— Первый случай произошёл за восемь дней до вашего, посол, приезда. На ежедневной конной прогулке моя лошадь внезапно взбесилась. Лошадка принадлежала мне больше десяти лет, отличалась спокойным нравом и медлительностью в движениях. Ехали мы по старому маршруту. Ни громких звуков, ни резких движений. Ничего, что могло бы испугать Дикки. Однако на обратном пути, когда мы уже почти достигли ворот замка, она очень резко остановилась, несколько секунд трясла головой, по её телу прошла волна крупной дрожи, а потом Дикки взвилась на дыбы. Меня спасло чудо. Когда я вылетела из седла, я приземлилась не под копыта лошади, а в пышные заросли травы на обочине. Пока я лежала оглушенная, Дикки продолжала бесноваться, скорее всего, она забила бы меня копытами, если бы не стражник. Он убил её выстрелом в голову. Но даже после этого Дикки ещё несколько минут билась так, что ко мне никто не мог подойти. Я получила пару вывихов и десяток синяков. Дикки потеряла жизнь. Я потеряла друга.

Гердта вновь замолчала. Если при первых словах акцент был едва заметен, то к концу монолога он стал явным. Отчего речь стала напористой, звонкой.

Принцесса поправила на полных плечах ажурную шаль с длинными кистями. На этот раз пауза затянулась настолько, что посол счел уместным задать вопрос:

— Ваше высочество, расследование по этому случаю проводилось?

Гердта криво усмехнулась уголками губ и, не отрывая взгляда от шахматной доски, произнесла:

— А как же! Королевский дознаватель прибыл на следующий же день. Потратил на расследование целых три часа. Два из которых приходил в себя после дорожных трудностей. Вердикт: несчастный случай.

Принцесса бросила взгляд исподлобья. Лорд Палмсбери молча приподнял бровь. Гердта чуть иронично поиграла соболиными бровями в ответ:

— Но, поскольку память о том, что переворот в Кленции также начинался с череды несчастных случаев в кругу дальних королевских родственников, было решено, что ранее запланированный визит представителя правящей семьи будет отменен, а к алтарю меня поведёт отец. Также мне рекомендовали быть аккуратнее и отменить конные прогулки до свадебных торжеств. Но тут подоспело время традиционного затворничества невесты, и мне не составило труда выполнить эту рекомендацию.

Принцесса говорила негромко, но в комнате наступила такая тишина, что лорд Палмсбери был уверен, слова Гердты прекрасно слышат не только фрейлины у стены, но и стражи у двери.

— Второй случай произошёл в день вашего приезда. Была попытка отравления. Во время нашего знакомства вы, собственно, могли наблюдать меня под воздействием отравляющих веществ. Дознание в этот раз проводилось тщательнее, удалось установить, что вещества были добавлены в мои духи, и примерный интервал времени, когда это было сделано.

На этот раз рассказ Гердты оказался прерванным не по её инициативе, а из-за шума, раздавшегося со стороны фрейлин. Сдавленный писк, шелест ткани, глухой звук удара, и леди Корке лежит в глубоком обмороке на полу, возле перевернутого стула. То, что леди действительно без сознания, а не симулирует потерю оного, становилось понятно по мертвенной бледности на ее лице и по нелепой, неизящной позе брошенной тряпичной куклы. Завалившийся на бок стул подцепил подол платья, отчего тот некрасиво задрался и из вороха юбок торчали неожиданно худые ноги.

Спустя пару ударов сердца возле фрейлины хлопотали маркиза и Диана. А к тому моменту, как в комнату вкатился запыхавшийся доктор Хилер, леди Корке уже с должным комфортом разместили на софе, одежду расправили, а перед носом страдалицы статс-дама трясла флакончиком с ароматическими солями. Доктор радостно засвидетельствовал свое почтение её высочеству и всем присутствующим дамам. Лорд Палмсбери удостоился отдельного сердечного приветствия. Осчастливив вниманием тех из присутствующих, кто находился в добром здравии, мистер Хилер предвкушающе потер пухлые ладошки и с умилением воззрился на страдалицу:

— Ну-с, что тут у нас?

К этому времени хлопоты Дианы и потрясание статс-дамой волшебным флакончиком возымели действие, и краски понемногу стали возвращаться на лицо леди Корке. Ресницы её затрепетали, силясь подняться, но у мистера Хилера на этот счёт было своё мнение, и со словами:

— Рановато, голубушка! Рановато! — доктор, легко дотронувшись до лба девушки кончиками пальцев, погрузил пациентку в глубокий сон.

Хмыкая и бубня что-то невразумительное себе под нос, мистер Хилер поводил ладошками над распростертым телом, подержался за одно запястье, затем за другое, после чего ещё раз дотронулся до лба девушки. Встряхнул руками. Отер их белоснежной салфеткой из саквояжа, и, повернувшись к Гердте, сообщил:

— Нервное истощение. Но всё исправит сон! Вначале магический, о нём я уже позаботился. Затем — обычный. Правильное питание. Неспешные прогулки и никаких волнений!

— То есть вы руководствовались заботой о пациентке, когда ввели её в состояние магического сна в моей гостиной, а не в её покоях? — уточнила принцесса.

— Я? — похлопал глазками доктор Хилер, затем приосанился и подтвердил: — Разумеется, руководствовался!

— Замечательно, — вздохнула Гердта.

Когда леди Корке перенесли в её покои, доктор Хилер также освободил гостиную принцессы от своего присутствия. Маркиза Блайнская вновь рассадила фрейлин вдоль стены и выговаривала им, расхаживая из стороны в сторону:

— Это надо же, какая впечатлительная нынче молодёжь пошла! Так расчувствоваться от исторических хроник! Как вы собираетесь нести службу в штате супруги наследника престола! В дни моей молодости от чтения книжек в обморок не падали! Да даже при виде мышей в обморок не падали! В обморок фрейлине допускается падать только от любви! От любви к Отечеству! И падать только в том случае, если Отечеству выгодна падшая фрейлина!

Маркиза вещала, и в её голосе слышались раскаты грома, рокот водопада и даже грохот артиллерии. Своими словами статс-дама выдавала, что рассказ принцессы прошёл мимо её ушей, как упустила она и то, что Диана прекратила чтение за четверть часа до обморока леди Корке. Но все четыре оставшиеся в здравом уме и твердой памяти фрейлины молча внимали громогласным откровениям статс-дамы и не спешили восполнить пробелы в её знаниях о реальном положении дел.

Гердта и лорд Палмсбери продолжили прерванный разговор и остановленную было партию. Теперь беседу вполне можно было считать приватной, поскольку никто, даже при большом старании, не смог бы услышать сказанного за шахматным столом. И если общаться друг с другом они ещё могли, то вот с окружающим миром — не очень. Мир тоже их не слишком замечал. Патриотическая речь маркизы заглушала все звуки не только в гостиной принцессы, но и на всем этаже.

Гердта не выглядела расстроенной по данному поводу, видимо всё, что она собиралась сообщить ближайшему окружению, было уже сказано. А остальное предназначалось исключительно для ушей лорда Палмсбери.

Принцесса задумчиво перебирала кисти лежащей на плечах шали. Смотрела прямо в глаза собеседника, лишь изредка опускала взгляд на шахматные фигуры, передвигала их, почти не задумываясь.

— Вы упомянули, что в духи были добавлены отравляющие вещества. Их было несколько? — решился уточнить лорд Палмсбери.

— О да, — с легкой усмешкой протянула принцесса. — Веществ было несколько. И попали они в духи с некоторым интервалом по времени. Вот только ядом было лишь одно из них.

Лорд Палмсбери чуть шевельнул бровями, ожидая очередной эффектной паузы от собеседницы, но, видимо, все эффекты принцесса приберегала для публичных выступлений. В приватной беседе речь её отличалась плавным течением, чуть большим количеством подробностей и чуть меньшим контролем за эмоциями.

— Батрахотоксин — это достаточно экзотический яд, — начала объяснение принцесса.

— Не утруждайтесь, ваше высочество. Я знаю, — поморщился посол.

Взгляд Гердты стал удивлённо-озадаченным. Лорд Палмсбери мысленно отвесил себе подзатыльник. Проще было выслушать короткую справку из уст принцессы, чем пояснять, почему за последние полгода в Ритании о батрахотоксине не слышал только глухой.