— Ультрарозовый цвет.

— Давайте так его и назовем. Это и будет наша торговая марка.

— Что теперь? — поинтересовался Род.

— Следующие цвета.

— Зеленый.

— А потом красный.

— Какой они вызывают эффект? — поинтересовался Род.

— Узнаем, как только ты их получишь.

Таблицы по цветотерапии, которые ему выдали в библиотеке компании, утверждали, что самым успокаивающим и целебным является зеленый цвет, и Род сотворил лазер на пигменте тропических ящериц, который генерировал мощную зеленую вспышку. Его просили создать непрерывный луч, но проклятый эксимер слишком быстро истощал запасы энергии.

Когда сотрудники компании наконец выстроились перед лазером, Читвуд включил таймер и, словно фотограф, который тоже хочет попасть в кадр, торопливо присоединился к остальным. Прошло несколько секунд. Глаза присутствующих заполнил самый насыщенный, ужасный и тошнотворный зеленый свет, какой только можно было представить.

Очнувшись в лазарете компании, Род зал странный вопрос:

— Какой сегодня день?

— Воскресенье.

— Шестое?

— Да. Вы провели в обмороке трое суток.

По щекам парня покатились слезы.

— Ну, ну, — участливо произнесла медсестра в крахмальном колпаке с бумажными мышиными ушами. — Все пройдет, вы скоро поправитесь.

— Я пропустил...

— Что?

— Я пропустил повтор последней серии «Звездного пути», — дрожащим голосом заявил Род.

Читвуд наконец выздоровел и намеревался вернуться к работе, но он все же поинтересовался:

— Значит, зеленый не годится?

— Еще как годится! Самый что ни на есть агрессивный цвет, — ответили ребята Бисли и показали Роду цветовую карту.

Как правило, цветовые эталоны подразделяются на дополнительные или контрастные цвета, но у Бисли они делились на агрессивные и защитные.

Всем им присвоили новые названия. Суперзеленый. Контрасиний. Удьтрарозовый. Оптикрасный. Инфраоранжевый.

Шло время. Род создавал все новые и новые излучатели, а парни из компании заносили свои приобретения в каталоги.

— Давайте назовем эти лазеры фазерами, — предложил Читвуд. — Они изменяют фазу света.

— Нельзя. Это не наша торговая марка.

— Ах да! — спохватился инженер.

Когда его попросили съездить в Париж и установить в «Евро-Бисли» цветовые лазеры. Род чуть дара речи не лишился.

— Я не хочу в Париж!

— Почему?

— Французы нас ненавидят. И любят Джерри Льюиса, — Род с отвращением содрогнулся.

— Тебе необязательно останавливаться в городе. Можешь жить в подвале парка.

— В подвале? Значит, там тоже есть Утилдак?

— Утилканар. Это то же самое, только по-французски.

Утилканар оказался совсем неплох. Здесь были спальни с крохотными кухоньками и телевизорами. Как только Читвуд установил в парке розовый лазер, посещаемость «Евро-Бисли» резко возросла.

— Как насчет прибавки жалованья? — поинтересовался Род в один из тех дней, когда даже парни из компании не могли скрыть удовлетворения по поводу возросших прибылей.

— На кой черт тебе прибавка? Пусти в ход свои десять процентов!

— У меня не было времени на разработку пультоискателя.

— Ну так сделай — и получишь свою прибавку.

— Будьте вы прокляты! — проворчал инженер.

Он с нетерпением дожидался срока окончания контракта с Бисли, но этот день, к сожалению, так и не настал. Вместо него пришли солдаты французского Иностранного Легиона — они попрыгали с круживших в небе вертолетов и устремились к одному из входов в Утилканар.

К тому времени, когда все солдаты опустились на землю. Род уже знал, что ему делать. Он прикрыл глаза толстыми очками из свинцового стекла и с замиранием сердца нажал клавишу с надписью «суперзеленый».

Глаза Читвуда были защищены от страшного зеленого света, и тем не менее его тут же вывернуло наизнанку.

Безымянный фургон стоял на обочине федерального шоссе номер 460 к югу от питерсбергского национального поля битвы. Шары прилетели с той же стороны, поэтому было бы вполне разумно предположить, что шары и машина как-то связаны между собой. «А на фургонах прессы, с бортов, обычно изображают эмблему или название телекомпании-владельца», — подумала Доминик Парилло, проехав мимо, и остановила свой грузовичок «Европа-1» поодаль, хорошенько замаскировав от постороннего взгляда. Выбравшись из машины, она осторожно двинулась к подозрительному фургону. Тишина. В кабине пусто.

Однако хитросплетение электронного оборудования на крыше наводило на некоторые мысли.

Спрятавшись в чаще, Доминик вынула автоматический пистолет «MAC» и вышла на шоссе. Если фургон содержит в себе секрет окрашенных лучей, которые свели с ума ее соотечественников, и если Доминик удастся его раскрыть, то медаль Легиона Чести, не говоря уж о благодарности французов, считай, у нее в кармане.

И, что еще важнее, девушка наконец покинула бы эту страну, населенную слабоумными болванами.

Она шагнула вперед.

И в тот же миг берет Доминик накрыл ее голову, словно цветок-мухоловка, сделанный из ткани.

Чьи-то руки схватили девушку за плечи и развернули кругом, но ей хватило самообладания вспомнить о пистолете и вытянуть руку вперед. Как только дуло коснулось чего-то такого, что показалось ей грудью противника, она нажала на спусковой крючок.

Раздался негромкий выстрел — тихий отрывистый щелчок. Пистолет чуть дрогнул.

— Ага! — победно воскликнула она, сдирая берет с головы.

Изумленным глазам Доминик предстало знакомое лицо американца по имени Римо, который, глядя на нее, чуть заметно улыбался.

— Но... Я не могла промахнулься!

— И тем не менее промахнулись.

— Это невозможно! Я очень меткая стрелок!

— Теперь уже нет, — ответил Римо и небрежным движением выхватил пистолет у нее из рук. — Вы ведь француженка, верно? — спросил он, швырнув оружие в сторону.

— Бельгийка.

— А разговариваете как француженка.

— Мы, бельгийцы, говориль на французском. Это наш родной язык.

Римо посмотрел на маленького седобородого азиата, который стоял у него за спиной, сунув руки в рукава кимоно.

— Так-то оно так, — покачал головой азиат — Однако у дамы не брюссельский, а парижский выговор.

— Мы вас разоблачили, — сказал Римо, обращаясь к Доминик. — Вы — француженка.

— Французский женьщины не носят берет, — заметила Доминик.

— Еще как носят!

— Такое не есть возможно. Почему вы такой дурак?

— Упорные занятия и тренировки, — ответил Римо, возвращая Доминик головной убор.

— Берет не есть красиво. Вы что, не знаком с французский обычаями?

— Нет.

— Я категорически отрицаю французское гражданство.

Маленький азиат повернул голову и произнес:

— Смотрите-ка! Кто это? Уж не знаменитый ли Джерри Льюис?

Доминик оглянулась.

— Джейри? Джейри здесь? Он мой кумир!

Однако вокруг никого не было, девушка растерянно захлопала глазами, а маленький азиат торжествующе улыбнулся. Римо поцокал языком и, указав на француженку пальцем, набросил на нее воображаемое лассо.

— Опять мы вас поймали, — заключил он.

— Я турист.

— Вы — французский агент. У вас на лбу написано.

— По-французски, — добавил седобородый азиат.

— Я все отрицаль.

— Почему Франция заинтересовалась этим делом? — спросил Римо.

— Я отказываюсь говорить.

— У нас есть способы развязать вам язык, — пригрозил старичок.

— Я абсолютно бесстрашна.

Внезапно азиат напрягся и выпалил:

— Слушайте!

Римо окаменел.

Доминик прислушалась.

— Ничего не слышу, — отозвалась она.

— Ты слышал, Римо? Звук насоса.

Француженка нахмурилась:

— Я не чувствую никакой насос.

— Да, — кивнул Римо. — Из кузова фургона.

— Два сердца. Одно человеческое, другое искусственное.

— И человек этот, судя по сердцебиению, чертовски напуган.

— Надо узнать, в чем дело.

— Я не слышу сердцебиения, — подала голос Доминик.