- Товарищ старший лейтенант! Думаю, мы еще можем держать элеватор. – высказался один из сержантов, судя по голосу, как понял Илья, командир пулеметного взвода.

-Конечно, Хозяинов, будем держаться. Если не мы, то кто? Надо думать, как бороться с танками…

20 сентября, в полдень, с двух сторон к элеватору подошли двенадцать танков и начали почти в упор расстреливать наш гарнизон. Моряки не дрогнули: из пулеметов и автоматов били по пехоте, не давая ей ворваться внутрь элеватора…

Илья находился в глубине здания, у лестницы, и отстреливал немцев, которые пытались проникнуть внутрь элеватора.

А те были уже у стен, шли они в атаку очень осторожно, бросая впереди себя гранаты.

-Эх, нам бы гранат! А нету! Мины есть, а миномет разбит… -злился лежащий рядом с Ильей матрос Алексей Черныш. – Вот бы их как гранаты можно было бы бросать!

«Как гранаты!» - Илья вспомнил, что в каком-то черно – белом фильме видел, как солдат бросал мины в окно, как гранаты. Ему еще папа говорил, что так не получится, потому что взрыватель там хитро устроен и сперва нужно было резко стукнуть хвостовой частью о твердую поверхность…

- Леша! Давай за мной, помогай!

-Ты что раскомандовался… Илюха, ты куда? – удивился матрос Черныш, но за мальчишкой побежал. Он уже видел, на что способен этот «салажонок» и полностью ему доверял.

Илья подбежал к тому месту, где были боеприпасы, схватил ящик с минами и устремился по лестнице на верх. Черныш сделал так же. Прибежали на 5 этаж.

-Леша, смотри что делаем: вынимаем патрон из хвостовика, снимаем колпак с взрывателя, бьем резко хвостовой частью поп полу и бросаем вниз! Должно получиться!

Илья провел все эти манипуляции, сжал мину, треснул хвостовиком об пол и сбросил ее вниз с пятого этажа… Через несколько секунд раздался взрыв.

-Ура!!! Получилось!!!

Чернышу ничего больше объяснять было не нужно – работает!!! И эту атаку фрицев удалось отбить…

Но к вечеру, после очередной атаки фашистской пехоте и саперам все же удалось проникнуть внутрь здания, дорогу себе они расчищали гранатами, взрывчаткой и даже огнеметами. Бой разгорелся внутри здания, но из-за дыма и в полутьме видеть врага было невозможно, приходилось биться на слух. Кое-где, на лестничных пролетах, начиналась рукопашная: в ход пошли ножи и приклады, штыки и куски бетона, кирпичи, так как патроны почти кончились. К ночи немцы были уже на пятом этаже, а Илья с товарищами на шестом.

Ночью, пользуясь тем, что они лучше знают здание, оставшиеся в живых морпехи пошли на прорыв в сторону железнодорожного моста. По пути бойцы наткнулись немецкую минометную батарею, без выстрелов, штыками и саперными лопатками перебили минометчиков, которые совсем не ожидали увидеть здесь группу старшего лейтенанта Полякова, разжились там трофейным оружием, едой и водой. Потом оврагом добрались до берега Волги. Всего 15 пехотинцев вывел к своим старший лейтенант Михаил Поляков…

Из рапорта 94-й немецкой пехотной дивизии: «22 сентября. Сопротивление в элеваторе сломлено. Мы нашли трупы сорока убитых русских. Половина из них в военно-морской форме — морские дьяволы…».

Госпиталь.

25 ноября 1942 года. Уже прогрохотали тысячи орудий и «Катюш», прорывая оборону фрицев с севера и юга, уже замкнули наши войска кольцо в районе Калача-на-Дону, а «в колечке 22 дивизии»… Как его привезли в Пензу Сережка не помнил, да и о том, что он в этом городе узнал не сразу. Сейчас Серый быстро шел на поправку. Снова пришлось вспоминать о зарядке и физкультуре. А ведь он с ребятами, как попал в 1942 год, ни разу не делал что-то типа зарядки, хотя, во время первого попадания ни дня не проходило без нее. После ранений снова нужно было приводить себя в форму. Сегодня привезли новую группу раненых, Серый помогал их переносить. Сережка подставил плечо солдату, который прыгал на одной ноге, с другой стороны его поддерживала медсестра. Перед ними в дверь приемного отделения заносили носилки с бойцом, закутанным в шинель. При повороте шинель распахнулась, а из рукава шинели выпала бумажка. Сережка посмотрел на упавшую бумажку, посмотрел на носилки, на них лежал мальчишка, лет десяти – двенадцати с забинтованной шеей и головой.

Уже после разгрузки Сережка, почему-то, вспомнил про бумажку, нашел, подобрал со снега, развернул ее:

«Этот мальчик, Толик Курышов, с 28 сентября по 24 ноября находился со мной в торцевом доме № 61 на площади 9 Января. Отражал атаки немцев. Считаю его бойцом своего гарнизона и прошу содействия в спасении его жизни. Гвардии сержант 3-го разведбатальона 42 гв. полка Я. Ф. Павлов».

-Сергей Иванович! – обратился к главному хирургу госпиталя Серый, увидев того идущего в коридоре.

-Так, тезка, не вовремя, все вопросы потом! На операции – прости. Все потом!

Через три дня все же сумел увидеть того мальчика. Ему сделали операцию – удалили осколок, что попал в основание черепа. Лицо его было почти полностью забинтовано. Через 5 дней мальчишка заговорил, но часто терял сознание. Парнишка не помнил откуда он, не помнил фамилию, но знал, что его зовут Алеша.

Через несколько дней в госпиталь пришла женщина, она искала своего сына …

- Да поймите вы! Нет у нас мальчика по имени Толя. У нас всего три подростка: Миша, Алеша и вот – Сережа. – один из врачей объяснял плачущей женщине, при этом показал на проходящего мимо Серого.

А у Сережки в голове вспыхнули слова из записки, что он хранил в тумбочке: «Толя Курышов»!!!

Серый остановился, как будто наскочил на стенку:

-Как Вы сказали? Толя? А фамилия как?

-Курышов… - женщина вытерла платочком слезы. – Я его на каникулы в Сталинград отправила, к сестре своей… Кто ж знал, что немец туда придет?

-А у него какие-то приметы есть? – задал вопрос Серый.

-Какие приметы? – не поняла женщина.

-Ну, особенности… Родинки, нос картошкой…

Женщина всплеснула руками и прикрыла пальцами правой руки рот, помолчала пару секунд, думая:

-Есть! Есть примета! Брат ему на руке наколку сделал «Толя»! Ох, и выдрала я их хворостиной обоих!

-Постойте – ка, у Алешки такая татуировка на руке. Он сказал, что это память о брате.

Они втроем пошли в палату, где лежал мальчик.

Женщина сперва не узнала в забинтованном мальчике сына, потом взяла за руки и, увидев на руке неровные буквы «Толя», заплакала, запричитала:

-Толечка… Живой, нашла я тебя, сыночек!

Мальчика открыл глаза, посмотрел на женщину и спросил:

-Тетенька, а вы кто?

-Толечка! Ты что? Это я, мамка твоя!

-Мамка… - мальчишка немного помолчал, пытаясь что-то вспомнить. – Тетенька, я – Алеша, я не Толя.

-Давайте выйдем из палаты в коридор! – врач приобнял женщину и стал выводить ее из палаты. Сережка в шоке двинулся за ними.

-Как же так! -рыдала женщина. – Он меня не узнает… Но ведь есть метка на руке… Это его метка – «Толя»! Во и записка, что мальчик принес записку, там написано, что Толя Курышов…

Мама Толи посмотрела на Сережку, который только что принес ей записку Якова Павлова, в честь которого назовут один из легендарных пунктов защиты Сталинграда.

-Послушайте меня. – Врач взял женщину руками за плечи. – Успокойтесь. Такое бывает при ранениях головы – амнезия. Это проходит. Нужно время – память восстановится…

Главврач, при наличии записки и татуировки согласился отдать «Алешу», который Толя его маме для дальнейшего лечения…

В этом госпитале к Сережке приклеилось новое прозвище, правда, не очень отличающиеся от прошлого: был «Сергей – Стреляный воробей», а теперь стал «Пострел» или «Постреленок» (нечто среднее между «пострелом» и «орленком»).

Сережка теперь был в палате выздоравливающих. Главврач так еще и не решил, что с ним делать: отправлять в детдом или оставить при госпитале – он же совсем один, сирота, хоть мальчишка и настаивал, чтоб его отправили обратно в 154 морбригаду, к «своим»… Ему пришло письмо из разведроты, даже «похоронку» прислали, только не было у Сереги тех же чувств, которые были к капитану (майору) Смирнову, «Медведю» Ивану Овчаренко, другим разведчикам В/Ч 01509…