Любопытно, что никто не воспринял всерьез объяснения бедняжки Кэти. Даже ее отец заявил, что у девушки «не все дома» с тех пор, как она начала погуливать с парнями. За какие-то три месяца она из отличницы превратилась в нерадивую ученицу! Так что ничего удивительного, что она не очень-то уделяла внимание малышке, размечтавшись или погрузившись в свой любовный роман! Отец опять же уверял, что история о «таинственном присутствии» — чистейший вымысел.

Не будь предыдущих случаев, я, может быть, тоже не поверила бы Кэти, но ее слова полностью соответствовали слухам о злом умысле, уже несколько месяцев тревожившим Марфорд. Кэти просто почувствовала присутствие кого-то постороннего на берегу пруда. Если бы она не зачиталась, то могла бы расслышать шаги или хруст сломанной ветки. Но она не прислушивалась, так как не видела причин для беспокойства. А раз Сара шумно плескалась в воде, да к тому же у нее была привычка болтать вслух сама с собой, то Кэти не могла сказать, разговаривал ли кто-то с ней. Тихо, само собой разумеется, в противном случае она бы обратила на это внимание.

Когда девушка придет в себя, я лично тактично поговорю с ней. Уверена, она вспомнит что-нибудь более существенное. Это преступление я нахожу еще ужаснее, нежели предшествующее. Убийца еще раз воспользовался детской доверчивостью. Ему ничего не стоило подкрасться к берегу пруда, знаком подозвать свою жертву, шепнуть ей на ухо: «А не надеть ли тебе эти пробки на ножки, Сарочка? Вот увидишь, это будет презабавно! А потом можешь вволю резвиться на середине пруда…»

У кого из перечисленных мною помутился разум настолько, чтобы прибегнуть к подобным коварным приемам? Я смотрю на список и чувствую, как у меня начинается озноб. Особенно когда я вижу самую верхнюю фамилию. Я говорю себе, убеждаю себя, что Ян тут абсолютно ни при чем. Даже если он и стал невыносимым в последнее время, я отказываюсь поверить в его виновность, гоню прочь мысль, которая упрямо лезет в голову. Но, увы! В деревне не только я подозреваю его…

Через несколько дней после обнаружения дневника Дебра и Питер пришли к полковнику. «Сфинкса» они застали за наведением порядка, чисткой восточных безделушек. Хоук сердечно поздоровался с ними, проводил в гостиную и не спеша заканчивал вытирать пыль. Но тотчас уронил тряпочку, когда Питер показал ему страницы из дневника Виолетты.

— Это же неоспоримое свидетельство! — заявил он дрожащим голосом, прочитав их. — Право, вы здорово поступили, начав искать дневник! Об этой детали я совсем позабыл, хотя сейчас вспоминаю, что миссис Гарднер когда-то упоминала о нем. Но как вы-то узнали?

— Отчасти благодаря вам, так как именно по вашему совету мы наведались к миссис Миллер, которая и рассказала о дневнике.

— Ах, да! Конечно! Миссис Миллер! Я всегда считал ее хитрой бестией. И что вы обо всем этом думаете, мистер Сатклиф? Кажется, в прошлый раз вы весьма скептически отнеслись к предположению о виновности Гарднера? А ведь все это не говорит в его пользу, несмотря на явное намерение автора обелить его.

— А если текст подделан? — воскликнул Питер. — Кстати, здесь всего несколько страниц!

— Нет, судя по всему, написано это давно!

— Я имел в виду давнюю фальсификацию.

— Было бы удивительно. Я узнаю почерк миссис Гарднер! Впрочем, надо бы поискать ее старое письмо… — Полковник помолчал, нахмурившись, затем продолжил: — Минуточку! Сейчас мы все выясним. Однажды она прислала мне открытку, когда отдыхала на Лазурном берегу. Думаю, она сохранилась…

Немного спустя он вернулся с открыткой, и Питеру не понадобилось много времени, чтобы убедиться в идентичности почерка.

— Ко всему прочему, — сказал полковник, — в дневнике говорится о гранитном камне, брошенном на улей; о нем мало кто знал. Я даже считаю, что миссис Гарднер поставила в известность лишь меня одного… Так что это отметает последние сомнения.

— Так все-таки, что вы обо всем этом думаете? — с некоторым раздражением в голосе спросил Питер. — Похоже, вы не очень-то верите в то, что Ян Гарднер мог быть палачом детей?

Полковник встал против света у большого окна гостиной.

— Вы правы. Но должен признать, этот документ заставляет призадуматься.

— Кстати, вас неоднократно здесь упоминают и даже цитируют, — с ироничной улыбкой вмешалась Дебра.

— Да, в качестве подозреваемого!

— О нет, не только! Похоже, миссис Виолетта была близко знакома с вами, она даже приводит некоторые из ваших высказываний! Она ценит вас, это несомненно, и не только за ваше логическое мышление! Вот, к примеру, «милый полковник» — это свидетельствует о более чем дружеских чувствах…

Энтони Хоук пожал плечами:

— И я заметил, что она написала «этот милый профессор Симпсон».

— Одно другого не исключает. Она могла бы написать еще «этот дорогой Фред Аверил» или — а почему бы и нет? — «Фред, мой милый»…

— Простите? — удивился полковник, вращая глазами.

— Да, да, «мой милый Фред», — отчеканил по слогам Питер. — Он сам сказал нам, что они были любовниками…

— Неужели?

— Признайтесь, вы удивлены лишь отчасти…

— Ну и что…

— Между нами, полковник: не оделила ли и вас своей благосклонностью прекрасная Виолетта? У нас есть все основания так думать.

Полковник подвигал фигурку слона.

— Да, — мрачно подтвердил он. — Недолгой была та идиллия, но я не забыл о ней. Виолетта Гарднер не из тех женщин, которых быстро забывают.

Затем последовало повествование, весьма похожее на то, которое Дебра и Питер слышали из уст «сельского джентльмена». Бывший военный, немало навидавшийся в своей жизни, не смог устоять перед чарами Виолетты. Он искренне верил, что молодую женщину соблазнили его прошлое, наполненная любовными похождениями жизнь и опыт. Быстрота, с которой она положила конец их близости, немного озадачила Хоука, но, будучи человеком чести, он не стал искать с ней встреч и требовать объяснений, а просто решил, что ее порыв угас: непостижимое движение женской души.

— Как бы то ни было, это не имеет никакого отношения к делу! Это я гарантирую! В противном случае я бы сообщил вам!

— Это произошло незадолго до драмы, не так ли?

— Да, в начале весны.

— Право, полковник, я удивлен, — сказал Питер, поглаживая щеку. — Столь рассудительный человек, как вы, не смог бы недооценить важности этого факта. Неужели вам не понятно, что ваша интрижка, какой бы она ни была короткой, могла вызвать взрыв ревности!

— И что из этого? — раздраженно возразил отставник. — В любом случае у нас только один подозреваемый: ее муж!

— Тогда скажите, почему вы так упорно пытались пролить свет на это дело? Потому что от любовной связи у вас остался горький привкус и вы сожалели о потере красавицы Виолетты?

— Возможно, так оно и было… согласен. Однако чувство справедливости в моей жизни всегда было превыше всего!

— Хотелось бы верить, что память об этой женщине несколько отклонила направление ваших размышлений и отразилась на ходе вашего расследования, однако теперь вы должны понять, что не только муж мог мучиться ревностью, но также и один из ее любовников… Кто-то из них не смог перенести отставки…

В Эксетере Рой Жордан пригласил пожилого полицейского выпить пива после рабочего дня. Они устроились в пабе, находившемся совсем рядом с местом, где констебль допрашивал Дебру и обнаружил оторванную руку. Уж последнее, можно не сомневаться, запомнилось ему на всю оставшуюся жизнь. Звали его Джонсон, и, судя по усталому виду, морщинам и седине, пенсия была не за горами.

Психиатр внимательно слушал его, но уже не питал никаких иллюзий. Что можно ожидать от такой незначительной личности с монотонным голосом? Он заставил его дважды повторить свой рассказ. Бесполезно. Не за что было уцепиться, чтобы напасть на след Дебры.

Окончательно пав духом, Жордан вынужден был признаться себе, что и вторая его поездка оказалась неудачной: шансы разыскать жену таяли с каждым днем. Да и в любом случае в конце недели он должен прекратить самостоятельные поиски: пора было приступить к работе. Киндли собрался в отпуск, а значит, не сможет временно замещать директора. Он недвусмысленно дал Жордану это понять, причем тон был почти угрожающий. У Роя Жордана сжималось сердце при одной только мысли о возвращении.