— Ах, как мы похожи с Эбигайл! Душечка, вас гораздо проще принять за нашу с Кити сестру, чем за сестру этого нелюдимого великана!

Трех девушек издалека действительно можно было принять за близняшек, немудрено, что барон обознался на маскараде. Эбигайл лишь робко улыбнулась в ответ, а её брат посопел, заалел щеками и пробормотал:

— Вы льстите моей сестре. Вы нисколько не похожи. Теперь я вряд ли перепутал бы вас… Благодарю ещё раз за приглашение и приятную компанию, позвольте вас покинуть.

Прощание вышло скомканным.

Чарльз и девочки ещё немного побродили по аллейкам, а затем отправились домой.

— Лизи, ты, кажется, смогла испугать барона! Он так внезапно и быстро убежал! — смеялась Кити, сидя в экипаже.

Она подтрунивала над сестрой, та пыталась парировать, но не слишком в этом преуспела, лишь всё больше хмурилась. В доме на Беркли-сквер их подхватил вихрь хлопот, и на какое-то время стало не до надуманных обид и недомолвок.

В этом году леди Анна доверила девочкам написать приглашения и оформить бальный зал к приему. Лизи и Кити очень ответственно подошли к делу, и если приглашения леди Анна проверяла перед тем, как подписать, то подготовкой зала и украшениями сестры занимались абсолютно самостоятельно. Девочки руководили перестановкой мебели, ездили в цветочную лавку, выбирали цветы, оговаривали количество гирлянд и букетов, их размеры, договаривались о цене и о сроках. Рассмотрели и благоразумно отказались от популярных в этом году курильниц для благовоний и фонтанчиков с ароматической водой.

Танцевальный зал городского особняка Динтонов вмещал до двухсот гостей, и леди Анна никогда не приглашала большее количество, поскольку считала себя обязанной заботиться о комфорте каждого и ненавидела духоту и толчею. И без того просторную комнату было решено увеличить за счет распахнутых окон и дверей на крытую террасу, благо погода это позволяла.

Наконец в точно назначенное время двери особняка гостеприимно распахнулись, из окон хлынул свет сотен свечей, послышался гомон сотен людей. Супруги Динтон встречали гостей в холле, а затем перепоручали заботу о них кому-то из детей. Чарльз и Грегори, лишь утром вернувшийся из имения, провожали тех, кто постарше и посолиднее, а Лизи и Кити занимались молодежью.

Комнаты заполнялись, мелькали плечи, декольте, белые перчатки и не менее белые галстуки, слышался шелест разговоров, временами раздавался смех. Гости разделялись на группки и кружки, время от времени мигрировали от одной компании к другой. Звуки музыки еще не разлились, но музыканты уже заняли отведенные им места. Леди Анна с несколько утомленной, но все же довольной улыбкой обозревала происходящее в её доме.

Кортеж принцессы выдвинулся из Либенбурга точно в назначенное время. Теперь в нем сложно было узнать сопровождение аристократки в длительном путешествии, не походил он и на караван торговца, отныне он более всего напоминал маленькую мобильную армию. Охрана была частично заменена, частично усилена. В числе прочих к кортежу присоединились и конные егеря под предводительством тигроглазого ротмистра. Обзавелся кортеж и магом. Коренастый мужчина с румяным лицом и веселым голосом ехал верхом в первых рядах и сканировал окружающее пространство на предмет иллюзий и мороков. Давалось ему это не сказать, что просто. Уже к полудню он сильно уставал, а по вечерам и вовсе выглядел посеревшим, и голос его становился заметно глуше. Через несколько дней пути Диана предложила свою помощь. Не раскрывая подробностей своего дара или, вернее сказать, антидара, она заявила, а руководство кортежа подтвердило, что может заметить наведенные чары и дать сигнал магу. Тот, не поверив на слово, устроил девушке несколько проверок, которые Диана с блеском прошла. На следующий же день, она покинула карету фрейлин и гарцевала неподалеку от мага на невысокой гнедой кобылке.

Кортеж продвигался споро. Погода благоволила путешественникам. Дни стояли теплые, солнечные. Дожди случались всего пару раз. Но какие! Грозовые! От задержек спасала лишь скоротечность ливней, которые внезапно обрушивались на землю и столь же внезапно прекращались, радуя оставшимся после их окончания запахом весенней свежести и раскрашивая окружающие пейзажи яркими красками.

Яркости и красок, впрочем, хватало и без гроз. Лорд Палмсбери любовался на зеленые холмы и долины, цветущие фруктовые деревья и кустарники, но всё это буйство красок померкло в его памяти, как только кортеж добрался до рапсовых полей.

Рапс выращивали в Вабрии уже больше пятисот лет. Делали из него столовое масло. Масло лорд Палмсбери пробовал, а вот цветущие рапсовые поля до этой минуты не видел ни разу!

На нежной ещё незапылённой зелени раскинулись сочные желтые лоскуты. Прогретый воздух дрожал, густо пахло травами и мёдом. Вся округа напоминала невероятно контрастную желто-зеленую шахматную доску. Хотелось бросить всё и всех, наплевать на приличия и солидность, разбежаться и упасть в ласковые объятия пушистого солнечного моря, лениво перекатывающего округлые волны.

В состоянии чистого детского восторга и изумления лорд Палмсбери пребывал четверть часа после того, как бросил первый взгляд на преображенный пейзаж. По истечении этого времени восторг плавно сошёл на нет, постепенно вытесняясь глухим раздражением и недовольством. Виной всему стала пыльца. Золотистая легкая взвесь висела в воздухе, оседала на стеклах кареты, на одежде и лицах путешественников, лезла в нос. Нос лорда Палмсбери от этого покраснел и распух, опухли и веки, и пальцы на руках. К вечеру опухло все тело, включая мочки ушей. Посол взирал на окружающий мир сквозь щелочки отекших глаз, из которых непрерывным потоком лились слёзы. Из носа тоже лилось. Доктор Хилер три раза в сутки навещал страдальца, после его визитов лорду ненадолго становилось легче. Но в общем и целом к исходу третьего дня посол люто завидовал принцессе с её острой цветочной непереносимостью. Во-первых, Душа мира — чрезвычайно редкий цветок, и наткнуться на поля, им заросшие, Гердте не грозит. Во-вторых, измученный собственной беспомощностью лорд предпочел бы погибнуть в первые мгновения, нежели растягивать агонию на недели. Погруженный в борьбу с насморком и отеками, лорд Палмсбери пропустил некоторые события, произошедшие в кортеже за время походной жизни.

На очередной стоянке в палатку к лорду Палмсбери, прижимая к груди неизменный саквояж, зашёл доктор Хилер. Против обыкновения, он не лучился улыбкой, а был молчалив и явно чем-то недоволен. Проделав все необходимые манипуляции с пациентом, доктор угрюмо и несколько отстраненно произнес:

— Наберитесь терпения, ваша милость, мучения ваши подходят к концу.

— Гм, — лорд вздернул брови, отчего набрякшие веки немного приподнялись и приоткрыли сверкнувшие мрачным юмором глаза, а затем прогундосил: — Считаете, пора составить завещание и позаботиться о душе?

Доктор встрепенулся и несколько мгновений непонимающе смотрел на него, затем хлопнул глазами, хохотнул и успокоил:

— Что вы, всё не так мрачно! Просто завтра к вечеру мы покидаем этот живописный край, и в дальнейшем если нам и встретится рапс, то изредка и одно-два поля. А без постоянного раздражителя вы быстро пойдете на поправку.

Лорд Палмсбери страдальчески вздохнул, с шипением выпуская воздух сквозь стиснутые зубы, отекший нос категорически отказывался дышать.

— Ну, ну, — доктор успокаивающе похлопал его по плечу. — Проявите немного терпения.

Неподалеку послышались развеселые мужские голоса, а затем и взрыв хохота. Доктор Хилер вновь помрачнел и нахмурился.

— Происходит что-то, что вас беспокоит? — осведомился посол, ободренный надеждой на скорое светлое будущее и чувствующий себя несколько лучше после процедур.

— Нет… — неуверенно мотнул головой доктор, затем, услышав очередной раскат хохота, встал, кивнул послу и вышел из палатки со словами: — А впрочем, беспокоит!

Лорд Палмсбери неуклюже поднялся, распухшее тело плохо слушалось, и вперевалку проковылял к выходу. Неподалеку курили и разговаривали три егеря и недавно нанятый маг. Несмотря на то, что позади остался многочасовой переход, маг выглядел довольно бодро. Балагурил и с удовольствием смеялся над своими шутками.