– Открыто.

– Да. Она оставила его чуть приоткрытым.

– Черт.

– Патрик, объясни, что происходит.

– Закрой его, Грейс. Закрой.

– Уже сделала это. Что ты думаешь...

– Где твой пистолет?

– Мой пистолет? У меня его нет. Ненавижу оружие.

– Тогда нож.

– Что?

– Найди какой-нибудь нож, Грейс. О, господи. Найди...

Энджи выхватила телефон из моей руки и знаком, приложив палец к губам, приказала мне молчать.

– Грейс, это Эндж. Послушай. Возможно, ты в опасности. Мы еще точно не знаем. Поэтому оставайся пока на связи и не двигайся, пока не будешь уверена, что в твоей квартире нет посторонних.

Мимо проплыли щиты с названием районов – Эндрю Сквер, Массачусетс-авеню – и "линкольн", свернув на Франтедж-роуд, миновал свалку промышленных отходов и отходов от строительства Биг Диг[21] в виде большого темного пятна, вырулил в сторону Ист Беркли.

– Болтон, – сказал я, – она не приманка.

– Знаю.

– Хочу, чтобы по программе защиты свидетелей ее упрятали так далеко, чтобы сам президент не мог найти ее, если захочет.

– Понимаю.

– Возьми Мэй, – сказала Энджи по телефону, – и оставайся в комнате с запертой на ключ дверью. Мы будем минуты через три. Если кто-то попытается проникнуть через дверь, вылезай в окно и беги в сторону Хантингтон или Массачусетс-авеню и ори что есть мочи.

Мы проскочили первый красный свет на Ист Беркли, вынудив какую-то машину вильнуть в сторону, выскочить на тротуар и врезаться в фонарный столб у гостиницы "Пайн Стрит".

– Подсудное дело, – сказал Болтон.

– Нет, нет, – продолжала по телефону взволнованным голосом Энджи. – Не покидай дом, пока не услышишь, что кто-то внутри. Если он поджидает на улице, это как раз то, что ему нужно. Мы уже почти прибыли, Грейс. В какой ты комнате?

Молниеносный поворот на Коламбус-авеню стоил нам покрышки левого заднего колеса, налетевшего на бордюр.

– В спальне Мэй? Хорошо. Мы всего в восьми кварталах от вас.

Тротуар Коламбус-авеню был покрыт толстым слоем льда, такого черного и твердого, что, казалось, мы продвигаемся по полосе чистой лакрицы.

Когда колеса нашей машины забуксовали, то обретая стойкость, то вновь теряя ее, я не выдержал и стукнул кулаком по дверце.

– Успокойтесь, – сказал Болтон.

Энджи потрепала меня по колену.

Когда "линкольн" повернул прямо на Уэст Ньютон, в моем сознании, подобно вспышкам шаровой молнии, встали черно-белые образы.

Кара, распятая на морозе.

Голова Джейсона Уоррена, свисающая на электропроводе.

Питер Стимович с лицом, лишенным глаз.

Мэй пытается удержать собаку, играя с ней в траве.

Влажное тело Грейс, мягко качающееся на моем в духоте теплой ночи.

Кол Моррисон, запертый в глубине того грязного белого фургона.

Кроваво-красный хитрый взгляд клоуна, когда он произносил мое имя.

– Грейс, – прошептал я.

– Все в порядке, – говорила Энджи по телефону, – мы уже почти прибыли.

Мы свернули на Сент-Ботолф, и водитель включил тормоза, и мы плавно проскользнули мимо коричнево-кирпичного дома Грейс, пока, наконец, машина не затормозила на два дома дальше.

Остальные наши машины остановились позади нас. Я вылез и побежал к дому. На тротуаре поскользнулся и упал на одно колено. В этот момент из прохода между двумя машинами справа появился мужчина. Обернувшись, я уткнул ему пистолет в грудь, после чего он поднял руки в темноте дождя.

Мой палец почти нажал на курок, когда он вскрикнул:

– Патрик, стой!

Нельсон.

Он опустил руки, лицо у него было потным и испуганным. Подоспевший сзади Оскар ударил его и налетел, как поезд, отчего оба свалились на лед, и тщедушное тело Нельсона полностью исчезло под мощным торсом Оскара.

– Оскар, – воскликнул я, – все в порядке! Отбой. Он работает на меня.

Я взбежал по ступенькам к двери Грейс.

Энджи с Девином последовали за мной. Грейс открыла дверь и сразу защебетала:

– Патрик, что, черт возьми, происходит? – Она посмотрела поверх моего плеча, но, увидев, как Болтон, отдавая приказы, рычит на своих людей, округлила глаза.

Огни фар то и дело мелькали вниз и вверх по улице.

– Все в порядке, – сказал я.

Девин опустил пистолет и подошел к Грейс.

– Где ребенок?

– Что? В своей спальне.

Он вошел в дом в пуленепробиваемом жилете.

– Эй, подождите! – Она бросилась вслед за ним.

Мы с Энджи прошли за ней. Остальные агенты прочесывали двор дома с помощью ручных фонариков.

Грейс указала на пистолет Девина.

– Уберите его, сержант. Уберите...

Мэй начала громко плакать.

– Мама-а...

Девин то и дело заглядывал в подъезд, прижимая пистолет чуть выше колена.

Тепло и свет гостиной отнюдь не успокоили меня – меня подташнивало, а руки дрожали от прилива адреналина. Из спальни доносился плач Мэй, и я пошел на этот звук.

Мой мозг одолевала мысль – я чуть не убил Нельсона – она вызывала дрожь, но затем все-таки оставила меня в покое.

Грейс прижала Мэй к плечу, а та, открыв глаза и увидя меня, разразилась новым потоком слез.

Грейс взглянула на меня.

– Боже, Патрик, неужели все это так необходимо?

Лучи фонариков во дворе отскакивали от окон.

– Да, – сказал я.

– Патрик, – глядя на мою руку, сердито сказала она. – Убери это.

Я взглянул вниз, заметил пистолет в своей руке, осознал, что именно он стал причиной последнего взрыва слез Мэй. Я засунул его обратно в кобуру, затем, посмотрев на них, мать и дочь, лежащих в обнимку на кровати, почувствовал себя подлым предателем.

Пока Мэй переодевалась в своей спальне, Болтон беседовал с Грейс в гостиной.

– Первостепенная задача сейчас – обеспечить безопасность вам и вашей дочери. Внизу нас ждет машина, и я хочу, чтобы вы сели в нее и поехали с нами.

– Куда? – спросила Грейс.

– Патрик, – позвал слабый голосок.

Я обернулся и увидел Мэй на пороге спальни наспех одетой в джинсы и свитер, с незавязанными шнурками на ботинках.

– Да? – спросил я как можно мягче.

– Где твой пистолет?

Я попробовал улыбнуться.

– Выбросил. Прости, что напугал тебя.

– Он толстый?

– Что? – Я нагнулся и завязал ей ботинки.

– Он... – Она заволновалась, пытаясь найти нужное слово, и явно расстроилась.

– Тяжелый? – подсказал я.

Она кивнула.

– Да. Тяжелый?

– Да, Мэй. Особенно для тебя.

– А для тебя?

– Для меня тоже довольно тяжелый, – сказал я.

– Тогда почему ты его носишь? – Она наклонила голову налево и посмотрела вверх, прямо мне в глаза.

– Он необходим мне для работы, – сказал я. – Как стетоскоп для твоей мамы.

Я поцеловал ее в лоб.

Она поцеловала меня в щеку и обняла мою шею такими нежными ручками, что казалось невероятным, что они существуют в том же мире, что Алек Хардимен, Эвандро Аруйо, ножи и пистолеты. Она вернулась обратно в спальню.

В гостиной Грейс отрицательно качала головой.

– Нет.

– Почему? – спросил Болтон.

– Нет, – повторила Грейс. – Я не поеду. Можете взять Мэй, а я позвоню ее отцу. Уверена, да-да, что он возьмет отпуск и побудет с ней. Я буду навещать их, пока все это не кончится, но сама поехать не могу.

– Доктор Коул, это неприемлемо.

– Я первый год в хирургии, агент Болтон. Вам это понятно?

– Да, понимаю, но ваша жизнь в опасности.

Грейс тряхнула головой.

– Можете защищать меня. Можете следить. И можете спрятать мою дочь. – Она взглянула на спальню Мэй, и на ее глаза навернулись слезы. – Но я не могу бросить свою работу. Только не сейчас. Я никогда больше не получу такую возможность, если уйду посреди испытательного срока.

– Доктор Коул, – сказал Болтон. – Я не могу позволить вам это.

Грейс вновь тряхнула головой.

– Придется, агент Болтон. Защитите мою дочь. О себе я позабочусь сама.