Римо решил соблюсти профессиональный этикет и не убивать людей, которые всего лишь выполняли свою работу.

Он низко пригнулся, пропуская автоматную очередь над плечом. Пули просвистели так близко, что Римо ощутил их тепло. Потом скользнул к охраннику и выпрямился, едва не столкнувшись с ним нос к носу.

Он тут же ткнул охранника в глаза расставленными вилкой пальцами, и тот отпрянул, испуганно вопя и размазывая по лицу слезы.

Его товарищ навел на Римо свое тупорылое оружие, но нажимать на спуск не спешил. Схватив покалеченного стража за шиворот, Римо поставил его на линию огня.

Второй головорез тотчас принялся водить стволом из стороны в сторону, стремясь поймать Римо на мушку и не попасть при этом в своего ослепшего товарища.

А тот продолжал вопить и пританцовывать — не только по своей воле, — и вскоре стало ясно, что застрелить самозванца, не ранив коллегу, невозможно. Заметив растерянность на лице второго головореза, Римо толкнул к нему ослепшего охранника. Налетев друг на друга, они столкнулись лбами, выронили оружие и повалились на землю.

Римо догнал мастера Синанджу, который уже входил в главное здание штаб-квартиры.

Они очутились в пустом фойе, и Римо спросил:

— Куда теперь?

— Иди на кислый запах, — ответил Чиун.

Римо, в свою очередь, тоже почуял кислятину — легкий запах рвоты. Судя по всему, именно здесь провели человека из зала управления «Евро-Бисли», возможно, забыв вытереть ему лицо.

Спустившись в подвал, они наткнулись на запертую камеру и уже собирались сорвать дверь с петель, когда из-за открывшихся створок лифта показалась Доминик Парилло.

Она посмотрела на Римо и Чиуна, и у нее отвалилась челюсть.

Римо успел подскочить к женщине прежде, чем ей пришло в голову выхватить оружие или закрыть дверь лифта.

Француженка даже пикнуть не успела. К тому мгновению, когда двери лифта закрылись, Римо уже вытянул ее из кабины и отнял пистолет.

— Как? Как вам удалось? — прошипела Доминик.

— Очень просто, — ответил Римо.

— Вы никогда не получит то, за чем пришли!

Мастер Синанджу приблизился к камере. Дверные петли, естественно, располагались снаружи, и Чиун попросту срезал их тремя взмахами ногтей.

Дверь повалилась на пол, словно портрет, выпавший из рамки.

— Вы не сможет забрать его, — продолжала настаивать женщина, впрочем, уже не столь уверенно, как прежде.

— Хотите пари? — спросил Римо и, заглянув в камеру, позвал: — Эй! Выходи!

Из камеры показалась светлая голова. На пришедших взглянул загорелый озабоченный человек.

— Вы американцы? — спросил он.

— Американцы. А ты — тот самый парень из компании Бисли?

— Да, это я.

— Идем с нами, — велел Римо.

— А как насчет этого... Ну, сами знаете.

Римо моргнул:

— Мы ничего не знаем.

— Я говорю о кибернетическом гиперцветовом лазерном глазе.

— Повтори по-английски, — потребовал Римо. — Я во французском ни бум-бум.

— Я и говорил по-английски! Глаз, который меня вставили сделать в компании Бисли. Он предназначался для одного аттракциона с радиоуправляемыми роботами.

— Он предназначался Сэму Бисли.

— Да. На него-то я и работаю.

— Ты не понял. Этот глаз был сделан специально для Сэма Бисли.

На загорелом лице отразилось сомнение.

— Но ведь он умер.

— Хорошо бы, — пробормотал Римо, а Чиун тем временем выволок пленника из камеры, ухватив его за грудь персикового комбинезона.

— Как тебя зовут? — спросил Римо.

— Род Читвуд.

— Давай договоримся — ты выкладываешь нам все, что знаешь, а мы возвращаем тебя в США.

— EUD, — прошипела Доминик. — Находясь в моя страна, вы обязаны говорить EUD! Таков закон!

— Заткнитесь, — бросил Римо и, повернувшись к Роду, спросил: — Ну как?

— Согласен.

— Какой шустрый! Где же твоя верность родной компании?

— Вы с ума сошли! Думаете, я стану рисковать своей шкурой ради этих мерзавцев? Они держат меня за глотку с той самой минуты, как только я переступил порог их заведения.

— Что ж, тогда пойдем, — сказал Римо и вызвал лифт.

— Вы не могли бы часок подождать? — попросил Род.

— Зачем? — осведомился Чиун.

— Сегодня показывают последние серии «Звездного пути».

— Посмотришь в любое другое время, — отозвался Римо.

— До сих пор не получалось.

— Здесь его показывают по-французски, — заметил Римо. — Здесь все показывают по-французски, даже Джерри Льюиса.

— Джейри — святой! — успела выкрикнуть Доминик, прежде чем ее грубо впихнули в лифт.

Люк Крок, командир подразделения Иностранного Легиона, блокировавшего «Евро-Бисли», нимало не сомневался в своих людях и технике. Парк был взят в стальное кольцо. Танки и бронетранспортеры так и кишели вокруг злачного места. Сам Крок ничего не имел против американской культуры как таковой и тем не менее считал «Евро-Бисли» вместилищем порока по причине своего пристрастия к сыру «куламье», производимого на местных фермах, многие из которых были разрушены, чтобы освободить место для американского парка.

В глубине души он надеялся получить приказ смести «Евро-Бисли» с лица французской земли.

Но приказ все не поступал. Вокруг царила тишина, и это положение сохранялось с тех самых пор, когда первая попытка стиснуть стальное кольцо провалилась из-за розового свечения, которое лишило легионеров боевого духа.

Спокойствие было нарушено лишь однажды, когда в парке приземлился вертолет французской армии. Чуть позже он улетел. Люк ничего не знал об этой операции, но подозревал, что к ней причастен ОВБ.

Крок знал одно — ему надлежит удерживать Потный и незыблемый стальной заслон на пути всякого, кто попытается улизнуть из адского круга грязни американской культуры.

Он никак не ожидал, что враг ударит с тыла и, прорвав стальное кольцо, овладеет парком. Позже, оправдываясь перед военным трибуналом, Люк заметил, что оборона «Евро-Бисли» не входила в его обязанности и, если от него требовалось защищать парк от нападения извне, это следовало отразить в приказах.

Но напрасно Люк молил о пощаде — его осудили и казнили.

Впоследствии вскрылись и другие обстоятельства, которые Люк Крок не мог ни предусмотреть, ни предотвратить.

Во-первых, толпы зевак. Они приезжали в автомобилях, на поездах, даже в метро. «Евро-Бисли парк», конечную станцию линии "А", запрудили зеваки, стремясь проникнуть в логово культурного империализма. В парке объявили культурный карантин, и тем не менее люди все прибывали в надежде поглазеть, повеселиться, а может, даже увидеть Монго, Силли и прочих бывших хозяев, которым отныне не было места на этой земле.

Стояли праздничные дни, поэтому никому и в голову не пришло поднять тревогу, когда в толпе стали появляться люди, одетые в мундиры армии Наполеона III. И поскольку у Люка Крока был приказ наблюдать за парком, а не за окружающим пространством, он не обращал ни малейшего внимания на прибывающих солдат.

До тех пор пока они не бросились в атаку.

Нападавшие разразились воплями — не руганью, не проклятиями, не боевым кличем, просто громкими душераздирающими криками.

И вот теперь, когда сине-серая волна хлынула поверх стального кольца машин, люди Крока все как один обратили взоры к солдатам.

В день своей казни Люк клялся, что у них не было ни ружей, ни винтовок, ни пистолетов.

И тем не менее стоило им атаковать стальное кольцо, как оно тут же было повергнуто в прах. Многотонным танкам и бронетранспортерам трудно угнаться за человеком — особенно если учесть, что они стоят вплотную друг к другу, да еще заглушив двигатели.

— Держите оборону! — крикнул Люк Крок, но... Позиции французов уже были взяты, и солдаты минувшего века, в толпе которых мелькали фески зуавов, вломились в ворота «Евро-Бисли».

— Огонь! — скомандовал Люк Крок, и в тот же миг произошло нечто ужасное.