– Похоже, это он, – сказал Эрдхем. – Зачем, спрашивается, ему понадобилось копировать убийства Хардимена?

– Он знает, что будет пойман, – сказал я, – и ему все равно.

– Возможно, все гораздо хуже, – сказал Эрдхем. – Возможно, он даже хочет, чтобы его поймали, и это означает, что все эти смерти – своего рода послание, и он будет убивать до тех пор, пока мы не выясним, что к чему.

– Пока вы беседовали по телефону с инспектором Аруйо, сержант Амронклин рассказал мне кое-что интересное.

С 93-го машина свернула у "Хеймаркета", и вновь, чтобы удержать равновесие, нам с Болтоном пришлось упереться в крышу.

– А конкретно?

– Он встретился с соседкой Кары Райдер по комнате в Нью-Йорке. Мисс Райдер три месяца назад познакомилась с молодым актером на курсах по сценическому мастерству. Он сказал, что живет на Лонг-Айленде, а в Манхэттен приезжает раз в неделю на семинар. – Он посмотрел на меня. – Догадались?

– У парня была козлиная бородка.

Он кивнул. И представился он Иваном Хардименом. Как вам это? Соседка мисс Райдер также сказала, цитирую: "Он был самым чувственным мужчиной, который когда-либо жил на этой земле".

– Чувственный, – сказал я.

Он поморщился.

– Сами понимаете, она же занимается драмой.

– Что еще она сказала?

– Она передала слова Кары о том, что этот парень был самым лучшим любовником из всех, кого она знала. "Просто рай на земле", – так она описывала их отношения.

– И конец она получила "райский".

– Мне нужен краткий психологический портрет, и немедленно, – сказал Болтон, когда мы поднимались с ним в лифте. – Мне надо знать об Аруйо все, с момента его рождения до сего дня.

– Будет сделано, – сказал Филдс.

Он вытер лицо рукавом.

– Мне нужен тот же список, который мы делали по Хардимену, сличение данных всех, кто вступал в контакт с Аруйо, когда он был в тюрьме, и отправьте агента по каждому адресу к завтрашнему утру.

– Будет сделано, – Филдс нацарапал что-то впопыхах в свой блокнот.

– И если живы еще его родители, посадите в их дом полицейских, – сказал Болтон, снимая плащ и тяжело дыша. – Черт, да в любом случае. И еще разослать агентов в дома всех любовниц и любовников, которые у него были, и вообще всех друзей, какие были, а также всяких там девочек и мальчиков, которые отвергли его притязания.

– Для этого нужно много сотрудников, – сказал Эрдхем.

Болтон пожал плечами.

– По сравнению со средневековой рукописью современный печатный станок стоит намного дороже, но зато и результат куда весомее. Я хочу новые описания всех сцен преступления, свежие отчеты каждого бостонского салаги, которые прикасались к ним до нашего прибытия. Мне нужны главные действующие лица из списка Кензи – он стал считать по пальцам – Херлихи, Рауз, Константине, Пайн, Тимпсон, Дайандра Уоррен, Глинн, Голт – новые допросы и подробная, нет, исчерпывающая проверка их прошлого на предмет возможных связей с Аруйо. – Он полез в свой внутренний карман за ингалятором как раз в тот момент, когда лифт остановился. – Все понятно? Да? Тогда приступайте.

Двери раскрылись, и он вышел, шумно вдыхая пары ингалятора.

Сзади меня Филдс спрашивал Эрдхема:

– "Исчерпывающий" пишется через "и" или "е"?

– Да по фигу, – ответил Эрдхем.

Болтон расслабил свой галстук настолько, что один конец упал ему на грудь, затем тяжело опустился в кресло позади своего стола.

– Закройте за собой дверь, – сказал он.

Я закрыл. Его лицо было пунцовым, дыхание затруднено.

– С вами все в порядке?

– Лучше быть не может. Расскажите мне о своем отце.

Я сел.

– Рассказывать, собственно, нечего. Думаю, Хардимен просто блефовал, пытаясь огорошить меня подобной туфтой.

– Мне так не показалось, – сказал Болтон, выжав из своего ингалятора небольшую порцию. – Когда он говорил, вы втроем стояли к нему спиной, а я следил за ним на экране. Так вот, когда он говорил о вашем отце, было впечатление, что он сбросил с себя какое-то бремя, которое таил, чтобы нанести точный удар. – Болтон провел рукой по волосам. – У вас что, действительно был в детстве чубчик или вихор?

– Как у большинства ребят.

– Но когда они вырастают, их не требуют к себе серийные убийцы.

Подняв руку, я кивнул.

– У меня был вихор, агент Болтон. Обычно он был чуть заметен, и то когда я порядком потел.

– Почему?

– Думаю, потому что я был тщеславен. Я мазал волосы всякой дрянью, чтобы они выглядели прилизанными.

Болтон кивнул.

– Он знал вас.

– Не знаю, что вам ответить, агент Болтон. Я никогда раньше его не встречал.

Он снова кивнул.

– Расскажите мне о своем отце. Вы понимаете, что я уже направил людей разузнать о нем.

– Вполне допускаю.

– Кем он был?

– Подонком, который любил причинять боль, Болтон. Я не хочу о нем говорить.

– Прошу прощения, – сказал он, – но ваши личные ощущения в данный момент ничего не значат для меня. Я пытаюсь покончить с Аруйо и прекратить кровопролитие...

– И использовать это дело для стремительного повышения.

Он поднял бровь и энергично кивнул.

– Совершенно верно. Не сомневайтесь. Я не знаю никого из этих жертв, мистер Кензи, и если говорить абстрактно, я не хочу, чтобы люди умирали. Вообще. Но, говоря конкретно, у меня нет никаких чувств к погибшим. И кстати, мне платят не за это. Мне платят за то, чтобы я прижимал к ногтю людей вроде Аруйо, этим я и занимаюсь. И если по ходу дела я еще и делаю карьеру, разве это не идеальный вариант? – Его маленькие глазки широко раскрылись. – А теперь расскажите о своем отце.

– Большую часть своей жизни он прослужил в Бостонском пожарном управлении в чине лейтенанта. Позднее он ударился в региональную политику, стал городским советником. Вскоре заболел раком легких и умер.

– Вы, видно, не очень ладили.

– Именно так. Он был какой-то чумной. Все, кто знал его близко, боялись его, большинство ненавидело. У него не было друзей.

– Однако вы, кажется, его противоположность.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, вас все любят. Вы очень нравитесь сержантам Амронклику и Ли, Лиф предпочитает симпатизировать вам на расстоянии, и вообще, судя по тому, что я слышал о вас с тех пор, как взялся за это дело, вы умеете налаживать крепкие связи с людьми самых противоположных взглядов и общественного положения, как, например, обозреватель либеральной газеты и психопат, торговец оружием. У вашего отца не было друзей, зато у вас их с избытком. Ваш отец был жесток, однако за вами неконтролируемых склонностей не замечено.

Да, сказал бы ты это Мариону Сосия, подумал я.

– И вот что мне пришло на ум, мистер Кензи: ведь если Алек Хардимен заставил Джейсона Уоррена платить за грехи его матери, то, вполне возможно, он выбрал вас, чтобы вы заплатили за грехи своего отца.

– Все хорошо, агент Болтон. Но Дайандра непосредственно повлияла на его приговор. Однако между моим отцом и Хардименом никакой связи нет.

– Точнее, она пока не обнаружена. – Он откинулся на спинку кресла. – Взгляните на это моими глазами. Все началось с того, что Кара Райдер, актриса, вошла в контакт с Дайандрой Уоррен, используя псевдоним Мойра Кензи. Это не было простой ошибкой. Это было послание. Можно вполне допустить, что вынудил ее к этому шагу Аруйо. Она намекает на Кевина Херлихи при соучастии Джека Рауза. Вы вступаете в контакт с Джерри Глинном, который в свое время работал с отцом Алека Хардимена. Он, в свою очередь, указывает на самого Хардимена, который совершил убийство Чарльза Рагглстоуна в вашей округе. Мы также допускаем, что он убил Кола Моррисона. Опять же в вашей округе. Далее, если оглянуться назад, в то время, когда вы и Кевин Херлихи были детьми, Джек Рауз содержал бакалейную лавку, Стэн Тимпсон и Дайандра Уоррен жили в нескольких кварталах от него, мать Кевина Херлихи, Эмма, была домохозяйкой, Джерри Глинн был полицейским, а ваш отец, мистер Кензи, пожарным.