— Стреляют те, кто хочет весь следующий месяц ходить с шомполом, вставленным в задницу! — насмешливо воскликнул Римо.
Желающих оказалось трое. Разрядив мушкеты, они замахали руками, разгоняя черный пороховой дым, чтобы узнать, сколь тяжело поражена цель.
Когда дым рассеялся, худощавый мужчина с широкими запястьями и страшными глазами исчез, словно его здесь и не было.
Мушкетеры машинально потянулись к поясам, где висели шомпола, но ощутили лишь пустоту.
— Уф!, Уф!, Уф!, — один за другим вскричали солдаты, когда чья-то твердая рука схватила их за пальцы и приложила к потерянным шомполам. Оказалось, что шомпола каким-то непостижимым образом воткнуты в седалища их серых форменных брюк и намертво застряли там, будто приклеенные.
Пострадавшие встали в кружок, пытаясь помочь друг другу избавиться от мешающих предметов.
Спустя некоторое время конфедераты посчитали нужным устроить перерыв на чашечку кофе, развесили над кострами походные оловянные кружки и принялись кипятить в них цикорий. Один из бойцов решил ускорить процесс, тайком подогрев кружку пламенем зажигалки «Зиппо».
Там временем Римо подвел капитана Пэйджа к кратеру.
Таинственный предмет упал на землю неподалеку, правда, потом скатился на дно воронки, пропахав в траве глубокую бурую борозду. Большинство линз оказались разбиты; вокруг валялось множество осколков тускло-желтого стекла.
Рядом с шаром сидел солдат в мундире союзных войск и горько рыдал, не в силах сдержать слез.
— А вот и пострадавший, — обронил Римо, спускаясь в кратер. Капитан Пэйдж — ноги по-прежнему его не слушались — брел следом. На лице луизианца застыло выражение, которое никак нельзя было счесть джентльменским.
— На этих янки противно смотреть, — пробормотал капитан, когда они подошли к плачущему.
— А чего вы ждали? — спросил Римо. — Они ведь не настоящие военные. — И, пнув по пыльному башмаку солдата, заботливо осведомился: — Что с тобой, сынок? Потерял свое ружье?
Мужчина поднял искаженное гримасой страха лицо, все в разводах грязи.
— Это было ужасно! — выдохнул он.
— О чем ты?
— Цвет, — всхлипнул солдат.
— Готов спорить, это был цвет лепестков подсолнуха. Самый мерзкий, ужасный и отталкивающий желтый цвет, который ты когда-либо видел. Так?
— При чем здесь желтый? Это был синий цвет. Сокрушающий, душераздирающий, пылающий синий цвет. Теперь мне хочется одного — умереть.
— Синий, говоришь?
— Да.
— А не желтый?
— Нет.
— Точно?
— Я различаю цвета. — Боец негодующе фыркнул.
Римо пропустил его слова мимо ушей.
— Так, значит, тебя напугал синий цвет?
— Не испугал, а вверг в уныние. Мне показалось, будто наступил конец света. Сначала мы попали в плен к южанам, которым шли на помощь, а потом на нас сбросили психотропную бомбу.
— Твои товарищи разбежались.
— Я тоже убежал бы, кабы мог. Но у меня не осталось сил даже подняться.
— Я помогу тебе, дружище, — сказал Римо, протягивая руку.
Солдат продолжал сидеть, уныло свесив голову на грудь. Его подбородок уткнулся в кадык, а плечи опустились, словно проволочная вешалка с загнутыми книзу перекладинами.
— Бедняга, — промолвил Чиун.
— Он не отличает синего от желтого, — пояснил Римо.
— Впервые вижу такого удрученного человека.
— Еще насмотришься, — пообещал ученик.
— Он позорит свою форму, — изрек капитан Пэйдж.
Римо бросил на него насмешливый взгляд. Сейчас на голове капитана красовалась круглая шляпа офицера Конфедерации, смотревшаяся так, будто ее сняли с французского адмирала, погибшего в 1853 году.
— Уж чья бы корова мычала, — хмыкнул Римо.
— Я — верный сын Юга, сэр!
— Который бросил свое подразделение и затесался в толпу потешных солдат, играющих в войну.
— Моя родина в опасности, — высокомерно изрек капитан. — Казна штата разорена, губернатор подкуплен, а законодательное собрание вот-вот обменяет земли своих отцов на презренное золото.
— Золото не бывает презренным, — проговорил мастер Синанджу. — Золото есть золото. В тем-то и заключается его совершенство.
— У этих ребят есть оправдание, — продолжал Римо. — Все они, вероятно, имеют справки по форме «4-Р»[7], но вы-то настоящий, кадровый военный. Что толкнуло вас на этот шаг?
— Виргиния.
— Что?
— Виргиния — моя кровь и плоть. Я не колеблясь отдам за нее свою жизнь, сэр. Я погибну за ту землю, которая вскормила и вспоила меня. — Капитан гордо вскинул подбородок и разразился скорбной песней:
Отвезите меня туда,
где я впервые увидел свет,
Отвезите меня на солнечный Юг.
Я окроплю слезами могилы любимых.
И зачем я так долго скитался по миру?
Римо потянулся было к шее капитана, чтобы отключить его речевой центр, как вдруг из разбитого стального шара донеслось завывание сирены.
— Что за черт? — пробормотал он.
— Бомба вот-вот взорвется, — объяснил Чиун. — Поторапливайся, Римо. Пора делать ноги.
— Бомбы не орут, словно пожарные машины.
Кореец скользнул за спину ученика и принялся настойчиво подталкивать его, приговаривая:
— Быстрее! Шевелись, толстопятый!
Схватив одной рукой капитана, а другой — потерпевшего, Римо выбрался из кратера и ринулся прочь. Сирена звучала все тоньше и пронзительнее, словно какой-то рассерженный дух, преследующий беглецов.
Когда ее звук достиг высшей точки, над полем разнесся топот бегущих от кратера солдат Конфедерации, и в тот же миг грянул взрыв.
Взрыв не был ни желтым, ни даже синим и прозвучал, словно раскат грома. Земля, конечно, не содрогнулась, но все же громыхнуло достаточно сильно. Из кратера взвился столб черного дыма и устремился к восходящему Солнцу.
Потом в кратере зашипело, как на гигантской сковородке.
— Подожди, папочка! — крикнул Римо, заслышав шипение, и остановился.
Чиун колебался.
— А вдруг дым опасен? — спросил он.
— Может быть. Но все же я сомневаюсь, что это была бомба.
Они стояли и смотрели на поднимавшийся из кратера дым, который закручивался спиралью и уносился прочь с порывами юго-западного ветра.
Выждав минут пять и не заметив ничего особенного, Римо двинулся назад к краю кратера.
— Вы не могли бы опустить нас на землю? — послышался чей-то голос.
Римо посмотрел вниз и увидел, что удрученный солдат и послушный капитан Пэйдж все еще зажаты у него под мышками.
— Прошу прощения, — сказал белый мастер Синанджу и поставил обоих мужчин на ноги. Они тут же попятились и предусмотрительно остановились в некотором отдалении.
Римо заглянул в кратер, на дне которого лежал пышущий жаром и покрытый дымящейся окалиной шар. Он увеличивался в размерах, сжигая траву и теряя форму, пока наконец не превратился в плоский блин.
— Видимо, нам никогда не узнать, что это было, — разочарованно протянул Римо.
— Ну и ладно, — отозвался Чиун. — Значит, мы никогда больше не встретимся с такими вот штуками.
«...мы никогда больше не встретимся с такими вот штуками...»
Мужчина, сидевший на передвижном командном пункте, снял наушники и щелкнул выключателем.
— Говорит Кобьен.
— Слушаю вас. Кабан.
— Судя по сведениям, полученным через полевые микрофоны, цветовая атака завершилась полной победой. Войска противника покинули поле сражения.
— Наши наблюдатели на вертолетах сообщают то же самое. Мы только что послали сигнал самоподрыва.
— Именно об этом они сейчас и говорят. Секрет нашей технологии остался нераскрытым.
— Вас понял. Продолжайте наблюдение. В час "Ч" нам, возможно, потребуется подкрепление.
— Кобьен к приему готов. Конец связи.
Боец отключил микрофон и, вновь нацепив наушники, пробормотал себе под нос:
— Терпеть не могу, когда меня называют Кабаном!
Глава 7
Римо стоял у дымящегося кратера, история которого повторилась, и смотрел в небо. Черный вертолет, сбросив зловещий предмет, что превратился в раскаленный шлак, куда-то запропастился. Среди машин, болтавшихся на западе вне досягаемости мушкетного огня, его не было. Капитан Пэйдж повернулся к Римо:
7
То есть по тем или иным причинам признаны негодными к службе в армии США.