Селия обозрела открывшуюся ей картину, и все напряжение последних дней, все переживания вылились в неудержимый хохот, который рождался где-то под грудью и выплескивался наружу неукротимым потоком. Слегка отставшие от неё Лизи и леди Анна дополнили общую картину своим появлением, причем выражение их лиц и глаз в точности повторяло выражение и отображало эмоции, написанные на морде Догги. Осознание этого факта лишь добавило нездорового веселья Селии.

Смех девушки подействовал на баронессу не хуже ведра холодной воды. Оборвав визг и сделав пару шумных вздохов, гостья вернула себе утонченно-высокомерный вид и, обращаясь к хозяйке дома, произнесла:

— Не думаю, что столь неуместное веселье одобрено тобою, Анна, скорее, вижу в этом желание дурно воспитанного ребенка воспользоваться ситуацией и пошалить, когда все взрослые заняты решением проблем.

— Миранда, ты всё не так поняла. Это нелепая случайность, — леди Анна прижала руку к груди и попыталась разъяснить недоразумение, тон её, впрочем, с головою выдавал, насколько безнадежной кажется ей эта задача.

— Думаю, я всё поняла правильно, — остановила её золовка. — Уберите это ужасное животное с дороги, и я вас покину!

— Простите меня, баронесса! — воскликнула Селия, с трудом вернув себе видимость спокойствия. — Причина моего несвоевременного смеха вызвана скорее расшатанными нервами, чем желанием повеселиться за ваш счет! Вам не стоит опасаться Догги, он не причинит вреда.

Последнюю фразу девушка произносила уже на бегу, стремительно приближаясь к собаке. Выскочила из дома, присела на корточки перед псом и проговорила, обращаясь уже к нему:

— Что за знатный переполох ты устроил здесь! Пойдем, малыш, не будем мешать леди!

Догги прошелся языком по рукам девушки, помотал метелкой хвоста и покорно потрусил в ту сторону, куда она его потянула, обняв за мощную шею. Леди Миранда и Дороти семеня вышли на улицу, по широкой дуге обходя оставленную на ступенях тушку крысы. Леди Анна и Лизи встали в дверном проеме и смотрели на удаляющихся гостий со странной смесью сожаления и облегчения во взгляде. В этот момент за кованой решеткой ограды остановился экипаж, из него выпрыгнул лорд-наблюдатель и пружинистой походкой зашел в ворота особняка. Двое сопровождающих следовали за ним, отстав на пару шагов.

— Приветствую, леди! — произнес он, прикоснувшись к шляпе и отвесив легкий общий поклон всем дамам, собравшимся у крыльца особняка.

Леди ответили ему нестройным хором приветствий.

— Баронесса Промпт, не торопитесь покидать нас. Я, собственно, хотел увидеться именно с вами, но не застал дома. Позвольте задать вам пару вопросов, — произнес граф Черри и, переведя взгляд на Дороти, добавил: — и чуть большее количество вопросов вашей спутнице.

Дороти, которая до этих слов настороженно следила за приближающимися мужчинами, пискнула что-то маловразумительное и кинулась к своей благодетельнице за спину. Баронесса уже набрала полную грудь воздуха, чтобы ответить графу то ли длинной отповедью, то ли не менее длинным изъявлением готовности всячески сотрудничать и вести какие угодно беседы, лишь бы пошли они на пользу следствию, отечеству и графу Черри лично, но вот разразиться тирадой баронесса не смогла. Дороти обхватила женщину тонкими, но неожиданно цепкими и сильными ручонками, прижав к шее остриё узкого, острозаточенного ножа.

— Не подходите! — прошипела девушка. — Только двиньтесь с места, и я прирежу эту старую курицу!

Все замерли. Леди Анна побледнела еще сильнее, привалилась к косяку и стала оседать на пол. Лизи ахнула и поскорее зажала себе рот двумя руками. А Дороти медленно продвигалась по аллейке, рассыпая угрозы и проклятья и вынуждая баронессу идти перед собой. Лезвие так сильно прижималось к коже женщины, что кровь из-под него прочертила несколько тонких дорожек и расползлась неопрятными пятнами по ткани платья.

Ни лорд-наблюдатель, ни его сопровождающие не успели предпринять никаких действий, лишь обменяться несколькими взглядами и кивками, когда в воздух взвилась крупная грязно-бурая тень и на руке Дороти повис Догги. Почувствовав, что свободна, Миранда кинулась прочь от коварной подопечной, споткнулась, упала и, сжавшись в комок, осталась лежать на земле. Лорд-наблюдатель и его люди, напротив, в тот же миг кинулись к Дороти, которая выла и пыталась выдрать руку из пасти пса, выпавший нож валялся на дорожке.

— Догги, фу! — произнесла Селия дрожащим голосом, как только увидела, что оружие отброшено, а Дороти окружена мужчинами.

Пес тут же разжал пасть и потрусил к девушке, тревожно вглядываясь в её лицо, словно интересуясь, правильно ли он поступил, не поспешил ли, не обидел ли кого напрасно.

— Хороший, хороший пес, — шептала Селия, усевшись на газон и прижавшись щекой к затылку собаки. Догги примостил голову на плечо любимицы и млел от похвалы.

Мистер Ирреспоси лежал, заложив руки за голову, на узкой, застланной тонким одеялом койке. Локоть одной руки упирался в переборку, а локоть второй — висел в воздухе. Повернуться на бок, да и просто пошевелиться на столь малом пространстве без риска свалиться на пол было затруднительно. Хотя с тем, чтобы растянуться на полу, тоже затруднения могли возникнуть. Свободного места там было ещё меньше, чем на койке, поскольку в невеликую каюту, помимо кровати, втиснулся массивный комод.

Кортеж принцессы прибыл в Хафен накануне вечером. Сундуки с приданым и арестантов сразу стали грузить на корабль, принцесса и её свита провели ночь в гостинице, а на палубу поднялись рано утром. Мистер Ирреспоси слышал шум, голоса, топот, иногда даже грохот, затем эти звуки утихли, а по кораблю разлился низкий гул двигателя. Мелкая дрожь чувствовалась всем телом, сперва в сочетании с качкой это ощущение доставляло определенный дискомфорт, но ближе к полудню он к этому ощущению привык, а теперь и вовсе перестал замечать.

До сего дня доктору доводилось путешествовать лишь на парусных судах, на паромагоходе он оказался впервые в жизни. В глубине его души вяло ворочалось сожаление, что он заперт здесь пленником и нет у него возможности рассмотреть поближе все эти достижения техно-магической мысли. В вечерней мгле, когда доктор поднимался по трапу, «Великая Ритания» производила странное впечатление. Традиционное парусное вооружение плохо сочеталось с гребными колесами, темные силуэты которых выступали по обоим бортам судна, и самой паромагической машиной, гул которой и ощущал он сейчас всем телом.

Но размышления об устройстве судна недолго отвлекали его от размышлений и сожалений иного рода. В целом ситуация, в которой он находился, поражала своей нелепостью и в то же время серьезностью. Мистер Ирреспоси в который раз задавался вопросами: «С чего все началось?» и «Почему это происходит со мной?».

Возможно, всё началось с иллюзии статуи на дворцовой площади. А может быть, значительно позже? В тот момент, когда он потерял контроль и отдался азарту и игре, оставив за бортом здравый смысл и осмотрительность. Позволил себе проиграть за карточным столом гораздо больше, чем у него имелось, не думая о том, как, кому и чем придется отдавать долг.

Время шло, долг рос, вместо деликатных напоминаний он стал получать настойчивые рекомендации, а затем и угрозы. И в этот момент очередной проект Огэста. Так кстати. Так просто! Так заманчиво…

Принц всегда был рад сделать доброе дело, но в большинстве случаев его благотворительные проекты касались искусства. Он восстанавливал за свой счет полуразрушенные театры в небольших городках, выкупал из частных коллекций картины и передавал их в открытые для публики музеи и галереи. Но этот проект был нов и нехарактерен для него.

По всей стране отгремел скандал с Лидонской королевской лечебницей для душевнобольных. Вскрылись ужасающие подробности о насквозь прогнившем и проворовавшемся попечительском совете, о нечеловеческих условиях пребывания несчастных больных, о зверствах, убийствах, пытках во имя науки и на потеху зрителям. Огэст встречался с сэром Джастисом, тем самым, кто, тайком пробравшись в это заведение, и вытащил на свет божий все эти леденящие душу факты. После этой встречи принц пару недель был задумчив и серьезен, затем собрал друзей и вывалил на них свою идею.