Алекс съежился под курткой и покачал головой:

— Мне особенно нечего говорить. Только у меня все время стоит перед глазами ее лицо. Понял, что не смогу заснуть. — Он вздохнул. — Нет, черт побери. Мне было так страшно, что я даже не пытался заснуть. Когда я был совсем маленьким, с другом моего отца произошел несчастный случай в доке. Какой-то взрыв, точно не знаю. Во всяком случае, у него снесло половину лица. Буквально. Он остался с половиной лица. И ему приходилось носить маску… пластмассовую. Ты, вероятно, встречал его на улице или на футболе. Его трудно не заметить. Отец как-то взял меня с собой, когда шел повидаться с ним в больницу. Мне было всего пять лет, и на меня все это жутко подействовало. Я все время представлял себе, что там, под этой маской. По ночам я просыпался с криком, потому что он являлся мне в кошмарах. Мне снилось, что маска сползает и под ней шевелятся черви. Иногда мне виделось нечто вроде иллюстраций в твоих книжках по анатомии. Больше всего я пугался, когда маска спадала и под ней не оказывалось ничего… просто гладкая кожа со слабым намеком на какие-то черты. — Он откашлялся. — Вот поэтому я сейчас боюсь засыпать.

Зигги положил руку на плечи Алекса:

— Это очень тяжело, Алекс. Но суть в том, что ты теперь взрослый. Ничего хуже того, что мы видели прошлой ночью, ты не увидишь. Твое воображение не сможет состязаться с жуткой действительностью. Что бы тебе ни приснилось, все будет не так страшно, как вид мертвой окровавленной Рози.

Алексу хотелось, чтобы слова Зигги его успокоили, но он чувствовал, что они верны лишь наполовину.

— Полагаю, что после прошлой ночи всех нас будут терзать демоны, — сказал он.

— И среди них вполне реальные, — произнес Зигги, отнимая руку и прижимая ладонь к ладони. — Не знаю как, но Макленнан догадался, что я гей. — Он прикусил губу.

— Вот дерьмо, — вздохнул Алекс.

— Знаешь, что ты единственный, кому я об этом рассказывал? — криво усмехнулся Зигги. — За исключением, разумеется, тех ребят, с которыми был.

— Разумеется. Но как он-то об этом узнал? — поинтересовался Алекс.

— Я так старался не врать, что он усек правду. И теперь я боюсь, что это разнесется дальше.

— С чего бы?

— Ты же знаешь, как люди любят сплетничать. Думаю, что копы в этом ничем не отличаются от других. Они наверняка придут разговаривать в университет. А если захотят на нас нажать, то это прекрасный способ. И вдруг им вздумается навестить нас дома, в Керколди? Что, если Макленнан решит в интересах дела заложить меня моим предкам?

— Он не станет этого делать, Зигги. Мы же свидетели. Ему нет смысла нас озлоблять.

Зигги вздохнул:

— Хотел бы тебе поверить. Но насколько я мог заметить, Макленнан обращается с нами скорее как с подозреваемыми, чем как свидетелями. А это значит, что он будет выискивать наши болевые точки и на них давить. Вот так.

— Мне кажется, что у тебя паранойя.

— Может быть. Но если он скажет что-то Бриллу или Верду?

— Они твои друзья. И не станут из-за этого от тебя отворачиваться.

Зигги фыркнул:

— Если Макленнан проболтается, что их лучший друг голубой, Верд захочет со мной подраться, а Брилл больше никогда не пойдет со мной в туалет. Они гомофобы. И ты это знаешь, Алекс.

— Они с тобой дружат полжизни. Это перевесит все глупые предрассудки. Я же не отвернулся, когда ты рассказал мне об этом.

— Я рассказал тебе именно потому, что знал: ты из-за этого от меня не отвернешься. Ты не какой-то тупой неандерталец.

Алекс скорчил самоуничижительную гримасу:

— Милое дело — исповедаться человеку, чей любимый художник Караваджо. Но они тоже не динозавры, Зигги. Они примут это нормально. Пересмотрят свои взгляды в свете того, что знают о тебе. Я и вправду не считаю, что тебе следует из-за этого беспокоиться.

Зигги пожал плечами:

— Может, ты и прав. Но я предпочитаю не подвергать их испытанию. И даже если они с этим смирятся, что будет, если это выплывет наружу? Скольких откровенных геев ты знаешь в университете? Все эти английские мальчики из привилегированных школ, которые всю юность трахали друг друга, они ведь проделывают это тайком. Не так ли? И все бегают за Фионами и Фенеллами, заботясь о продолжении рода. Погляди на Джереми Торпа. Он должен предстать перед судом за то, что замышлял убийство бывшего любовника с единственной целью: скрыть свою гомосексуальность. Это не Сан-Франциско, Алекс. Это Сент-Эндрюс. Мне потребуются годы, чтобы получить диплом врача. Говорю тебе, если Макленнан меня выдаст, на моей карьере можно ставить крест.

— Этого не случится, Зигги. Ты все преувеличиваешь. Ты устал. Ты же сам говорил, что у нас мозги враскорячку из-за того, что случилось. Я скажу тебе, что меня беспокоит гораздо больше.

— Что именно?

— «Лендровер». Что, черт возьми, мы будем делать с ним?

— Нам нужно вернуть его на место. Выбора у нас нет. Иначе его объявят украденным, и мы попадем в беду.

— То-то и оно. Но когда? — спросил Алекс. — Мы не можем сделать это сегодня. Тип, бросивший Рози на холме, должен был иметь какую-то телегу, и мы выглядим не слишком подозрительно только потому, что ни у кого из нас нет машины. Но если нас засекут, когда мы будем бороздить сугробы в «лендровере», мы сразу выйдем на первое место в хитпараде у Макленнана.

— То же самое случится, если «лендровер» вдруг появится у порога нашего дома, — заметил Зигги.

— Так что же нам делать?

Зигги пнул снег у себя под ногами.

— Полагаю, нам просто нужно подождать, пока накал спадет. Тогда я вернусь и перегоню его. Слава богу, я вовремя вспомнил о ключах и засунул их за пояс моих трусов. Иначе мы бы здорово влипли, когда Макленнан велел нам вывернуть карманы.

— Ты не шутишь? А ты уверен, что хочешь его перегонять?

— У всех вас в каникулы есть работа. А я легко могу ускользнуть. Стоит только намекнуть, что мне нужна университетская библиотека.

Алекс заерзал на своем насесте.

— Полагаю, ты понимаешь, что, скрывая тот факт, что у нас был «лендровер», мы, возможно, помогаем сорваться с крючка убийце.

Зигги потрясенно уставился на него:

— Ты же не считаешь всерьез, что…

— Что? Что это сделал кто-то из нас? — Алекс и сам не мог поверить, что высказал вслух подозрение, невольно угнездившееся в подсознании. Он торопливо постарался замаскировать оплошку: — Нет. Но эти ключи гуляли по рукам. Может быть, кто-то ими воспользовался и… — Голос его постепенно слабел и на последнем слове совсем стих.

— Ты знаешь, что этого не было. И в глубине души не веришь, что кто-то из нас мог убить Рози, — убежденно сказал Зигги.

Алекс хотел бы проникнуться убежденностью друга. Кто знает, что творится в мозгу Верда, когда он выше бровей накачан наркотиками? А как насчет Брилла? Он отвез ту девчонку домой, явно рассчитывая, что ему там обломится. Но что, если она его отшила? Он разозлился, ощутил неудовлетворенность, а может быть, был слишком пьян и захотел выместить это на другой девушке, которая его также отшила… на Рози, которая не раз делала это в «Ламмас-баре»… Что, если на обратном пути он на нее наткнулся? Алекс помотал головой. Думать об этом было невыносимо.

Словно почуяв, что творится в мыслях у Алекса, Зигги мягко произнес:

— Если ты думаешь о Верде и Брилле, то включи и меня в этот список. У меня было столько же возможностей, сколько у них. Надеюсь, ты понимаешь, какая это дикая мысль.

— Это безумие. Ты никогда не смог бы никому причинить вреда.

— То же относится и к двум другим. Подозрительность — это как вирус, Алекс. Ты заразился этим от Макленнана. Но тебе нужно избавиться от нее, прежде чем она завладеет тобой, поразит ум и душу. Вспомни все, что ты знаешь о нас. Никто из нас не годится в хладнокровные убийцы.

Слова Зигги не совсем развеяли тревогу Алекса, но ему не хотелось это обсуждать. Он просто обнял Зигги за плечи:

— Ты настоящий друг, Зиг. Пойдем. Давай отправимся в город. Я угощу тебя оладьями.