День за днем вдыхает она губительный аромат, не замечая медленного разложения собственной души. Однажды она воспылала неожиданной страстью к другу мужа, но тотчас пожалела об этом. И тем не менее Виолетта впоследствии возвратилась к нему, с удивлением открыв, какое радостно-волнующее чувство таится в скрытой интимной связи. Потом пошла череда других любовников… А потом она вдруг заметила, что ненавидит детей… Не маленьких сорванцов, а очаровательных малышей, тех, которых ей хотелось иметь. Параллельно с растущим безумием улучшается литературный стиль. Она оттачивает его так старательно, будто ухаживает за цветами, взлелеивает в себе наслаждение, вкус к злу, и однажды, надышавшись вредоносного запаха, поднимающегося от рокайля, она даже слышит некий голос, призывающий убивать, приносить жертву сатанинским цветам, так жаждущим свежей крови. Она скрупулезно записывает свои насыщенные ядом мысли. Она по-настоящему сошла с ума… Стихи ее превращаются в песнь смерти. Ей доставляет огромное удовольствие тщательно разрабатывать планы своих преступлений, соблазнять тех мужчин, которые кажутся ей наиболее стойкими.

Что же до мужа, тот в больном воображении становится причиной ее мучений, виновником бесплодия… Виолетта с трудом переносит его смирение, сострадательное отношение к ее изменам и устраиваемым ею скандалам. Ей нравится сеять вздорные слухи, косвенно обвиняющие его в собственных преступлениях, намекать, как сильно изменился Ян в последнее время. Сама устраивая сцены, она всех заставляет поверить в его грубость. Затем, к концу, она вдруг начала задавать себе вопросы. За день до смерти она угнетена, подавленна. Она осознала — пусть смутно, — что натворила. Это ее последние записи. Они предвосхищают то, что должно последовать, и мне думается, что именно в ту ночь Виолетта закрылась на веранде и вскрыла себе вены…

Наступило долгое молчание, потом Дебра тихо спросила:

— Что ты сделал с дневником?

Молча Питер открыл чемодан, достал со дна перевязанный пакет, вскрыл его и подал ей сиреневую тетрадь:

— Просмотри, если хочешь, но на твоем месте я бы воздержался.

Дебра протянула было к ней дрожащую руку, но тут же отдернула ее, согласившись, что лучше уж и в самом деле все позабыть. Когда она ушла в ванную, Питер сел в кресло крохотной гостиной, примыкавшей к спальне. Он полистал дневник, остановился на страницах, которые были вырваны, и погрузился в размышления.

Из ванной комнаты вышла Дебра, завернутая в тонкий пеньюар. Питер сказал ей, показывая те страницы:

— Остается только одна тайна. Она касается того, кто вырвал страницы и написал на них, по сути, обвинение Яну Гарднеру. Им не обязательно должен быть близкий знакомый Виолетты, поскольку все подробности почерпнуты из самой тетради. Но взгляни на почерк…

— Мы ведь знаем, что это подделка, не так ли? — спросила Дебра, присаживаясь на подлокотник.

— Безусловно. Но вглядись повнимательнее в чернила. Оригинальный текст изрядно потускнел от времени. А на этих листках и почерк четче, и чернила посвежее…

— А это значит?

— Что нас сознательно пытались сбить с толку. Бумага старая, а вот записи сделаны недавно.

— Кто же, по-твоему, мог это сделать?

— Возможно, один из многих владельцев, живших в этом доме.

— Зачем?

— Причин я вижу две: либо кто-то хотел свалить всю вину на Яна Гарднера, либо обелить его жену.

— Это не ответ.

— Нет, — согласился Питер, закрывая тетрадь. — А не пойти ли нам спать?

— Пожалуй, ужасно спать хочется, да и голова разболелась от всех этих проблем.

Когда Дебра скользнула под одеяло, Питер предложил:

— Может, примешь снотворное, дорогая? Боюсь, как бы тебя не замучили кошмары после моего повествования. Дать?

— Нет, не стоит… Я и так усну.

Питер согласно кивнул, подошел ко все еще открытому окну. Гроза ушла. Теперь дождь лил как из ведра. Облокотившись о раму, он всматривался в ночь. Вдалеке светилась линия смазанных дождем огней Портсмута. Он улыбнулся, подумав о Канаде, находящейся далеко за этой линией, потом задумался о чем-то своем.

Питер Сатклиф проснулся внезапно. Противный звук звонка разрывал ушные перепонки. Несколько секунд он сидел, моргая, не понимая, в чем дело и где он. Постепенно стал узнаваться знакомый интерьер гостиной «Могилы Адониса».

Питер глубоко вздохнул, выдернул себя из кресла и направился в прихожую. Свет ослепил его, когда он открыл дверь. Силуэт Дэвиса Нортона, возникший перед ним, был окружен сиянием, вместе со светом в открытую дверь ворвалось веселое щебетание птиц с ближайших деревьев. В других условиях Питеру показалось бы, что он имеет дело с небесным посланцем, однако ясные и лаконичные слова полицейского быстро вернули его к реальности.

— Мистер Сатклиф, — произнес посетитель, — рад вновь увидеть вас, потому что мне сказали, что вы уехали за границу. Никак не мог поверить, настолько неожиданным был ваш отъезд. Но, заметив вашу машину, я решил попытать счастья.

— Входите, — пробормотал Питер, медленно выходя из оцепенения.

Оказавшись в гостиной, Нортон с удивлением обвел глазами подушку на кресле, пустую бутылку на низеньком столике, пустые пачки из-под сигарет и пепельницу, полную окурков.

— Мы только что нашли доктора Жордана, — сообщил он. — Погиб в автомобильной катастрофе.

— Вот как? — отозвался Питер, состроив удивленную мину. — И где же?

— В одном заброшенном карьере в сотне миль отсюда. Похоже, он выскочил из-за поворота рядом с краем карьера… Это любопытно, так как никто не может сказать, что он делал в этом районе. Это почти посередине между Марфордом и Плимутом, но немного в стороне.

Питер машинально закурил и предположил:

— Может, он ехал на встречу со своей любовницей?

— О, вряд ли. Он самым решительным образом занимался поиском своей жены: теперь это точно установлено.

— Когда произошла катастрофа?

— Около двух недель назад. Вероятнее всего, это случилось ночью после его последнего звонка. Несмотря на плачевное состояние машины, мы определили, что фары были включены. Чтобы съехать с дороги, как он это сделал, надо было либо не рассмотреть поворота, либо задремать.

Тон полицейского изменился, стал жестче.

— По правде говоря, мистер Сатклиф, я пришел поговорить с вами не об этом. Ваша невеста дома?

— Нет, — с трудом выговорил Питер.

— Может, оно и к лучшему, полагаю, нам удобнее будет говорить о…

— Она умерла.

— Что?! — воскликнул инспектор. — Я не знал, и…

— Покончила с собой… вот уже два дня… Накануне отплытия в Канаду…

— Почему вы не предупредили меня?

— Только сегодня ночью я приехал из Портсмута. Не спал двое суток. Врачи надеялись ее спасти. — Питер несколько раз сглотнул, потом добавил: — И все же она скончалась… Вчера утром… Я еще в шоке, инспектор, поймите меня.

Они надолго замолчали, затем полицейский спросил:

— Как это было?

— Она вскрыла себе вены в момент сильной депрессии… Вы ведь знаете, Дебра когда-то лечилась…

— Да, конечно, но, насколько я понял, ей стало намного лучше после знакомства с вами.

Вздохнув, Питер откинулся на спинку кресла.

— Я тоже так думал, но все оказалось не так. Она показалась мне какой-то странной, когда ложилась спать, но у меня и в мыслях не было… Мы находились в номере отеля, и должен сказать, что отель расположен изолированно в довольно мрачном месте, и все же… Я на несколько минут вышел покурить и никак не ожидал увидеть ее вытянувшейся на постели, с затухающим взглядом и разрезанными венами. Я сразу отвез ее в больницу… а впрочем, к чему вам эти подробности… Она умерла.

Питер смолк. Нортон растерянно и сочувствующе покачал головой:

— А я пришел поговорить о ней. О ней и особенно о ее бывшей подруге миссис Дебре Жордан, жене психиатра, исчезнувшей больше месяца назад.

Полицейский, сидевший в кресле напротив, собрался встать.