После пары прочитанных слов воображение услужливо восстановило образ отправительницы — хрупкую, но грозную даму преклонных лет, с копной белоснежных волос и властным, насмешливым голосом. Насмешка! Вот что чудилось графу в каждой букве, в каждом знаке препинания, выведенном на белоснежном листе бумаги!

«Мой юный друг! Вы же будете великодушны и позволите так обращаться к вам? Безусловно, в собственных глазах и глазах большинства окружающих вас людей вы представляетесь до крайности взрослым и опытным, но по сравнению со мною вы по-прежнему юны. Согласитесь, более чем три десятка лет разницы в возрасте оправдывают мою позицию или, во всяком случае, дают надежду, что вы отнесетесь снисходительно к моей причуде. И возрастом же своим я пытаюсь оправдаться в собственных глазах, ощущая вину, что взялась за это письмо спустя столь долгое время после нашей последней встречи.

В голове вертятся обрывки фраз, произнесенных в тот день. Не оставляет тревога, что вы могли неверно понять меня. Что пусть и невольно, но ввела я вас в заблуждение, подарив ложную надежду, подтолкнув к честолюбивым замыслам породниться с венценосным семейством, организовав замужество вашей дочери и моего внука.

Скорее всего, я зря тревожусь, и вы не усмотрели в моих словах ничего, кроме сетований старой женщины, что её единственный внук вряд ли успеет порадовать бабку женитьбой и детками, в силу своего возраста. Будем смотреть правде в глаза, восемнадцать лет — возраст вступления в брак для женщины, но не для мужчины. Эдуард — ровесник Леолы. Безусловно, ваша прелестная дочь уже готова к замужеству, а в свете некоторых сведений, достигших моих ушей, я вам настоятельно рекомендую подыскать ей достойного супруга в ближайшее же время. Эдварду же еще невероятно рано задумываться о семье. Не думаю, что за ближайшие десять лет он осчастливит меня таким событием, как выбор невесты, да и я не настолько эгоистична, чтобы требовать от него подобного самопожертвования. Уповаю на милость Господа, возможно, он разрешит мне задержаться в этом мире подольше, чтобы я ушла из него спокойною за семейное благополучие единственного моего наследника.

Повторюсь, мой юный друг, я вполне уверена, что ваш острый ум не позволил усмотреть в нашей давней беседе намеков на возможность брака между этими двумя детьми, но, дабы успокоить растревоженную совесть свою, пишу вам сию извинительную эпистолу. Я вполне уверена, что, обладая наряду с острым умом ещё и добрым сердцем, вы не будете держать зла на пожилую женщину ни за неумение четко формулировать свои чаяния, ни за мнительность, проявившуюся в этом послании».

Граф Морнингтон с хрустом смял плотный распространяющий едва уловимый аромат пряных духов лист и запустил получившийся комок в корзину для бумаг.

Здание, в котором обитал отдел статистики, поражало невзрачностью внутренней и внешней отделки и простотой планировки. Три этажа и цоколь. Лорд-наблюдатель стоял на втором этаже в конце коридора, прямо возле лестницы, ведущей вниз. Рядом с ним топтался плотный, румяный служащий — Томас Симпл или просто Том, если лорд-наблюдатель верно помнил его имя. Том смешно фыркал и отдувался, топорща щеточку рыжих усов.

— Милорд, закончим на сегодня? Или повторить желаете? — обратился он к начальству.

Граф Черри задумчиво пощелкал крышечкой часов, которые держал в руках. Золотой украшенный эмалью шатлен тянулся от корпуса часов к расстегнутому жилету и скрывался за его полой.

— Прогоним еще раз, — наконец решил лорд-наблюдатель. — Только не заходи в кабинет, а шагай дальше по коридору.

— Будет сделано, — вытянулся Том, после чего метнулся к перилам и, свесившись через них, проорал: — Сэм, приготовься! Прогоним еще раз!

Граф поморщился, с трудом сдерживая желание поковырять в ухе. Том, дождавшись согласного бурчания снизу, занял прежнее место.

Граф поднял взгляд от циферблата и кивнул Тому, тот гаркнул:

— Пошли! — и потопал по коридору, удаляясь от лорда-наблюдателя.

Один из двоих стоявших возле ближайшей двери ринулся ему навстречу, прошмыгнул мимо лорда-наблюдателя, внизу столкнулся с Сэмом. Второй, потоптавшись у двери ещё несколько мгновений, неторопливо последовал за первым. С Сэмом он столкнулся на верхних ступенях лестницы, неподалеку от лорда-наблюдателя. Сэм, обойдя всех препятствующих, наконец вошел в коридор и двинулся по нему. Когда он поравнялся со второй дверью, граф Черри захлопнул крышку часов и скомандовал:

— Стоп!

Все движущиеся по коридору и лестнице замерли. Граф оценил расстояние, на которое успел удалиться Том, и вздохнул:

— Закончили. Все свободны. Можете возвращаться к своим делам.

После чего развернулся и пошагал в пыльный кабинет, не замечая встречных и не слыша обращенных к нему приветствий и вопросов.

Лорд-наблюдатель шагал и усмехался, два часа он гонял подчиненных по лестницам и коридорам, но единственное, что удалось точно выяснить — это момент, после которого показания свидетелей более-менее совпадают с результатом эксперимента, а значит, с хорошей долей вероятности являются истиной, чего не скажешь о показаниях о том, что происходило до этого момента. Сегодня определенно стоит посетить Динтонов. Честно говоря, посетить их следовало гораздо раньше, но сперва визит пришлось сдвинуть из-за ареста Дороти, в тот день ни он, ни его люди так и не прошли дальше крыльца, а затем лорда-наблюдателя закружили иные дела и заботы.

Граф Черри добрался до своего убежища, повозился с замком, ключ от которого висел на том же шатлене, что и часы, распахнул дверь, собрал с пола документы и понес их к столу, на ходу просматривая верхние.

Раньше документы ему приносили лишь в парадный кабинет и передавали через секретаря. Когда лорду-наблюдателю требовалось поработать в тишине, он собирал необходимые бумаги в папку и нес их сюда, но постепенно количество времени, которое он проводил в своей пыльной берлоге, стало значительно превосходить те минуты, на которые он заглядывал на официальное место работы. Подчиненные, во главе с помощником, повздыхали, посокрушались и стали незатейливо подсовывать бумаги под дверь места основного обитания начальства.

Сверху сегодня оказалась подборка свежей прессы. Лорд-наблюдатель поморщился. Приближался день бракосочетания Огэста, невеста уже должна пересекать пролив, и газетчики вовсю мусолили эту тему. Если «Королевский вестник» перечислял скудные факты о принцессе, полученные его редакцией по официальным каналам, и приводил программу планируемых свадебных мероприятий, подробно останавливался на каком-то одном из них в каждом выпуске, то мелкие желтые газетенки вовсю спекулировали слухами и домыслами.

В одной газетке даже карикатуру тиснули, изобразив Огэста преувеличенно высоким и толстым. Принц на картинке развалился на кресле в театральной ложе, в одной руке он сжимал лорнет, а второй — придерживал сидящее у него на плече существо. Существо было маленьким и страшненьким, облачено оно было в какой-то балахончик. Служащий угодливо склонялся перед его высочеством и заикаясь напоминал, что обезьянкам в опере не место, на что получал в ответ гневное восклицание, дескать, это не обезьянка, а моя жена.

Лорд-наблюдатель пару мгновений полюбовался на убого намалеванную картинку, взял газету двумя пальцами и отправил в корзину для мусора. Подвинул к себе чистый лист, набросал перечень сведений о принцессе, которые необходимо передать в официальные издания, и вздохнул. Похоже, визит к Динтонам опять немного откладывался, сперва следовало навестить Матиаса и в очередной раз попытаться выбить согласие на оглашение этой информации. Затем снова вздохнул и полез в корзину, выудил оттуда только что выброшенную газетенку и положил в папку вместе с исписанным листом. Так будет нагляднее и доходчивее. Возможно.

Прежде чем выдвигаться в королевский дворец, граф Черри бегло просмотрел остальные документы. Задержался на копии письма графу Морнингтону от герцогини Нортенгской. Хмыкнул. Перечитал ещё раз и понял, что, после того как навестит Матиаса, он просто обязан навестить и его двоюродную сестру. Динтонам вновь придется подождать.