— Не знаю, это комплимент или оскорбление, — произнёс викарий. — Буду считать, что комплимент. О чём ещё мы должны были поговорить?

— Мне бы не помешало несколько десятков хороших центурионов и деканов, — сказал Эйрих.

— Это невозможно, — сразу же ответил викарий. — Я потеряю должность, если устрою такое — Константинополь не простит.

— Что ж, не буду настаивать, — вздохнул Эйрих.

— Слышал, что твоя сестра участвовала в бою, — Соломон дал знак и ему обновили кубок.

— Участвовала, — подтвердил Эйрих. — Даже убила нескольких вандалов.

— Даже так? — удивлённо спросил Соломон. — Поразительно.

— Эрелиева — это редкость даже для готов, — усмехнулся Эйрих. — Девы щита — это почётно для семьи, но очень опасно для женщины, потому что в походе и в бою никто не будет снисходителен. Берёшь топор и щит — будь готов убить или умереть.

— Ваши нравы... — Соломон приложился к кубку. — У римлян такое считается недопустимым и позорным для семьи. Я даже не могу представить свою дочь в рядах легионеров!

— Она так захотела — кто я такой, чтобы останавливать её? — развёл руками Эйрих.

— А что об этом думает ваш отец? — поинтересовался викарий.

— Он поддержал её, — ответил мальчик. — Я уже говорил, что дева щита в роду — это почётно?

— Да, говорил, — кивнул Соломон. — А знаешь... слышал о гладиаторских боях?

— Конечно, — усмехнулся Эйрих.

— В Константинополе они до сих пор проводятся, даже у нас, иногда, дают гладиаторские бои в амфитеатре, — продолжил викарий. — На западе их запретили где-то четыре года назад, из-за монаха Телемаха, выбежавшего на арену, чтобы остановить бой гладиаторов. Его забила камнями толпа или зарезали гладиаторы — не помню точно, но император Флавий Гонорий решил, под впечатлением от увиденного, что гладиаторские бои надо прекращать.

— К чему ты это вспомнил? — поинтересовался Эйрих.

— К тому, что были, когда-то давно, женские гладиаторские бои, — ответил Соломон. — Но свободным женщинам до двадцати лет было запрещено выступать на арене. А император Септимий Север вообще запретил участие женщин в гладиаторских боях. Это должно показать тебе, как у нас относятся к женщинам с оружием.

— Полезная информация, — кивнул Эйрих. — И раз уж мы заговорили о гладиаторах. Слышал что-нибудь о гладиаторах-крупеллариях?

— Конечно, слышал! Ха-ха! — хохотнул викарий и залпом выпил остатки вина в кубке. — Закованные в броню с ног до головы, они были практически неубиваемыми! Я искренне жалею о том, что больше никогда не смогу увидеть боёв с участием крупеллариев и ретиариев...

— Почему? — поинтересовался Эйрих.

В кабинет вошёл раб с подносом и расставил на столике у лектусов блюдца с деликатесами.

— Потому что доспехи для крупеллариев больше не делают, — вздохнул Соломон с сожалением. — В юности я, как горячий поклонник гладиаторских боёв, пытался вызнать, почему больше не проводят бои с мурмиллонами, фракийцами, скиссорами и крупеллариями... Ответ был в том, что утрачено мастерство изготовления цельных шлемов и панцирных лат — ты мог видеть, что шлемы сейчас делают из кусков металла на каркасах, а из нательной брони есть только чешуя или кольчуга.

Скрипнула дверь и в кабинет вошла жена Соломона. Она улыбнулась мужу и Эйриху, после чего прошла к свободному лектусу и привычно разлеглась на нём.

— Поэтому многие виды гладиаторов просто исчезли, — продолжил викарий. — Сейчас это некогда изысканное развлечение превратилось в нечто безвкусное, вульгарное и бессмысленное: плохо обученных рабов кидают на арену, где они должны убивать друг друга как умеют. Никаких тебе красивых серий ударов, никакой драмы, ничего личного — зачем на это вообще смотреть? А где кровь? Где страшные и зрелищные раны, вопреки которым гладиатор продолжает мужественно сражаться?

— Да, культура гладиаторских боёв безвозвратно утрачена... — с наигранным сожалением вздохнула Юлия, дабы поддержать разговор.

— А кто может возродить мастерство изготовления прочных доспехов? — поинтересовался Эйрих.

— Думаешь, можно просто задать правильные вопросы и всё само собой наладится? — усмехнулся викарий. — Пробовали и до тебя, причём влиятельные и могущественные люди.

— Но что помешало? — заинтересованно спросил Эйрих.

— Деньги и целесообразность, — ответил Соломон. — Это всё очень дорого, а ради не особо-то популярных гладиаторских боёв разводить эту деятельность бессмысленно.

Эйрих уже знал, что сердца римлян давно и надёжно завоевали гонки, поэтому да, удорожать и без того не самые дешёвые гладиаторские бои никто не будет.

— А легионы? — спросил Эйрих. — Неужели никто не пытался воссоздать броню времён принцепса Октавиана Августа?

— Деньги и целесообразность, — повторил Соломон. — Больше никто не умеет делать такую хорошую броню, а потребности легионеров отлично закрывают чешуя и кольчуга. Ты мог видеть, что у большинства варваров нет даже кольчуг, не говоря уже о чешуе, а если и есть, то почти всегда худшего качества. Если острой необходимости в очень хорошей броне нет, то зачем тратить на неё много денег?

Эйрих уже смирился с тем, что готские кольчуги уступают римским, но тычок в это со стороны римлянина всё равно был неприятен. Тем не менее, нужно будет, когда позволит обстановка, провести проверку лучшей готской кольчуги против лучшей римской. Лучшую римскую кольчугу он собирался взять в Константинополе, где такие точно есть.

— Логично, — согласился Эйрих. — Но если мне нужна броня как у древних легионеров?

— Тут тебе никто не поможет, — произнёс Соломон. — В юности я спрашивал у лучших мастеров в Риме, справлялся у лучших мастеров в Медиолануме и в Константинополе — кто-то говорил, что на такую ерунду нет времени, а кто-то признавался, что просто не может сделать ничего подобного. Увы, это невозможно.

Неприятная новость. Мечты Эйриха о создании железного легиона старого Рима придётся оставить.

Это его не сильно расстроило, потому что он рациональный человек и понимает, что просто так римляне от качественных броней бы не отказались. Значит, были объективные причины. Собственно, он их и услышал только что.

Но есть ведь ещё и чешуйчатая броня, известная Эйриху ещё в прошлой жизни.

Худесуту хуяг (3) — доспех из относительно крупных стальных пластин, скреплённых кожаными ремнями. Делали его со сплошной юбкой до колен, но с разрезом между ног, чтобы можно было ездить на коне. Так он давал надёжную защиту тела со всех сторон, включая спину и плечи. Сам Темучжин обзавёлся таким сразу же, как стал богатым и влиятельным полководцем, потому что было бы очень глупо, умри он от случайной стрелы или подобравшегося слишком близко врага...

Что-то наподобие есть у римлян, правда, доминирующее положение у них занимает простая кольчуга, потому что Соломон прав — если её хватает для надёжной защиты воина, то зачем делать что-то более сложное и дорогое?

А Эйрих хотел себе не достаточное, а лучшее. И он не пожалеет денег, чтобы получить это для себя и своих воинов.

— Жаль слышать такое, — произнёс Эйрих с искренним сожалением, а затем посмотрел на стеллажи с пергаментами. — Я вижу, что ты не чужд постижению сокровенных знаний древних.

— А, это... — посмотрел на стеллажи викарий. — Тут больше о налогах и долгах, нежели о ценных знаниях. Выходит, что ты умеешь и любишь читать?

— Да, есть такой грех, — с улыбкой признал Эйрих.

— Постигать знания — это не грех, а добродетель, — сказала Юлия. — Я слушаю тебя, вижу тебя и всё больше убеждаюсь, что в тебе гораздо больше черт истинного римлянина, чем во многих обитателях этого города...

— Приятно слышать столь изысканную лесть, — кивнул ей Эйрих. — Но я не римлянин.

— У меня есть «Записки о Галльской войне», — сообщил Соломон. — Ты, наверное, слышал о них?

— «Образец лаконичности и достойный пример аттической прозы», — процитировал Эйрих Аммиана Марцеллина. — Я готов купить этот труд у тебя, ты только назови цену.