Первой на борт вернулась принцесса. Утомленная и продрогшая, теплые одеяла не слишком спасали от сырости и ночного холода. Пассажиров второй шлюпки приняли на борт часа на три позднее. Их предпочли подольше подержать на солнышке вдали от основного судна. Все были живы и более-менее бодры, даже Виктор. Единственный, кто внушал ужас своим внешним видом, шатался от усталости и лицом напоминал не слишком свежего покойника, был мистер Ирреспоси, но ото всех сочувствующих восклицаний и ахов он отмахнулся, заявив, что единственное, что ему нужно, — это сон. Говоря откровенно, сон был нужен не только ему. Наступивший день был самым тихим и спокойным за всё путешествие, даже те, кто не спал, ползали по кораблю сонными мухами, избегали громких фраз и видимых проявлений чувств.

Плавание слегка затягивалось, но это уже никого не волновало и не беспокоило. Два дня или три, какая, в сущности, разница, когда все живы?

Утром третьего дня пришёл в себя мистер Старк. Его рассказ был крайне эмоционален, но маловразумителен.

Мистер Старк давно служил в Министерстве внутренних дел, на невеликой должности. Отличался превосходными теоретическими знаниями, пунктуальностью, скрупулезностью. Добросовестно выполнял работу за себя и за своего начальника. Мечтал о повышении, но, по всей видимости, слишком хорошо разбирался в документации и слишком плохо в людях. Повышение доставалось всем, кроме него. Порою в обход него. Пока в один прекрасный день ему не сообщили о назначении в посольство. Он ликовал! Его оценили по достоинству! Закончены годы прозябания! Не зря он поставил крест на личной жизни и практически забыл родителей. Не зря он работал по двенадцать, а то и четырнадцать часов в сутки. Свершилось! Ликование было не слишком долгим.

Посольство неторопливо двигалось в Вабрию. Мистер Старк недоуменно оглядывался по сторонам, пытаясь понять, кто все эти люди, что его окружают. На профессионалов они были не похожи. Ни один из них. Поневоле закралась мыслишка, а если здесь собрались не лучшие из лучших, а так, те, кого не жаль озадачить пустым делом, без особого ущерба надолго оторвать от работы. Как же видят его? Неужели же и он кажется таким же пустым, никчемным человечишкой? Тогда к чему были эти многолетние старания, добровольные ограничения? Терзания мистера Старка вышли на новый виток и грозили ввергнуть его в бездну уныния, но тут к нему подошел мистер Хагер. Представитель Министерства иностранных дел показал какие-то документы. Мистер Старк, обычно крайне требовательный к бумагам и их содержимому, в этот раз просмотрел всё поверхностно, мало что запомнил, уловил лишь главное — мистер Хагер секретный агент, выполняет крайне важное распоряжение на благо ританской короны.

И этот крайне важный и крайне секретный агент выбрал в помощники его — мистера Старка! Повод торжествовать всё же был найден. Его всё же оценили! Его помощь всё же нужна!

В дальнейшем эмоции мистера Старка не раз изображали качели. То он ходил, не чуя под собою ног от счастья, то его бросало в пучину отчаяния и беспросветной тоски. В последние дни отчаяние, подозрительность и тревога посещали его всё чаще, но только здесь, на корабле, глаза его наконец открылись и он осознал, что всё это время его попусту водили за нос! Если мистер Хагер и агент, то точно не агент ританской короны. Вот только поделиться своим открытием мистер Старк ни с кем не успел, его свалил внезапный недуг. Мистер Хагер заскочил к нему в каюту, увидел, в каком он состоянии, плюнул, сказал, что оставляет его подыхать с остальными, а сам убирается подальше от корабля. Что всем им осталось недолго жить, уж он, мистер Хагер, об этом позаботился. Больше мистер Старк ничего не помнил. Он даже визит лорда Палмсбери и мистера Ирреспоси вспомнить не смог.

Багаж и бумаги мистера Хагера тщательно перетряхнули, но ничего, что хоть немного пролило бы свет на происходящее, не нашли. Сам он по-прежнему был без сознания.

Все ходили потерянные. Состав заключенных значительно пополнился. Единственным из ранее арестованных, кого освободили, был мистер Ирреспоси. Доктор бегал из каюты в каюту, врачевал и успокаивал. Корабельный врач смотрел на него влюбленными глазами и к концу плавания готов был на него молиться.

Когда Ритания наконец появилась на горизонте, молитву вознесли все. За то, что плавание подходит к концу, за то, что все его пережили.

Чарльз сидел в любимом кресле в библиотеке. На низком столике по левую руку от него стояла початая бутылка коньяка. Сказать по совести, бутылке больше подходил эпитет полупустая, чем початая, но початая звучала лучше. Чарльз грустно ухмыльнулся и качнул зажатым в ладони бокалом. Янтарная жидкость в нём лениво облизала стенки и неторопливо стекла на дно.

Чарльз запрокинул голову и влил в себя очередную порцию спиртного. Безумно хотелось забыть события последних дней, но виконту это никак не удавалось. Хотя почему виконту? В библиотеке сидел новоиспечённый граф и методично накачивал алкоголем свою графскую персону.

Чарльз шмякнул бокал на столик, примерился к бутылке, но передумал, махнул рукой и откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза. В памяти тут же всплыл образ Тео. Брата вызвали в Лидон на похороны отца. Парнишка заметно вырос за последние месяцы и на похоронах выглядел слегка уменьшенной и чуть более костлявой копией Грега или самого Чарльза. Или отца…

Молодой граф Динтон скривился, открыл глаза и все-таки плеснул ещё коньяка на дно бокала. Отец никогда не думал о семье. Никогда! Только о себе. Даже из жизни умудрился уйти так, чтобы причинить как можно больше хлопот. И разбираться с последствиями, как обычно, пришлось старшему сыну. Но в этот раз папенька переплюнул самого себя. Подкинул напоследок такую задачку, что Чарльз просто не представлял, как бы он справился без помощи лорда-наблюдателя. Хоть в этом повезло. Повезло ли? После смерти отца граф Черри столь часто наведывался в их особняк, что впору было говорить о его переезде. Подготовка к похоронам сопровождалась бесконечными допросами, опросами и обысками. Стоило отдать должное, последние делались чрезвычайно бережно и аккуратно. Право слово, генеральная уборка под предводительством сестер и то доставляла больше хлопот обитателям особняка, чем обыск под патронажем лорда-наблюдателя.

В памяти закружились обрывки воспоминаний, а стеллажи с книгами закружились перед глазами. Чарльз неприязненно покосился на зажатый в руках бокал и зло шваркнул его об пол. Жалобный звон тонкого стекла. Брызги осколков и коньяка на паркете. Полки и книги кружиться не перестали, но хоть воспоминания юркнули в дальний угол памяти и затаились там до поры.

Отца хоронили на лидонском Кладбище Вечного Покоя. Вывезти тело в поместье было затруднительно, тем более что им просто-напросто запретили выезжать из города до окончания расследования. Может, и к лучшему. Отцу было бы лестно осознавать, что его тело возлежит на одном акре с телами представителей королевской семьи. Полтора десятка лет назад именно на этом кладбище нашли покой старший сын герцогини Нортенгской и его молодая супруга.

Широкие аллеи, сходящиеся в центре у часовни. Высокие стройные деревья, так густо переплетающие свои кроны, что даже в самый солнечный день на кладбище сумрачно. Каменные надгробия. И величественные, и очень простые. Тишина. Густая. Вязкая. Она ловит все звуки, глушит их, не дает разлетаться далеко.

Множество людей, пришедших проститься. Лица. Знакомые и не слишком. Подходили, с одинаковым выражением говорили одинаковые слова. И чета Госипов, и граф Морнингтон, и герцогиня Нортенгская. Даже Огэст прибыл выразить свои соболезнования родным и возложить белоснежный махровый цветок на черную лакированную крышку гроба. Чарльз ярче всего помнил именно черное, покрытое лаком дерево и белые хризантемы на нем.

Да, отец определенно был бы доволен.

Чарльз с тоской посмотрел на бутылку. Бокал он неосмотрительно разбил, нужно было тянуться за новым. Молодой человек попытался решить, стоит ли тянуть руку или следующий глоток он вполне может сделать и из бутылки. Он так и не успел выбрать, дверь открылась, и в библиотеку скользнула Селия. За ней маленькой зеленой тенью следовала мисс Грин.