— Нет. В июле я была за границей и вернулась, когда следствие уже закончилось.

— Понятно, — сказала мисс Силвер. — Как и капитан Каннингхэм. А мисс Грей, насколько я понимаю, решительно не расположена отвечать на вопросы.

— Она просто на них не отвечает, — уточнила Хилари.

Мисс Силвер поджала губы.

— Ужасно глупо, — сказала она. — Впрочем, родственники почти всегда тормозят расследование, скрывая то, что, по их мнению, способно повредить дорогому им человеку. Однако, если мистер Грей действительно невиновен, чем больше света будет пролито на каждое из обстоятельств дела, тем для него лучше. И если миссис Грей скрывает что-то, пытаясь оградить мужа…

Генри, нахмурившись, перебил ее:

— У нас нет никаких оснований полагать, что миссис Грей делает нечто подобное.

Однако крохотные бледные глазки мисс Силвер смотрели вовсе не на него. Они смотрели на Хилари.

— Мисс Силвер, почему вы так говорите?

— Но ведь я права, не так ли? Что еще может заставить ее отказываться отвечать на вопросы и помогать тем самым расследованию? Она боится, что выяснится нечто — нечто пагубное — нечто, что она знает и что, мисс Хилари, вы, по-моему, знаете тоже.

Генри ошеломленно повернулся к Хилари — как раз вовремя, чтобы увидеть, как она краснеет до самых корней своих коротких каштановых кудряшек. Ее глаза наполнились слезами, и она растерянно спросила:

— Но как вы узнали?

Мисс Силвер посмотрела на папку и с некоторым упреком кашлянула.

— Невелика заслуга увидеть то, что находится прямо под носом. Так вы расскажете, чего боится миссис Грей?

— Но я не могу!

Мисс Силвер взглянула на нее как-то по особенному. Так могла смотреть добрая тетушка — например, тетя Эмелин, — собираясь подарить на Рождество пять фунтов. Очень ласково и не менее строго она сообщила:

— Знаете, я большая поклонница лорда Теннисона. Mot juste [12] — как часто оно встречается в его творчестве! «Верь мне во всем или не верь мне вовсе». Мне часто приходится цитировать это своим клиентам. Необходима абсолютная откровенность.

Хилари посмотрела на Генри, и тот кивнул. Он с трудом себе представлял, каким образом Хилари удалось бы навредить Джеффри Грею в нынешнем его положении. В любом случае повесить его уже не могли, и потом, Генри всецело полагался на благоразумие этой маленькой и респектабельной старой девы.

Хилари уткнулась щекой в ладонь и начала рассказывать мисс Силвер о своей встрече с миссис Эшли.

— Она работала в Солвей-Лодж приходящей прислугой, и никто даже и не подумал вызывать ее в суд, потому что в тот день она, как всегда, ушла ровно в шесть, а полиции заявила, что ничего не знает.

Генри дернул ее за рукав.

— Это еще что такое?

— Прости, Генри, я тебе этого не рассказывала. Я не могла.

— Продолжайте, — сказала мисс Силвер.

И Хилари продолжила, останавливаясь, только чтобы глотнуть воздуха:

— Я съездила к ней. Жалкое, забитое существо. Она все плакала и повторяла, что обещала Марион молчать. — (На этом месте Генри начал мучительно раскаиваться в своем кивке и покрепче сжал руку Хилари.) — Но я ее все-таки заставила говорить. Она действительно ушла в шесть. Но она вернулась! Она выронила в кабинете письмо и хотела его забрать. Она собиралась пробраться туда через окно в сад, но, подойдя ближе, услышала громкие голоса. Кто-то ссорился в кабинете, а потом мистер Эвертон воскликнул: «Мой родной племянник!», и раздался выстрел. Она сразу убежала и опомнилась уже только дома.

— Ясно, — сказала мисс Силвер. — Все ясно. И сколько же тогда было времени?

Хилари перевела дыхание.

— Вот в этом-то весь и ужас! Для Джефа, я имею в виду. Идя к дому по Окли-роуд, она слышала, как часы на церкви пробили восемь. Я даже обрадовалась сначала, когда она это сказала, потому что от Окли-роуд до Солвей-Лодж идти ей было от силы минут десять. Джеф добирался за пять, и я даже не представляю, как нужно ползти, чтобы это отняло больше семи или восьми минут, ну да уж ладно — дадим миссис Эшли десять. А если она слышала выстрел в восемь десять, это полностью оправдывало Джефа, потому что он мог оказаться там никак не раньше четверти девятого, и я уже думала, что все в порядке! — Голос Хилари совершенно недвусмысленно говорил о том, что в действительности все обстояло ровным счетом наоборот.

— И что же оказалось не в порядке? — тут же спросил Генри, а мисс Силвер устремила на нее вопрошающий взгляд.

— А то, что она добавила, и держалась этого до последнего, что проклятые часы ошибались минут на десять, и на самом деле была уже чуть не половина девятого, когда она добралась до дома.

— Она сказала, что часы отстают? — спросила мисс Силвер.

— Да. И что все в доме об этом знали.

— Часы, — промолвила мисс Силвер, — исключительно ненадежный свидетель. Вы уверены, что она говорила именно об отстающих часах?

— Да я уж сколько раз ее спрашивала, — несчастным голосом ответила Хилари. — А она сказала, что даже жаловалась на эти часы миссис Мерсер. Мол, вечно они портили ей кровь, когда она утром шла на работу.

— Почему? — отрывисто спросила мисс Силвер.

— Потому что из-за них ей вечно казалось, будто она опаздывает. — Глаза Хилари округлились. — Ой!

— Но тогда, значит, они спешили, — сказал Генри. Он сжал руку Хилари и потряс. — Эй, Хилари, проснись! Думай головой, она для этого и предназначена. Чтобы твоей миссис Эшли казалось, будто она опаздывает, часы должны были спешить, а не отставать!

Глаза Хилари стали совсем круглыми.

— Вот черт! — проговорила она сдавленным шепотом.

— Именно, — добавила мисс Силвер.

— Ну как можно быть такой идиоткой? — закончил Генри Каннингхэм.

— Вот черт! — повторила Хилари. — Она ведь сказала мне это точно так, как я передала сейчас вам. И я пропустила это мимо ушей. Наверное, она говорила это и Марион, и та не поняла тоже и даже попросила ее молчать об этом. А ведь это могло бы спасти Джефа. О мисс Силвер, это его спасет!

Мисс Силвер кашлянула.

— Не стоит особенно на это рассчитывать. Подобные факты нуждаются в самой тщательной проверке, а прошло как-никак пятнадцать месяцев. Однако, если удастся доказать, что в июле прошлого года церковные часы спешили на десять минут, это будет означать, что выстрел, убивший мистера Эвертона, прозвучал совсем близко к восьми часам вечера.

— О мисс Силвер!

Мисс Силвер кивнула.

— Теперь что касается восклицания, которое слышала миссис Эшли. — Мисс Силвер деловито кашлянула. — Здесь, разумеется, может быть несколько толкований. Слова Джеймса Эвертона «Мой родной племянник!» миссис Эшли, равно как и миссис Грей, истолковала, очевидно, как обращение к его племяннику Джеффри Грею. Вы, кажется, придерживаетесь того же мнения. На самом деле это далеко не столь очевидно. Он действительно мог обращаться к мистеру Джеффри Грею, но восклицание само по себе отнюдь не доказывает, что он это делал. Например, оно могло служить ответом на какое-нибудь обвинение или клевету в адрес мистера Грея и означать категорическое нежелание в это верить. Далее, у мистера Эвертона три племянника, и восклицание могло вообще не иметь никакого отношения к Джеффри Грею.

— Но самое главное — время! — воскликнула Хилари. — Если только нам удастся доказать, что часы спешили! О мисс Силвер, мы обязаны доказать это! Потому что если Джеймса убили в восемь, это сделан уж точно не Джеф.