— Но тогда бы ты не повстречал меня. — Мастер Синанджу бросил на рассерженного ученика выжидательный взгляд. Очень уж многое связывало этих людей.

Римо заколебался.

— Я всего лишь хотел жить как все нормальные люди.

— И обрел жизнь, весьма незаурядную. Доселе ни одному белому человеку не выпадало такого счастья. С тех пор как из туманных пещер вышел первый мастер Синанджу, только мои предки считались достойными изучать это искусство, сияющий источник всех боевых искусств и лучшее из них. Только корейцы, самые совершенные создания, когда-либо населявшие Землю. Ни одного белого. Ты — первый. И ты несчастлив?

— Я не хотел становиться ассасином, не хотел убивать.

Чиун проделал головокружительный пируэт и, внезапно замерев на месте, окинул ученика торжествующим взглядом.

— Ты не просто убийца! — воскликнул он. — Ты — воин Дома Синанджу! Лучший на все времена!

— Я больше не хочу быть убийцей. Я хочу обрести себя.

— Тебе не надо обретать себя, Римо! Отныне ты принадлежишь Синанджу!

— Ты говоришь так, будто я — очередной экземпляр какой-нибудь коллекции.

— Ты — белый мастер Синанджу! Узнав о том, что я взял ученика презренной белой расы и вырастил из него человека, лишь немногим уступающего корейцам, мои предки преисполнились бы гордости... — Чиун запнулся и добавил: — Впрочем, лишь после того, как перестали бы бранить меня за то, что я понапрасну растратил свой талант. Но времена были трудные, в современном мире достойных клиентов не нашлось, и я был вынужден принимать самые унизительные предложения. Я подобрал белокожего найденыша и сделал из него мастера Синанджу. Мне нет равных!

— Хватит! Я ухожу из КЮРЕ. И не хочу больше быть ни ассасином, ни контрассасином.

— Не смей произносить в моем присутствии эти кошмарные слова!

— Я отправляюсь на поиски родителей. А там будь что будет.

Чиун пронзил его острым взглядом.

— Ты всегда принимал жизнь такой, какая она есть. Стоит ли менять свои взгляды?

Римо промолчал.

— Согласен ли ты поехать со мной в Виргинленд?

— В Виргинию, — поправил Римо.

— Значит, решено.

— Минутку! Я ничего не обещал. Я бастую. К тому же грядет День поминовения павших. Всенародный праздник.

На сей раз Римо успел заметить палец Чиуна, стрелой метнувшийся к его лбу. Он шагнул вперед, как бы подставляя себя парализующему удару, но в самый последний миг пригнулся и с такой ловкостью скользнул в сторону, что мастер Синанджу едва не проткнул ногтем белоснежную стену спальни.

Восстановив равновесие, Чиун сцепил руки и спрятал их в широких рукавах кимоно. На его старческом морщинистом лице мелькнуло удовлетворение.

— Похоже, не все мои уроки прошли даром, — пробормотал он раздумчиво. В голосе его угадывалось нечто вроде отеческой гордости.

Устроившись в кресле самолета, Чиун сказал:

— Слушай внимательно. Нам предстоит подавить внутренний мятеж. Это трудная задача, гораздо труднее, чем остановить войну между народами разных стран.

— По-моему, до новой гражданской войны дело еще не дошло.

Самолет стоял на посадочной полосе бостонского аэропорта «Логан», и пассажиры потихоньку поднимались на борт. В салоне появился толстяк с бакенбардами. На нем была голубая форма союзных войск.

Стюардесса преградила ему путь.

— Сэр, вам придется сдать свое оружие, — сказала она, указывая на кобуру, свисавшую с плеча пассажира.

— Это всего лишь копия старинного пистолета «драгун», — заспорил толстяк, произнося слова с гнусавым акцентом, какого Римо никогда не слышал на улицах — только из уст комедиантов, изображавших жителей Новой Англии. — Он заряжается черным порохом и разрешен законом.

— Тем не менее, это огнестрельное оружие, и вы обязаны его сдать.

«Солдат» неохотно отдал ей пистолет вместе с кобурой и портупеей и, помрачнев, протиснулся по узкому проходу и занял кресло по другую сторону от мастеров Синанджу. Золотые пуговицы мундира с трудом сдерживали напор его тучного брюха.

— Похоже, еще один доброволец, — вполголоса заметил Римо.

— Зачем он надел форму времен Наполеона III? — спросил Чиун.

— Что?

— Рукописи, оставленные моими предками, гласят, что в такой форме ходили французские солдаты армии Наполеона III.

— Да нет же, папочка. Это мундир союзных войск времен Гражданской войны.

— Французский.

— Может быть, он и смахивает на французский, но уж я-то сумею отличить настоящую форму северян. Видишь синий кант? Значит, это солдат инфантерии.

— Если этот человек летит в Виргинию сражаться в битве, которую его соотечественники выиграли много лет назад, то речь может идти об инфантильности, но уж никак не об инфантерии.

— И тем не менее, — сказал Римо.

Наконец входной люк был задраен, и турбины закрутились. Их шум мешал разговору, поэтому мужчины сидели молча, а самолет тем временем вырулил на взлетную полосу, разогнался и взмыл в небо над Бостоном.

Когда «Боинг» набрал высоту и лег на курс, Чиун вновь принялся наставлять ученика:

— Войны между народами всегда разыгрываются из-за сокровищ.

— Сокровищ?

— Да. Из-за сокровищ, которые один император хочет отнять у другого. Однако сокровище — это не всегда золото, драгоценные камни и богатство. Так, например, в одной войне в качестве сокровища выступала Елена Троянская, хотя и была всего лишь белокожей гречанкой с кривым носом.

— У Елены Троянской был кривой нос?

Чиун кивнул.

— В наши дни это заболевание называется дефектом носовой перегородки. Парис не знал о нем и до конца своей жизни был вынужден терпеть ее омерзительный храп, — сказал он.

— Весьма ему сочувствую, — отозвался Римо, бросив на Чиуна многозначительный взгляд.

Старый кореец негодующе фыркнул и продолжил:

— Но даже если битва между императорами идет не из-за сокровища, оно все равно остается важнейшим фактором войны, поскольку для ее ведения требуются немалые средства. Император должен кормить и вооружать солдат. В этом мире ничто не дается даром. Даже война.

— Ясно.

— Впрочем, гражданская война — дело другое.

— Не думаю, чтобы это была гражданская война, мой маленький отец. Скорее — затянувшаяся ссора во время праздника.

— Посмотрим. Если за нынешними событиями стоит сокровище, то эта война совсем не то, чем кажется на первый взгляд.

Римо посмотрел на толстяка в мундире северян, сидевшего по ту сторону прохода. Его плоская синяя фуражка то и дело задевала патрубок вентилятора, свисавшего с потолка.

— Не вижу никакого сходства с французской формой, — заявил Римо.

— Сейчас убедишься. — Чиун повысил голос и обратился к толстяку: — Достопочтенный сэр, скажите, пожалуйста, как называется ваш головной убор?

— Это кепи.

Чиун позволил себе удовлетворенно улыбнуться.

— Слышал, Римо? «Кепи» — французское слово. В переводе — «фуражка». Вы, белокожие американцы, не изобрели ничего нового, позаимствовав все свои достижения у народов других стран. Ваш способ управления государством придумали греки, ваши имперские амбиции под стать Древнему Риму. Едва ли на земле сыщется народ, у которого вы не украли бы те или иные идеи, чтобы назвать их американскими.

— А что мы украли у корейцев? — заинтересованно осведомился Римо.

— Лучшие годы моей жизни, — отрезал мастер Синанджу и обиженно умолк, разглядывая видневшееся в иллюминаторе крыло с таким видом, будто опасался, что оно вот-вот отвалится.

Остаток полета прошел в полном спокойствии, если не считать появления стюардессы, которая принесла прохладительные напитки и предложила Римо сводить его ребенка в кабину к пилотам.

Вторую гражданскую войну следовало подавить в зародыше, ограничив распространение боевых действий районом шоссе Ричмонд — Питерсберг Тэрнпайк, прежде чем возникшее недоразумение разрастется до масштабов общенародного бедствия.

Губернатор Виргинии вызвал Национальную гвардию. Подразделение, откликнувшееся на просьбу о помощи, выступило из Форта Ли, территория которого примыкала к питерсбергскому национальному полю битвы. В форте как раз проходили праздничные маневры, посвященные Дню поминовения павших, но гвардейцы не стали терять драгоценного времени. Они получили приказ прекратить беспорядки, с которыми не могла справиться местная полиция. Вооруженное винтовками «М-16», танками и прочими инструментами ведения современной войны, подразделение без всякого труда разогнало бы толпу игрушечных солдатиков с мушкетами, которые заряжались со ствола и набивались черным порохом.