единственная грязевая ванна такого оттенка в окрестностях. Нужно проверить.

Я решительно направилась к своей машине.

Эвелина Баскер тревожно посмотрела на Соловьева.

– Олег, что имел в виду Вавилов, когда говорил об этом... о фармакологии и ви... ну, это...

– Вивисекции? – отозвался тот. – Я не знаю, Виля, не знаю...

– Может, он о чем-то узнал?

– О чем? Просто покопался в моей биографии. Если он в самом деле связан с мафией, ему это не составило труда.

Эвелина опустилась в кресло и, обхватив голову руками, несколько минут сидела молча, устремив взгляд прекрасных темных глаз в пол.

– Я устала, Олежка, – наконец выговорила она, – я больше не могу. Просыпаться каждое утро, обливаясь холодным потом, щупать голову непослушными руками и думать, что уже... быть может, сошла с ума. Мне страшно и больно, и я не хочу...

– Успокойся, моя хорошая, – Соловьев присел на подлокотник кресла, в котором находилась Эвелина, и осторожно обнял ее хрупкие плечи, – все будет хорошо, скоро мы окажемся далеко-далеко отсюда, и уже не будет ничего...

– Ни сырого подвала, ни жадных болот, ни росчерка кривых столбов в лунном свете... А может, мы просто тихо сойдем с ума от передозировки и будем счастливы и слепы... так, как наш Васик, – мечтательно выговорила молодая женщина.

– Не говори так, – резко ответил Соловьев, – ты не понимаешь, что говоришь.

– Почему вот так... все могут быть счастливы, эти жалкие люди... они встречаются и расстаются, они наслаждаются любовью и обжигаются разлукой... но все так просто, так естественно. Совсем не так, как у нас. Нет сил ни соединиться, ни уйти навсегда, ни забыть друг о друге.

Соловьев покачал головой.

– Скоро все изменится, – выговорил он, – изменится. Ты принимала сегодня лекарства? – вдруг спросил он.

– Да, да, – откликнулась она, – мы уедем отсюда?

– Куда захочешь.

– В Испанию, в Барселону, – произнесла Эвелина, – забыть обо всем.

– Я обещаю тебе, – ответил он.

В этот момент в дверь постучали, и на пороге возник капитан Вавилов.

– Простите, если помешал, – проговорил он, хотя в его голове совершенно отсутствовало сожаление по поводу причиненного беспокойства.

– Да нет, что вы, – несколько озадаченно отозвался Соловьев, – входите, прошу вас.

Эвелина вспыхнула, яростно раздувая ноздри, и взор ее перескочил с Соловьева на громоздкую фигуру Вавилова. Заметив ее волнение, Соловьев незаметно погладил ее по плечу.

– Я не буду откладывать дела в долгий ящик, – начал Вавилов. – У меня к вам есть одна занятная история и одно небольшое предложение делового плана. От очень влиятельного человека, который хоть завтра может отправить вас за границу... куда угодно, например в Барселону. Есть такой замечательный город в Испании. Столица провинции Каталония, знаете... там есть прекрасный футбольный клуб «Барселона»... Там играл мой любимый футболист Рональдо, вы же знаете, Олег Платонович, мне известно, как вы любите футбол.

Эвелина смертельно побледнела и выкрикнула едва ли не в лицо Вавилову:

– А что вам еще известно?..

– Спокойнее, Виля, – остановил ее Соловьев, – тебе нельзя нервничать. Простите, Денис Иванович, – повернулся он к Вавилову, – я не понимаю ваших слов «может отправить вас за границу». Как это – «вас»? Если вы имеете в виду меня и Эвелину Марковну, то это по меньшей мере непонятно: как замужняя женщина может уехать за границу с чужим мужчиной?..

– При живом-то муже, – насмешливо перебил его капитан, и в его выразительных глазах блеснула зловещая ирония.

– Перестаньте, капитан, – холодно выговорил Соловьев, – я не знаю, на какой эффект вы рассчитываете, говоря нам подобный абсурд, но не пора ли объясниться?

– Вот это другой разговор, – сказал Вавилов, – я действительно должен вам многое объяснить.

– Да, обещанная занимательная история и замыкающее ее деловое предложение, – без тени волнения произнес психоаналитик. – Или я ошибся и упомянутые история и предложение не имеют отношения друг к другу и не соотносятся между собой?

– Да нет, соотносятся. А выдержка у вас, я посмотрю, железная, Олег Платонович, – одобрительно проговорил Вавилов и продолжил: – Жила в городе Тарасове одна простая семья... виноват, семья далеко не простая и вообще...

– Вы нас за идиотов считаете, капитан? – резко спросила Эвелина.

– Если бы я считал, вы у меня давно бы в КПЗ сидели, – в тон ей рявкнул толстяк и после паузы вкрадчиво добавил: – Попрошу не перебивать, хотя такие соблазны определенно возникнут. Добро?

Соловьев коротко кивнул.

– Ну так, значит, в этой семье было трое детей. Сын и две дочери. Бедный мальчик страдал олигофренией в тяжелой стадии, да и сестры его психически были не совсем нормальны, обе стояли на учете в психиатрической клинике. Хотя младшая была еще получше и с наступлением половой зрелости стала вроде бы более-менее нормальным человеком.

Белое лицо Эвелины с пылающими ненавистью темными глазами словно окаменело, и только едва шевельнулись яркие чувственные губы:

– Хватит издеваться, капитан. Если я должна это слушать, называйте имена. Думаете, мне от этого станет хуже, чем теперь? – Ее лицо передернулось. – Ничуть...

– Хорошо. Профессор немецкой филологии Марк Вениаминович Косовский имел троих детей: старшую дочь, Эвелину, вышедшую замуж за бизнесмена Баскера, сына Василия, больного олигофренией в стадии имбецильности с претензией на идиотию и постоянно содержащегося в лечебнице. И младшую дочь Елену, в семнадцать лет отданную замуж за архитектора Филиппа Солодкова. Пять лет назад вы, Эвелина, в период одного из регулярных стационарных обследований познакомились с молодым сотрудником областной клиники, умным и талантливым. Да вот беда – молодой психиатр грешил опытами над людьми, кроме того, он увлекался наркотиками... издержки таланта, что хотите. Однажды после инъекции препарата, изготовленного этим врачом, у него в кабинете скончался пациент, некий Сергей Алексеевич Аметистов, бывший профессор его...

– Мой, так уж и говорите, – перебил его Соловьев.

– Ну да. Профессор был обречен, ему оставалось жить от силы неделю, и он согласился на последнюю попытку хоть немного облегчить болезнь. Последним шансом был сильнейший гормональный препарат, еще не получивший апробации. Сергей Алексеевич подписал документ, что согласен на проведение опыта, потому что иного шанса выжить у него нет. Препарат подействовал, Аметистов почувствовал прилив сил, но вскоре умер в страшных мучениях. После этого сын Аметистова Глеб посадил вас, Олег Платонович, в тюрьму, наплевав на все расписки и прочее... Он и тогда уже был влиятельным человеком, Глеб Сергеевич Аметистов. Вас спасла Эвелина Марковна... она сумела вытащить вас из-за решетки с помощью члена совета директоров ЗАО «Атлант-Росс» Тимофеева и вице-президента ЗАО «Парфенон» Баскера, за которого она по расчету, естественно, вышла замуж. Ведь вы и с Тимофеевым расплатились тем, что были его любовницей, да?